10.2. Изучение Израиля как поле идеологической борьбы
Изучая Государство Израиль, советские обществоведы и историки уделяли внимание самым разнообразным проблемам. Если в работах, посвященных внешней политике еврейского государства, всячески подчеркивался его агрессивный внешнеполитический курс по отношению к арабским странам, а также его зависимость от Соединенных Штатов и Западной Германии, то в работах, затрагивавших внутриполитические аспекты, круг тем был более вариативным, хотя тезис о том, что сионизм есть «крайнее проявление реакционной буржуазно-националистической идеологии» повторялся практически в каждой книге.
Одной из центральных тем в работах советских авторов были противоречия внутри израильского общества. Особый акцент делался на неравном статусе различных групп населения, вследствие чего еврейское государство характеризовалось как «строй сионистской диктатуры» [242] . Подчеркивались не только противоречия между еврейским и арабским секторами израильского общества, но и между различными этническими группами внутри еврейского социума. Эта картина дополнялась критикой той роли, которую играют религиозные структуры в стране; особо отмечался тот факт, что в стране отсутствует институт гражданского брака (он отсутствует до сих пор).
Советские авторы указывали на иерархию внутри еврейского социума в Израиле, выстроенную по субэтническому признаку [243] . Разные авторы называли при этом разное количество субэтнических групп, однако все они подчеркивали, что внутри израильского общества существует отчетливая этносоциальная дискриминация. Указывалось, что наивысшее положение занимают сабры – уроженцы Израиля, затем несколько менее привилегированное положение занимают евреи – выходцы из Европы и Америки, и, наконец, самым низким социальным статусом обладают сефарды – «восточные» евреи, выходцы из арабских стран. Чем ниже социальный статус той или иной субэтнической группы, тем большей дискриминации в экономике, социальной сфере и политике она подвергается: «В то время как сефарды составляют более половины населения Израиля, в парламенте депутаты- сефарды составляют лишь пятую часть; среди высшего звена Гистадрута – не более одного процента; а высшее образование получают только 6–8 % молодых евреев восточного происхождения» [244] . Авторы указывают также на существование конфликтов не только между группами, но и внутри групп. Как отмечается, «внутри этих групп есть свои подгруппы: евреи из США привилегированнее евреев из Англии, последние же стоят на ступеньку выше иммигрантов из Румынии; сефарды из Йемена имеют более высокий статус в своей группе, чем выходцы из Марокко» [245] .
Даже если отдельные количественные данные, приводимые советскими авторами в подкреплении своих идей, и представляются неточными, то сам тезис о существовании в Израиле межгрупповых и межобщинных противоречий в целом верен. Если сравнить анализ израильского общества с аналогичными работами собственно израильских социологов (в частности, с изданной в 1989 году этапной книгой Дана Хоровица и Моше Лиссака «Trouble in Utopia»), картина окажется весьма схожей: иерусалимские социологи также говорят о «расколотом израильском обществе», где противоречия между сефардами и ашкеназами , между религиозной и светской частями населения то затухают, то вновь обостряются [246] .
Много внимания советские авторы уделяли невозможности заключения в Израиле гражданского брака. Особенно подчеркивалась невозможность вступить в брак для атеистов, для смешанных пар, а также для тех, чье еврейство вызывает вопросы у раввината [247] . Деятельность Министерства внутренних дел и Министерства по делам религий подвергалась острой критике и характеризовалась не иначе как «расовая дискриминация», деятельность же главного религиозного органа страны – Верховного раввината, наделенного не только религиозной, но и судебной и административной властью в религиозно-семейных вопросах – опирается, по мнению советских авторов, на «архаические, изжившие себя нормы» [248] . Объектами критики были как практика религиозного принуждения» в целом, так и, в частности, невозможность «тех, кто не придерживается иудейского вероисповедания», вступать в брак [249] . Подчеркивалась «растущая клерикализация страны»: так, в пример приводилось принятое в 1970 году определение еврея как рожденного от матери-еврейки или прошедшего ортодоксальный гиюр, что является «насильственным навязыванием религии государством, отрицанием естественного права родителей смешанного происхождения решать, какую национальность выбирать для детей» [250] . Все эти проблемы – отнюдь не вымышленные, о них много говорилось и в самом Израиле [251] , однако когда все это было написано в книге, озаглавленной «Сионизм – орудие империалистической реакции», стоит ли удивляться, что подавляющее большинство советских евреев (для которых, собственно, это и издавалось прежде всего) относились к ней, мягко говоря, с некоторым недоверием?
При этом важно отметить, что, даже верно указывая на проблему, касающуюся религиозного принуждения, советские авторы ни словом не упоминали о том, что в Израиле существуют различные механизмы, позволяющие существенным образом сгладить остроту проблемы. Так, в частности, нигде в советских публикациях не упомянуто, что Государство Израиль признает браки, заключенные гражданами страны за границей. Данная практика существует с 1962 года, когда постановлением Верховного суда израильская пара, заключившая брак в Республике Кипр, получила право подтвердить его в МВД Израиля. По этому же решению Верховного суда все браки, заключенные израильтянами за границей, должны признаваться Министерством внутренних дел [252] .
Наиболее несбалансированный анализ советскими авторами израильских реалий имел место в области отношений между различными гендерными группами. Худшее положение женщин в экономической и политической сферах жизни многократно преувеличивалось. Утверждалось, будто женщины получают только половину от заработной платы мужчин, при выполнении той же работы, что они отстранены от активного участия в политической жизни страны и, наконец, что женщины из восточных общин «считаются гражданами второго сорта» [253] . Идеологически обусловленное стремление показать «антагонистичность классовой структуры израильского общества» затушевывало реальность и заставляло авторов искажать факты.
Однако наибольшее внимание уделялось различиям между уровнем жизни евреев и арабов в Израиле. «Арабы, составляющие около 15 % населения Израиля, в полном смысле изгои – будь то в области экономической или социальной, будь то в сфере образования или медицины» [254] : арабские рабочие в большинстве своем неквалифицированны и заняты на сезонных работах; квалифицированные же работники сталкиваются с дискриминацией на рынке труда при устройстве в престижные компании; сельское арабское население значительно меньше охвачено системой медицинского страхования; наконец, лишь считанные проценты арабских молодых людей поступают в университеты и получают высшее образование. В подтверждение этих тезисов Л. Рувинский цитировал слова леворадикального израильского химика и правозащитника Исраэля Шахака (1933–2001): «Государство Израиль не является государством израильтян, это – еврейское государство» [255] . Опять-таки проблема неравенства между еврейскими и арабскими гражданами Израиля существует, она никак не выдуманная, но за прошедшие годы (с момента окончания войны в начале 1949 года и до конца 1970-х – начала 1980-х, когда печатались цитируемые здесь книги и статьи) она стала значительно менее острой, чем была изначально: в 1966 году был отменен режим военных администраций в районах компактного проживания арабского населения, в парламенте Израиля значительно выросло число независимых арабских депутатов, существенно вырос средний уровень жизни арабского населения и т. д. [256] . Израиль ищет, как совместить свой национальный – еврейский – и свой демократический характер, достигнув немалого в ходе этих поисков [257] . Обо всем этом в работах советских авторов не говорилось ни слова. Обличительный настрой препятствовал попытке непредвзято и вдумчиво разобраться в происходивших в израильском обществе сложных процессах.
Как уже отмечалось выше, одна из наиболее специфических особенностей советского израилеведения состояла в том, что значительная его часть была прямо вовлечена в идеологическую борьбу с эмиграционными настроениями советских евреев. В этом контексте авторы книг жертвовали научностью, ставя перед собой цель представить образ Израиля в максимально негативном свете. Если советские евреи полагали, что в СССР они подвергаются дискриминации по национальному признаку, то в книгах и статьях об Израиле рисовалась картина еще большей социальной дискриминации, которой подвергаются новые иммигранты в Израиле, в особенности приехавшие из Советского Союза. Демотивация потенциальных эмигрантов продолжалась путем представления Израиля как «псведосоциалистической» страны, в которой идеалы равенства и социальной справедливости остаются лишь на уровне риторики. Наконец, если советские евреи считали СССР тоталитарным государством, то Израиль нередко представлялся как «псевдодемократия», в которой существует лишь иллюзия выборов.
В рамках этой парадигмы советские авторы предпринимали попытки проанализировать израильскую партийную систему, в особенности программы и политический курс двух крупнейших партий страны – Партии труда и «Ликуда». Партия Труда (до 1968 года – МАПАЙ), образованная в 1930 году путем слияния нескольких более малых общественных объединений и бывшая до 1977 года доминирующей в Израиле, всегда лишь «прикрывалась социалистической фразеологией, отвергая базовые постулаты марксизма» [258] . Если и были различия в трактовках и оценках советскими авторами этого вопроса, то центральной темой неизменно оставалось проведение максимально четкого различия между советским «реальным социализмом» и израильским «социал-сионизмом». В то время как первый, по мнению всех авторов, являлся «еще одним большим шагом на пути к коммунизму», то второй – лишь «ширмой, за которой скрывается буржуазный реформизм и антагонистические классовые противоречия» [259] . Тот тип общественного устройства, который сложился в Израиле, чаще всего назывался советскими авторами «псевдосоциализмом» и служил, по их мнению, цели введения в заблуждение «трудящихся-евреев и мирового общественного мнения, не имея ничего общего с подлинным социализмом» [260] .