овалось заселить бывшую столицу Астраханского ханства и ее окрестности, чтобы русский гарнизон мог получать содержание и пропитание от местных жителей, не полагаясь во всем на поставки из «верховых» городов. Астраханские воеводы И. Черемисинов и И. Выродков разными способами – и насильственным захватом «в полон», и переманиванием (например, обещанием «кормить», когда в степи царил голод) – привлекли в город и его окрестности кочевников-ногаев, которые сформировали тюркский компонент новой, российской Астрахани. Во второй половине XVI в. и в XVII в. Астраханское воеводство оставалось в сущности российским анклавом в Степи. Русские переселенцы здесь селились по берегам Волги, обживая ее берега, острова, протоки и рукава, а окрестные степи, неудобные для земледелия, оставались за кочевниками[355]. Складывались – а точнее, продолжались – контакты русских с кочевниками. Разумеется, владея положением, русские теперь были в более выгодной ситуации, чем в домонгольский и тем более ордынский период.
В 1582—1598 гг. к России было присоединено Сибирское ханство, основную часть населения которого составляли полукочевники – сибирские татары, башкиры, ханты, манси. На рубеже XVI и XVII вв. на бывших землях Сибирского ханства были основаны русские крепости Березов, Обдорск и Мангазея. Приобские угорские народы отличались невысоким уровнем этнической консолидации. Их «княжества» были обособленными, а сами угры совершали походы друг на друга с целью наживы[356]. Такая разобщенность способствовала установлению российской власти над ними.
В XVII и первой половине XVIII вв. русские достаточно быстро «проходят» и присоединяют к России огромную Сибирь и значительную часть Дальнего Востока. Так в составе страны появляются земли алтайцев, хакасов, бурят, якутов и других народов, которые вели кочевой или полукочевой образ жизни. Характерно, что территория обитания коренных народов признавалась государственной (или царской) собственностью[357].
В XVII в. из Джунгарии к границам России прикочевали примерно 60 тыс. семей калмыков[358]. Основная масса их обосновалась на Нижней Волге и образовала там новое ханство, вассальное по отношению к России. В 1664 г. царь удостоил калмыцкого хана Мончака булавой и знаменем – символами государственной власти. Калмыцкое ханство располагалось по обеим сторонам Волги от Астрахани до Самары и Царицына, охватывая донские и уральские степи вплоть до Яика. Оно делилось на улусы трех главных племен: Торгоутовский, Дербетовский и Хошеутовский. Улусы, возглавлявшиеся князьями-тайшами (с начала XVIII в. – нойонами), делились в свою очередь на округа-аймаки под руководством зайсангов[359].
Важнейшим результатом русской колонизации Северной Евразии в XVII и XVIII вв. стало то, что «над Степным поясом нависла с севера нарастающая мощь грядущей Российской империи»[360]. Великая степь стала одним из важнейших объектов внешней политики России.
В результате присоединения Поволжья, Урала и Сибири Россия начала граничить с землями казахов. В XVIII в. линии русских казачьих поселений-пикетов и крепостей начали заходить в казахские степи. В 1716 г. был основан Омск, в 1718 г. – Семипалатинск, в 1720 г. – Усть-Каменогорск[361].
У казахов в то время не было единого государства. Они делились на Старший, Средний и Младший жузы (племенные союзы). Каждый из них кочевал в определенной зоне степей и пустынь, хотя четко установленных границ между ними не было. Точно так же перемещались каждое родо-племенное подразделение внутри жуза и каждый аул[362].
В этот период казахи не только претерпевали внутренние неурядицы, но и вели тяжелую борьбу с Джунгарией (ойрат-монгольским государством, граничившим с землями казахов с востока). Выход казахи нашли в поиске поддержки от России. Осенью 1730 г. бии Младшего жуза собрались на сход. Хан Абулхаир[363], основываясь на настроениях части биев, направил в Санкт-Петербург грамоту с предложением о принятии в подданство России. В следующем году императрица Анна Иоанновна прислала Абулхаиру грамоту с положительным ответом. Однако российский посланник А.И. Тевкелев, прибыв к казахам, был вынужден вновь вести переговоры по этому вопросу не только с ханом, но и с султанами, биями и народом. Он сумел получить клятвенные обещания о вхождении в русское подданство от Абулхаира и еще нескольких десятков властителей Младшего жуза и направил их в Санкт-Петербург в январе 1732 г.[364]
В 1734 г. Анна Иоанновна подписала грамоту о принятии в российское подданство также и Старшего жуза. Однако территориальная отдаленность его от России и сложные отношения со среднеазиатскими государствами и Джунгарией затормозили этот процесс[365]. Таким образом, в подданство России, – фактически став вассалом, но не полностью интегрированной территорией, – в XVIII в. вошел только Младший жуз, территориально наиболее западный из всех казахских земель.
Политика Российского государства по отношению к казахским землям на практике первоначально выразилась в «военно-казачьей» колонизации края. Создавались «пограничные» линии, все больше и больше продвигавшиеся в глубь Степи, военные крепости, редуты, пикеты, посты. Эта политика «медленного» вторжения в Степь преобладала в ходе XVIII и первой половины XIX вв.[366] В 1750 г. была создана Пресногорьковская линия (от крепости Звериноголовской через Петропавловск до Омска), которая совпадала с границами казахских земель. В 1763 г. был издан указ о заселении земель по Бухтарме и Иртышу[367], который фактически и положил начало колонизации казахской степи.
Суть «азиатской доктрины» России применительно к казахским землям заключалась в том, чтобы не только утвердить власть над Степью, но расширить пределы русских владений на юго-востоке до ближайших «культурных» земледельческих государств, т.е. среднеазиатских ханств, и установить с ними добрососедские отношения[368]. После захвата китайцами Джунгарского ханства в 1759 г. точка противоречий между Россией и Китаем также переместилась в Среднюю Азию[369]. Задача проникновения в этот регион была окончательно решена Россией позднее, в XIX в.
В конце XVIII в. по результатам Русско-турецких войн в состав России вошло Крымское ханство, на территории которого проживали кочевники – ногайцы.
В целом большинство кочевых народов воспринимали вхождение в состав России как свободный выбор, взаимовыгодный договор. Башкиры подданство царю рассматривали как результат взаимного согласия с Москвой[370]. Калмыки после принятия русского подданства продолжали жить в рамках своего самостоятельного ханства. От казахских владетелей русское правительство кроме присяги на верность, небольших даров и присылки аманатов (заложников) не требовало других знаков верности. Русско-казахские отношения в рамках протектората (с 1731 г. по начало XIX в.) можно обозначить как номинальное подданство. Казахские степи оставались вне пределов Российской империи, хотя и были полукольцом охвачены линиями русских военных укреплений. Русское правительство не вмешивалось во внутреннее управление казахов, а старалось влиять на Степь через казахских же ханов, сделав их орудием своей восточной политики[371].
При всех сложностях во внутриполитических и межэтнических отношениях Россия в глазах ее подданных порой выглядела носительницей свободного и справедливого правления. Так, башкиры первоначально расценили монархию Ивана IV как менее жесткую политическую систему по сравнению с прежним ногайским наместничеством на своих землях. В таком же ключе сравнивали власть цинского богдыхана и русскую власть монголы, переселившиеся из Китая в российскую Сибирь. В середине и второй половине XVII в. наблюдалось бегство зависимых калмыков в соседние русские селения и города. Там они оказывались вне досягаемости своих ханов, нойонов и тайшей[372]. Казахи, опасаясь одновременных военных действий против них России и Китая, стояли перед выбором – подчиниться одной из сторон, найдя таким образом защиту от второй. Бóльшая часть казахов предпочли российское подданство[373]. Таким образом, при вхождении кочевых народов в состав России в основном не проявлялся какой-либо антагонизм между ними. Кочевников не особенно пугало то, что Россия – это «оседлое» государство.
Важным вопросом в присоединении «кочевых» территорий и их освоении является оценка роли русского казачества. Британский историк А. Тойнби оставлял ему заслугу в покорении Великой степи и «победе над кочевниками»: «Казаки дали достойный ответ на вызов кочевников Великой степи на юго-восточных границах православного христианства». Они, «одержав эту беспрецедентную победу, были пограничниками русского православия, противостоящими евразийским кочевникам… В неравном союзе с Московией, которая усиливала свою экспансию, но не лишила казаков свободы, казацкие владения распространились до сибирских рек, впадающих в Ледовитый океан»[374]. Можно согласиться с такими выводами, однако необходимо уточнить, что сибирские владения были не казацкими, а российскими. Казаки не были самостоятельным субъектом международных отношений. Все их земли к моменту начала освоения Сибири были включены в состав России. Освоение и заселение окраин государства казаками чаще всего происходило с санкции российских властей.
Но есть у А. Тойнби и весьма спорные выводы – например: «Подобно тому как современные западные “строители империи” подавили своих примитивных противников превосходящей индустриальной мощью, казаки подавили кочевников, опираясь на развитую культуру земледелия»[375]. Известно, что казаки в земледелии как раз не были сильны. Изначально они вообще им не занимались, т.к. получали пропитание и доходы, в основном, за счет войны и набегов. Слабость казачьего земледелия в степях отмечалась вплоть до конца XIX в., о чем будет сказано далее в книге.
Еще одно спорное утверждение А. Тойнби: казаки использовали против кочевников реки как оборонительные рубежи, потому что «реки были серьезной преградой для кочевников-скотоводов, не имевших навыков использовать их в качестве транспортных артерий»[376]. Действительно, казачьи укрепленные линии в Степи часто располагались вдоль рек – например, Яика и Иртыша. Это было сделано потому, что реки удобны для обороны. Однако, если кочевники не умели пересекать реки, как тогда монголы и другие кочевники-завоеватели смогли дойти из глубин Азии до Европы? Известно, что монголы предпочитали передвигаться зимой именно по замерзшим рекам и другим водоемам. Также известно, что в первой трети XVIII в. казаки на Яике претерпевали мощный натиск со стороны казахов[377]. Таким образом, казаки сдерживали кочевников вдоль рек не потому, что последние не умели пользоваться реками, а потому, что казаки исполняли приказ российских властей не позволять кочевникам эти реки переходить.