У казаков сложная история. Хотя Россия сама в середине XVI в. помогла основать твердыню казачества на Днепре – Запорожскую Сечь, та оставалась свободным квазигосударством. Запорожцы, хотя и были опорой православия на границе с мусульманским миром (Крымским ханством), пытались сохранить свою свободу, не переходили в подданство России и даже воевали с ней. Казаки заняли территории, где прежде жили печенеги и половцы, и их земли стали своеобразным наследником кочевой «буферной» зоны, существовавшей во времена Древнерусского государства[378]. Впоследствии, в ходе массового расселения казаков по всем южным границам России и создания казачьих войск, они стали одной из главных и надежных опор государства.
Вопрос о роли казаков в покорении Степи интересен еще и тем, что изначально казаки сами были «свободными людьми», по духу и образу жизни близкими кочевникам. Само слово «казак», как известно, имеет тюркское происхождение: от слова «каз» («кас») – «блуждать, скитаться, кочевать». Это слово являлось социальным термином, а не этнонимом, и обозначало «человека, отделившегося от своего государства, племени или рода и принужденного вести жизнь искателя приключений»[379]. Именно такими изначально и были казаки, которые сложились из бежавших в низовья Днепра и на Дон жителей России, принадлежавшей полякам Украины, а также других стран и регионов.
Интересно, что в некоторых тюркских языках слово «казак» означает «русский»[380]. Особенно это характерно для Сибири, где казаки действительно были «лицом» России.
В этногенезе казаков, кроме основного восточнославянского, был и тюркский компонент. Неспроста заметно созвучие слов «казак» и «казах». Слово «казах» (қазақ) как этноним для этого тюркского народа употреблялось с XIX в.[381], хотя в основном русские власти и ученые применяли применяли термин «киргиз-кайсаки» или просто «киргизы». При советской власти для обозначения казахов стали употреблять термин «казак» (но не «казах»). Конечно, он созвучен самоназванию казахов, однако, на наш взгляд, он отражает и тот факт, что со времен Гражданской войны русские казаки, массово поддержавшие Белое движение, для советской власти фактически стали врагами. Возможно, передачей этнонима «казаки» казахскому народу власти СССР хотели затушевать само существование русских казаков. Подчеркнем, что это только версия, которая требует дополнительного исследования, однако в ее пользу говорит характерный факт: в 1936 г. в СССР казахов официально перестали именовать казаками и присвоили им этноним «казахи» – и это произошло одновременно с официальной реабилитацией русского казачества, которое было признано «советским не только по государственной принадлежности, но и по духу, по устремлениям, по преданности советской власти». 20 апреля 1936 г. ЦИК СССР принял постановление «О снятии с казачества ограничений по службе в РККА».
Казахский историк К. Нуров высказал интересное мнение по поводу родства казаков и кочевников-тюрок: «В основе… казачьих вольниц России лежал древний тюрко-монгольский институт казачества. Множество кочевников из разных мест Великой степи, порывая с родными общинами и родоплеменной знатью, уходили в интернациональные казачьи коши ради военной добычи… Во время усиления репрессий против казачества со стороны московского правительства многие русские казаки бежали к казахским ханам в родную им степь, где царила столь ценимая ими казачья воля».
К. Нуров отмечал, что в исторических документах XVI—XVII вв., где «речь идет о казахах и казаках, иногда путаются даже профессиональные историки, поскольку и те и другие фигурируют под названием казаков». И лишь с XVIII в. «из-за сознательного приписывания к казачьим войскам большого количества русских крестьян существенно снизилась… тюркская составляющая казачества “ордынского” происхождения». Тем не менее между казаками и казахами и далее не было жесткого антагонизма и сохранялись контакты, в том числе браки[382]. В 1875 г. войсковой наказный атаман Н.Г. Казнаков в своем отчете генерал-губернатору Западной Сибири писал, что местные казаки «научились поголовно киргизскому[383] наречию и переняли некоторые, впрочем, безвредные, привычки кочевого народа»[384].
Действительно, переимчивость казаков широко известна (так, кубанские и терские казаки переняли свой стиль одежды у народов Кавказа). Можно сказать, что неспроста казаки в степи даже в XIX в. не очень хотели заниматься земледелием (как и кочевники), а власти пытались ограждать их от контактов с соседними кочевыми этносами.
Таким образом, в XVI—XVIII вв. Россия покорила значительную часть «кочевых» территорий, ранее принадлежавших Орде, вышла в Сибирь и на Дальний Восток, к границам Китая и среднеазиатских государств. «Кочевые» регионы стали окраинными территориями страны и с севера, и с юга – двумя длинными и широкими (в некоторых местах) полосами.
В основном кочевые народы перешли под власть России мирным путем (особенно это касалось народов, у которых не было государственности). Однако часть их была покорена силой – в том числе это относится к завоеванию Астраханского и Сибирского ханств. С одной стороны, в ходе этого процесса многие народы лишились независимости, попали под «чужую» власть, были вынуждены платить этой власти налоги, их земли стали заселять выходцы из центральной части России. Однако, с другой стороны, политика России в основном ограничивалась подчинением вошедших в ее состав народов (иногда – достаточно условным) и сбором налогов (ясака и пр.). Россия не вела политики геноцида в отношении какого-либо народа, включая кочевые этносы. Для ряда народов присоединение к России действительно было лучшим выбором среди всех имевшихся.
Для многих кочевых народов, тем не менее, после вхождения в состав России ситуация существенно изменилась. Государства, к которым они ранее принадлежали, были в основном кочевыми. Так, Золотая Орда (хотя часть ее населения и перешла к оседанию) была основана кочевниками, которые и позднее составляли значительную часть ее населения. Россия же – государство «оседлое». Таким образом, кочевым народам, которые вошли в ее состав, теперь пришлось иметь дело с совершенно другим типом государства, что породило сложности и для той, и для другой стороны.
Политика «мягкой силы» по отношению к кочевникам (XVI—XVIII вв.)
Термин «мягкая сила» получил широкое распространение в течение последних трех десятителий. Американский политолог Джозеф С. Най определил ее как оппозицию «жесткой силе», которая проявляется, когда один субъект международных отношений приказывает другим субъектам, что и как делать. Носитель же «мягкой силы» не приказывает, а делает так, что другие субъекты сами начинают «хотеть» того же, что и он. Эта сила осуществляется путем применения «мягких ресурсов» – в современном мире ими являются культура, идеология и деятельность международных организаций[385]. В рамках отношений, построенных на «мягкой силе», выгоду получают обе стороны[386] (система «Win – win»[387]). Подходят ли взаимоотношения Российской империи и кочевых народов в XVI—XVIII вв. под этот формат? Очевидно, да.
Одним из главных аспектов российской «мягкой силы» было сотрудничество с местной знатью «кочевых» регионов. В Башкирии осталась в неприкосновенности вся местная верхушка, и российская политика в этом регионе осуществлялась через волостных биев («старшин»)[388]. На Севере правительство сделало ставку на родоплеменную знать хантов и манси, что весьма облегчило управление этими народами[389].
В Калмыцкой степи выплата жалованья местным владельцам была одним из средств удержания их в повиновении. Сначала жалованье рассматривалось просто как оплата услуг по охране юго-восточных рубежей страны и за предоставление калмыцкого войска для войн, которые вела Россия. Затем оно стало использоваться как рычаг воздействия с целью приобщения калмыцких владельцев к общеимперским ценностям. В Казахстане процесс вовлечения местной элиты в общеимперское пространство начался сразу же после принятия российского протектората (т.е. с начала 1730-х гг.)[390].
Россия практиковала «косвенное управление» кочевниками, оставив у них «свое начальство», имевшее посреднические функции[391]. По отношению к местным элитам российские власти не применяли насилие, а старались организовать с ними эффективное взаимодействие[392]. Очевидно, что оно было взаимовыгодным. Это и есть одна из характеристик «мягкой силы».
Такая взаимная выгода проявилась в сохранении у кочевников и автономии, и родового деления. Ханты и манси вплоть до XVIII в. сохраняли определенную долю самостоятельности[393]. В Башкирии каждая волость (единица административного деления, введенного русскими властями) соответствовала, как правило, одному племени. Кроме того, башкиры имели значительную автономию. Например, для решения важных вопросов не всегда привлекали уфимского воеводу, а собирали волостной сход-йыйын (известны и общебашкирские сходы)[394]. Казахи сохраняли родо-племенные традиции управления, хозяйства и судопроизводства[395]. У них было введено военно-народное управление с кочевой спецификой, не нарушавшее цельность родо-племенной структуры. Исконно казахский титул «султан» не только сохранился, но получил новое звучание: султаны были причислены к российским чинам[396].
Интересным примером политики «встраивания» кочевых народов в структуру Российской империи являются реформы генерал-губернатора Симбирского и Уфимского наместничеств О.А. Игельстрома, которые были реализованы в отношении казахского населения. Целью реформ было в том числе включение традиционной родовой знати в российскую административную структуру. Для этого нужно было устранить от власти местную верхушку (хана и султанов), подчинив казахских родовых властителей русским военным начальникам. В конце ноября 1785 г. Екатерина II одобрила идею об упразднении ханской власти. Хан был вывезен в Уфу с запретом возвращаться в Степь.
О.А. Игельстром начал создавать новую систему управления, основным звеном которой должны были стать т.н. «расправы», в которых работали чиновники из числа и русских, и казахов (первые назначались, вторые – избирались народом). Расправы были созданы по родовому принципу, хотя предполагалось и их территориальное деление. Притом что целью реформ О.А. Игельстрома было усиление интеграции казахских земель в российскую административную структуру, его политика была направлена на «мирное завоевание Степи»[397]. Таким образом, после принятия казахами российского подданства традиционная родовая структура у них даже укрепилась, т.к. после ликвидации ханского владычества «точка власти» была перенесена на уровень рода[398].