Противоречия в административной сфере проявились в том, что против введения новой системы власти у казахов по реформам О.А. Игельстрома резко выступили Чингисиды, терявшие свои привилегии. Кроме того, казахская знать вообще оказалась не способной осуществлять властные полномочия в рамках российских административных стандартов[447].
У кочевых народов была своя судебная система. Характерно, что кое-где она сохранялась вплоть до начала ХХ в. Так, казахские адаевские роды Уральской и Закаспийской областей никогда не обращались к услугам русского суда для разбирательства своих «семейных» дел, а при столкновениях с другими родами старались «замять дело» по местным обычаям[448]. Понятно, что для любого государства судебная система является очень важным инструментом. Поэтому наличие каких-либо судов, помимо санкционированных государством, для России было недопустимо.
Разным было понимание преступления и наказания. Например, в калмыцком обществе наиболее распространенным видом преступлений являлись мелкие кражи и кражи скота. Однако при этом кража и угон скота в правосознании калмыка имели разное значение: «кража скота» – это уголовное наказуемое деяние, а «угон скота» – нет (это скорее даже удаль, геройство)[449]. Действительно, угон скота (барымта) был у кочевников традиционным явлением. Таким же традиционным было наказание за преступление путем конфискации скота и другого имущества.
Российские власти, стремясь обеспечить мир между разными кочевыми народами, часто были не способны отличить барымту и другие виды набегов. Правительство начало брать на себя ответственность за решение правовых споров не только между русскими и нерусскими жителями, но и между самими кочевниками. Русские чиновники всегда рассматривали кражу лошадей и другого скота как преступление, виновные в котором должны быть пойманы и наказаны. Так, в 1746 г. казахи совершили набег на калмыков в наказание за их набеги. Хан Абулхаир приказал найти виновных, порвать им ноздри и уши и отрубить правую руку. Но российские власти приказали, чтобы виновные были наказаны за грабеж согласно нормам Соборного уложения 1649 г. После решительных возражений со стороны казахов правительство согласилось на ограничение наказания ударами кнутом. Таким образом обычаи кочевников и российские законы продолжали сталкиваться длительное время[450].
Несогласие кочевников с политикой России проявлялось в экономической сфере. Например, на севере у самодийцев натиск со стороны угров и освоение земель русскими вызвали ответную реакцию в виде развития крупнотабунного оленеводства. Это дало самодийцам транспортную независимость, мобильность и хозяйственную самодостаточность. Кроме того, у них выработались воинственность, агрессивность, склонность к экспансии[451].
Одной из наиболее сильных реакций на деятельность государства со стороны кочевников была миграция. Конечно, внутренние перекочевки происходили постоянно, что является характерной особенностью кочевой цивилизации. Однако появились и миграции, направленные на сопротивление каким-либо мерам русской власти. Так, в 1788 г. калмыки Дербетовского улуса откочевали на Дон (ушла 4881 кибитка из 5568) в знак протеста против передачи их в казенное ведомство после смерти владельца Ценден-Доржи. На Дону калмыки обратились к местным властям с жалобой на астраханских чиновников и просьбой о зачислении в донское казачество[452].
Из эмиграционных откочевок наиболее известен уход в 1771 г. более 70% калмыцкого населения России (до 170 тыс. чел.) во главе с наместником Калмыцкого ханства Убаши в Западный Китай (бывшее Джунгарское ханство). Причинами ухода были сужение пространства для скотоводства в результате русской колонизации Поволжья[453], вмешательство русских властей во внутреннюю жизнь ханства, внутрикалмыцкие противоречия и др.
Эмиграция калмыков застала Российское правительство врасплох, и поэтому приказ «остановить их» не достиг результата. Последствия ухода калмыков были исключительно тяжелы для этого народа: в пути погибли 88 % откочевавших людей, а также были потеряны почти все имущество и скот. Российские власти приняли меры, чтобы пресечь новую попытку ухода[454]. Калмыцкие владетели – нойоны – были вызваны в Санкт-Петербург, где они узнали о тяжелой судьбе ушедших в Китай соплеменников[455]. Новых откочевок больше не было, тем более что против них выступали оставшиеся представители калмыцкой элиты. Хотя помешать уходу большей части народа в Джунгарию они не смогли, однако сохранили своих подданных из-за осознанного саботирования действий Убаши[456]. Вывод Е.В. Дорджиевой, что «Россия не испытала особых проблем в связи с уходом из ее пределов части калмыков»[457], представляется не совсем верным, ведь иначе русское правительство не стало бы принимать мер по возвращению откочевавших и удержанию оставшихся калмыков. Потеря населения, и так недостаточно многочисленного в России, и особенно уход его в чужое подданство, были недопустимыми для страны.
На проблему эмиграционных, трансграничных откочевок влиял фактор иностранных государств – прежде всего Китая (империи Цин), который граничил с большей частью «кочевых» регионов России (от казахских степей до Дальнего Востока). Для российских властей переход кочевников в китайское подданство был опасен – тем более что китайские власти сами пытались установить вассалитет над казахами Среднего жуза. В 1758 г. Коллегия иностранных дел предупреждала оренбургские и сибирские власти о недопустимости развития контактов казахского султана Абылая и других владетелей с Китаем. Одним из средств предотвращения перехода Абылая в китайское подданство было возведение его в ханское достоинство[458] (он был избран ханом в 1771 г.). Китайскую политику по отношению к кочевникам иллюстрирует тот факт, что, когда отдельные группы ушедших туда калмыков пытались вернуться в Россию, власти Китая препятствовали этому[459]. Так проявилась борьба разных государств за удержание кочевого населения в своих пределах.
Существенным был и турецкий фактор, принимая во внимание этноконфессиональное родство кочевников-тюрок с этой страной. Выдвигавшееся в период правления Екатерины II обоснование обоседления казахов включало в том числе снижение потенциальной угрозы создания военно-политического союза между подвластными России кочевниками и Турцией[460].
Важнейшим во взаимоотношениях Российской империи как «оседлого» государства и кочевников был земельный вопрос. Башкирам в пользование был определен надел в 15 десятин на человека, за что они были обязаны отбывать воинскую повинность[461]. В Башкирии земельная проблема в XVIII в. была, пожалуй, более значимой, чем во всех других «кочевых» регионах, в связи с начавшейся колонизацией. Кроме того, отдача русской администрацией башкирских земель по р. Илек прикочевавшим казахам привела к восстанию башкир (1735—1740 гг.), которое окончилось их «страшным избиением»[462].
Бурятам земля была предоставлена неоднократными правительственными распоряжениями – при Петре I, Анне Иоанновне, Елизавете Петровне, Екатерине II, Александре I[463].
Казахи после принятия российского протектората сохранили свои родовые земли. Кроме того, у них не было введено крепостничество[464]. Однако казачья колонизация (в частности по рекам Яик и Иртыш) отняла у казахов более 10 млн дес. самых лучших земель[465].
В Астраханской губернии в 1804 и 1806 гг. были изданы специальные положения об урегулировании земельного вопроса[466]. За допущение калмыков на зиму в свои займищные дачи, во время разлива Волги, крестьяне имели право пользоваться калмыцкой степью на расстоянии 10—15 верст от берега. Как правило, крестьяне злоупотребляли этим правом: заходили далеко в степь, распахивали ее, пасли скот и строили хутора. Калмыки в ответ на это крали крестьянский скот и отбирали хутора. Все это порождало столкновения, жалобы и судебные разбирательства[467]. Сами кочевники, в свою очередь, нарушали не только отмежеванные границы кочевий, но и региональное административно-территориальное деление, входили в конфликты с соседними оседлыми народами[468].
Характерно, что после присоединения к России среди кочевников стал отмечаться и самостоятельный переход на оседлость. Некоторые калмыки пытались перейти к оседлому образу жизни из-за хозяйственного давления русских на поволжские земли, что создавало тяжелейшие условия для кочевого быта[469]. В Бурятии процесс оседания начался в XVIII в. также под влиянием русских[470]. У кочевников появляются ранее не свойственные им «идеи границ» и требование размежеваний, а также начатки не только земледелия, но и землевладения[471]. Таким образом, переходя на оседлость, кочевники как бы становились на одинаковые с «оседлым» государством позиции, которые давали им основу для выдвижения земельных и иных требований на языке, понятном русской власти.
У осевших кочевников стал меняться менталитет. Между ними и теми соплеменниками, которые продолжали кочевать, постепенно складывались заметные отличия. Например, юртовские ногайцы, которые раньше всех осели на землю, стали приверженцами городской культуры. В их среде укрепился ислам, они довольно быстро переняли одежду городского покроя. Традиционная ногайская культура ушла на второй план[472]. Это в какой-то степени способствовало интеграции в общегосударственную структуру.
С течением времени политика России в отношении кочевников становилась более давящей, хотя и оставалась в целом в рамках курса «мягкой силы». Башкиры во второй половине XVII в. стали все более сталкиваться с изъятием у них земель под переселенческие деревни, с произвольным изменением норм налогообложения, злоупотреблениями воевод. Это вызвало массовое возмущение и череду восстаний в 1660-е гг. Хотя их удалось подавить, но недовольство тлело и в следующем столетии вновь вылилось в мятежи[473], в том числе в 1704—1711, 1735—1740, 1745 и 1755 гг.[474] В 1773—1775 гг. башкиры приняли активное участие в восстании под руководством Е. Пугачева.
Екатерина II выражала интерес к «умиротворению диких народов» империи[475]. Так, Российское государство все более активно стало вмешиваться во внутренние дела калмыков. Окончательно это удалось сделать при Убаши, который, получив титул хана в 1761 г., одновременно стал наместником с подчинением Астраханскому генерал-губернатору[476]. В том же году правительство впервые затронуло внутренние распорядки у калмыков: предложено было преобразовать ханский совет (зарго), состоявший из зайсангов, назначаемых ханом, в орган с избранными народом и утвержденными русским правительством зайсангами[477].