Россия и кочевники. От древности до революции — страница 23 из 51

Тем не менее нельзя говорить о русификационной политике в основной части «кочевых» регионов страны. Во-первых, у правительства России не было ни сил, ни возможностей русифицировать, например, такой огромный регион, как Казахстан. Тем более что само кочевое население было фактически «неуловимым» для властей, и это сводило возможности культурного воздействия на него к минимуму, если не к нулю. Во-вторых, усиление интеграции российские власти проводили при участии местных жителей, с учетом их мнения и пожеланий – так, например, было в Туркестане. Сохранялась мягкая политика во вновь присоединенных регионах – в частности в Туркмении.

Одновременно с процессом интеграции «кочевых» регионов кочевая цивилизация вошла в состояние кризиса. У кочевников начался распад родовых связей, возникло понимание права собственности на землю, в их экономику стали проникать капиталистические отношения.

Переселение на «кочевые» земли

Земельный вопрос во второй половине XIX в. стал более острым практически на всей территории России. После происшедшей в 1861 г. отмены крепостного права миллионы крестьян обрели волю, но не получили достаточно земли. Поэтому безземельная часть сельского населения России обратила свой взор на азиатскую часть страны. Так, в 1866 г. в Акмолинской области появились первые крестьянские поселения на землях, арендованных у казахов[652].

Власти тоже озаботились этим вопросом, тем более что предыдущее освоение степи казаками с точки зрения государства было неудачным. В 1875 г. западносибирский генерал-губернатор Н.Г. Казнаков сделал вывод, что «казачий элемент в деле колонизации не имеет никакого культурного влияния», и казаки вообще производят «впечатление… крайней бездеятельности, праздности, апатии и лени». Он считал, что «все усилия администрации сделать казака военным и земледельцем не увенчались успехом», т.к. земледелием казаки почти не занимались. По мнению генерал-губернатора, заселение степи «приняло характер искусственно-принудительный». При этом «большие земледельческие колонии, вполне удовлетворявшие военным целям, не могли развиваться в экономическом отношении», что привело к «постепенному упадку наших степных колоний»[653]. У забайкальских казаков основным занятием тоже было не земледелие, а скотоводство.

В итоге развитие колонизации степи переселенцами-крестьянами было признано необходимым[654]. Цели ее включали, во-первых, освоение целинных земель. Власти считали убыточным «использование под кочевое скотоводство земель, самой природой предназначенных под зерновое хозяйство»[655]. Производство хлеба было приоритетом.

Во-вторых, целью колонизации было усиление интеграции кочевого населения. Н.Г. Казнаков считал, что «частое общение русского населения с киргизами[656] и наглядный пример более удобной жизни (т.е. оседлой жизни. – Ф.С.) представляют единственное средство, могущее смягчить нравы и поднять уровень благосостояния полудикого народа»[657]. Томский губернатор А.П. Супруненко (1871—1879) считал, что «закон о неприкосновенности земель “кочевых инородцев” способствует сохранению их в диком состоянии». Предоставление же земли переселенцам в Сибири, Казахстане и других местах, не считаясь с «вредными традициями кочевого населения», соответствовало цели создания однородного политического и культурного пространства на территории страны[658].

В-третьих, колонизация преследовала военно-стратегические цели. Ввиду недостаточного уровня интегрированности жителей Казахстана и Средней Азии в Российское государство считалось, что «только широкая колонизация окончательно обеспечит прочность наших владений… и… даст возможность не обременять государственного бюджета содержанием в крае излишних войск»[659]. Поэтому власть поставила целью создание в регионе как можно большего числа русских поселков (слобод по типу казачьих станиц). Они должны были «сдерживать» местное население в случае возникновения беспорядков. В 1891 г. в Туркестане началось вооружение русского и другого «европейского» населения (хотя в 1909—1910 гг. его начали разоружать, летом 1912 г. по распоряжению военного министра процесс разоружения был приостановлен)[660].

С 1870-х гг. процесс переселения крестьян из центральной части России усилился, а государство пыталось его регулировать. Так, заселение крестьян в 1870-е —1880-е гг. в Кокчетавский и Атбасарский уезды Семипалатинской области проходило при определенном содействии властей[661]. После 1881 г. в Семиреченской области, кроме русской, была организована колонизация земель дунганами и уйгурами, которые прибыли в Россию после передачи Китаю восточной части Илийского края[662]. (Уйгуры и дунгане были «недругами» Китая и могли помочь России в защите ее границ.) У казахов для расселения дунган и уйгур было изъято более 100 тыс. десятин плодородной земли[663]. В 1883 г. по вызову властей началось переселенческое движение в Тургайские степи, был основан город Кустанай. Однако в итоге заселение «кочевых» территорий часто было беспорядочным[664].

Во второй половине 1880-х гг. переселенцы продолжали прибывать. В начале 1890-х гг. их наплыв усилился из-за неурожая в центральной части России[665]. Современники отмечали, что переселенцы «буквально наводнили все казачьи и крестьянские поселения, но так как везде было переполнено, то они массами блуждали из поселка в поселок, тщетно ища пристанища». Однако они все равно не уходили обратно, а «перекочевывали… из уезда в уезд». Степной генерал-губернатор М.А. Таубе (1889—1900) принял решение взять процесс заселения в свои руки. Было намечено создание 11 поселков в Кокчетавском и Петропавловском уездах (из расчета на вселение 8,5 тыс. чел. мужского пола). Переселенцы продолжали прибывать и в конце 1890-х гг.[666]

Размах переселения показывают цифры: в 1868 г. в Акмолинской области было 101 910 чел. оседлого населения в 5 городах и 88 казачьих селениях (крестьянских не было ни одного). Фактическое заселение региона переселенцами началось с 1878 г., и к 1894 г. численность оседлого населения выросла на 75 тыс. чел. (на 73 %), из которых 50 % составляли крестьяне[667].

После постройки Транссиба в середине 1890-х гг. (он прошел через север казахских степей в районе Петропавловска) колонизация степи приняла менее беспорядочный характер[668]. В сентябре 1902 г. в степных областях был введен институт крестьянских начальников[669], который был предназначен в том числе для урегулирования заселения и дальнейшей жизни переселенцев (в Сибири это было сделано в 1898 г.).

Тем не менее до начала ХХ в. политика властей в сфере колонизации была двоякой. Понимая важность колонизации степей, они одновременно старались не провоцировать недовольство кочевников. Н.Г. Казнаков призывал к «осторожному, без стеснения кочевого населения водворению внутри степей оседлого населения»[670]. Военный губернатор Уральской области К.К. Максимович считал необходимым использовать для колонизации только «излишние» территории, которые остались бы после землеустройства кочевников[671]. А.А. Кауфман сделал вывод, что до 1905—1906 гг. отношение к кочевникам было «в общем достаточно бережным, иногда даже, может быть, и слишком бережным». По его мнению, «местная администрация… слишком уж усердно отстаивала интересы вверенного ее попечению населения»[672].

Власти принимали меры для ограничения переселения и даже прямо противодействовали ему – например, в Семипалатинской и Акмолинской областях они многократно пытались закрыть степь для переселения. В 1886 г., после принятия закона о передаче земель «кочевых» районов в пользование кочевникам, эти территории были «закрыты для переселения окончательно и бесповоротно». В 1891 г. переселение в Степной край по ходатайству генерал-губернатора было временно приостановлено «для устройства самовольно пришедших и приведения в известность свободных земель» (в 1893—1894 гг. оно было снова допущено). В 1897 г. для переселения было закрыто Туркестанское генерал-губернаторство[673]. Однако эти меры плохо работали, и переселенцы все равно продолжали прибывать.

Местные власти пытались сдерживать мощный натиск переселенческой стихии. При этом они предупреждали крестьян, что «ни самовольное поселение среди киргизских[674] степей, ни устройство на арендованных у киргизов землях не могут служить основанием к замежеванию этих земель впоследствии под переселенческие участки»[675].

На ограничение колонизации оказывало воздействие не только стремление властей остановить стихийный поток переселенцев, но и влияние со стороны принципиальных противников освоения степи. Они считали, что создание поселений «в стороне от населенных пунктов, от трактов, вне возможности наблюдения администрации представляет множество затруднений и полную бесполезность для страны, не говоря уже о том вреде, который может быть нанесен кочевому населению». Степной генерал-губернатор Г.А. Колпаковский (1882—1889) встал на сторону противников переселения и утверждал, что Акмолинская область не может быть заселена русскими, т.к. там «совершенно нет годных для культуры земель, и что… только киргизы[676] имеют здесь право на землю и могут приспособляться к местным условиям»[677].

Кроме того, противники колонизации упирали на то, что и казаки, и переселившиеся в Степное генерал-губернаторство крестьяне не стали успешными земледельцами. Казаки всегда неохотно занимались земледелием, а крестьяне нуждались для этого в государственной помощи. В связи с этим выражалось «сомнение в пользе дальнейшего водворения… крестьянской колонизации»[678].

В некоторых районах отношение властей к переселенцам было крайне негативным и превратилось в настоящую «неравную борьбу». Так, в Кокчетавском уезде «самовольных» поселенцев, арендовавших землю у казахов в 1870—1871 гг., власти выдворяли три раза. В 1882 г. крестьяне опять поселились в уезде, «подкупив киргиз[679] новым взносом», но в 1883 г. были снова выдворены властями. В русское поселение на Кундоункульском озере местная администрация командировала полицейского чиновника с казаками, которые разломали крестьянские постройки, разобрали печи в избах и перевезли имущество самовольных поселенцев в ближайший казачий поселок. В Атбасарском уезде переселенцы были помещены в тюрьму по приказу уезного начальника. Он арестовал их имущество и отправил на родину по этапу, как заключенных, и только после жалобы на имя генерал-губернатора они были освобождены.