В 1883 г. Китай уступил России в Усть-Каменогорском уезде урочища в долине Маркаколь и р. Кара-Кады. В 1887 г. туда была командирована комиссия, чтобы выбрать место для русских поселений. Кроме того, в этот район стали прибывать самовольные переселенцы. Однако местные казахи «тотчас стали жаловаться начальству на стеснения, и администрация, не имея руководящих правил о колонизации, отнеслась благоприятно к жалобе… и приняла меры к выдворению переселенцев». Сделать это оказалось непросто: попытки выселить крестьян длились почти два года (правда, неизвестно, как много рвения власти при этом проявляли. – Ф.С.). В итоге в июле 1889 г. крестьянам было разрешено остаться «с образованием правильного поселения». В 1890 г. власти Кокчетавского, Атбасарского и Петропавловского уездов также пытались выдворить нахлынувших переселенцев.
Переселенцы 10 лет настойчиво добивались «признания своих прав на водворение в степных областях», при этом «и угрозы, и административные репрессивные меры были бессильны против стихийного желания поселиться и занять удобные земли»[680]. Кроме того, в результате антипереселенческой политики русское население стало с враждебностью смотреть на местную администрацию степных регионов[681].
Новый этап в процессе переселения начался 6 марта 1906 г., когда был издан указ о разрешении выхода из крестьянской общины и свободного переселения в Азиатскую Россию[682] (Столыпинская аграрная реформа). С этого времени заселение степей крестьянами усилилось[683].
Переселенцы, естественно, ориентировались на земледелие. Известный экономист Н.П. Огановский отмечал, что в Горном Алтае переселенцы уходили с роскошных лугов, располагавшихся на высоте 1200 м над уровнем моря, только потому, что там невозможно было выращивать зерновые. Он возмущался этим, ведь «каждое переселенческое хозяйство могло… завести по несколько десятков голов молочного скота и, выручая за продукты скотоводства во много раз больше, чем за земледельческие, не затруднилось был купить нужный им хлеб в соседних долинных земледельческих селах»[684].
Еще одна проблема заключалась в том, что «переселенец-землероб… садясь на землю, не справляется ни о близости рынка, ни о ценах на хлеб, ибо вся цель его хозяйства – собственное продовольствие, а не рынок»[685]. Таким образом, переселенцы ориентировались на натуральное хозяйство, а не встраивание в товарно-денежные отношения, что препятствовало их вкладу в обеспечение страны продуктами питания.
Кроме того, землепользование у многих переселенцев было экстенсивным[686]. Фактически это было «кочевое»[687] или «полукочевое» земледелие. А.А. Кауфман выявил, что в Тургайской области каждые 3—4 года крестьяне перемещались с распаханного участка опять на целину. Они выпахивали ее до последней возможности, не оставляя покосов и выгонов, т.к. не желали оставлять плодородную землю другим. После подобных крестьянских «перекочевок» оставались огромные пустыри, заросшие бурьяном. Движимые целью найти плодородную целину и как можно быстрее снять с нее все самое ценное, затратив минимум усилий, переселенцы быстро покидали выделенные им участки и начинали арендовать целинную землю у казахов, уходя все дальше в глубь степей[688]. У переселенцев была не только несовершенная система земледелия, но и примитивная техника обработки полей. В итоге целинные земли постепенно иссякали[689].
Одной из причин такого подхода к земледелию была неуверенность переселенцев в завтрашнем дне. Очевидно, она же была и одной из виновниц их обратного ухода. Из прибывших с 1896 по 1915 гг. в Акмолинскую, Семипалатинскую, Тургайскую и Уральскую области переселенцев и ходоков вернулись на родину 133 тыс. чел. (Кроме того, причиной ухода, особенно из Тургайской области, были неурожай и голод 1911 г.)[690] Тем не менее вернувшиеся составляли лишь небольшую часть переселенцев (11,9 %).
Власти, в свою очередь, с самого начала колонизации испытывали постоянные затруднения с поиском земельных участков для переселенцев. Во второй половине 1880-х гг. администрация начала покупать у казахов земли для создания таких участков[691].
В июне 1893 г. были приняты «Временные правила для образования переселенческих и запасных участков в районе Сибирской железной дороги». Были созданы комиссии, которые изымали земли для размещения переселенцев и решали проблемы, возникавшие с местным населением. Эти «Правила…» действовали как закон сначала в Акмолинской, затем, с 1898 г. – в Семипалатинской и Тургайской, с 1904 г. – в Уральской областях, и, наконец, были распространены на Туркестан[692].
До конца 1890-х гг. отвод земли производился местной администрацией, уездными начальниками и землемерами просто на глаз, исходя из того, что «у киргиз[693] земли много», а какое-то конкретное место среди их кочевий подходит для образования переселенческого участка[694].
В 1897 г. в Степном генерал-губернаторстве было принято решение препятствовать самовольным захватам земель и выделять участки переселенцам лишь после детального обследования территории и землеустройства местного населения[695]. Обследование должно было решить проблему недостатка знаний о «кочевых» регионах, в том числе выяснить размер земли, необходимой для кочевания.
В 1896—1902 гг. в Степном крае работала специальная экспедиция под руководством Ф.А. Щербины, которая обследовала 171 200 казахских и 8475 русских хозяйств в 16 уездах Акмолинской, Семипалатинской и Тургайской областей. Был сделан вывод, что количество скота, достаточное для устойчивого существования и развития казахского хозяйства, составляло 24 единицы в переводе на лошадей старше 2 лет[696]. Кроме того, стало ясно, что казахи знали о границах своего землепользования (это разбивало миф о «хаотичности кочевания». – Ф.С.). Эксперты предложили ввести для них земельные нормы, которые должны были сохранить «существующие формы кочевого хозяйства… и обеспечить самый широкий простор» для кочевников. Для 106 тыс. казахских хозяйств было отведено 17 млн дес. земли. Переселенцам были выделены 18 млн дес., признанных для кочевников «излишними»[697]. В Туркестане, по данным властей, из 104 млн дес. земли, 1 млн дес. был занят земледелием, 1 млн дес. – кочевьями, а остальные 102 млн дес. были, что называется, свободны[698].
Решение об признании значительной части «кочевых» земель «свободными» и изъятии их для переселенцев, разумеется, вызвало жалобы со стороны казахского населения[699].
Проблема определения «необходимых» и «излишних» земель обострялась тем, что на основном массиве «кочевых» территорий, находившихся в составе России, фактически никогда не проводились землеустроительные работы[700]. Так, в Забайкалье, которое осваивалось русскими с XVII в., попытки межевания начались только в конце XIX в.[701] С развитием переселенческого движения в Сибирь землеустроительные работы для бурятского населения возобновились и достигли значительных размеров только к периоду Первой мировой войны[702].
В Бурятии до начала ХХ в. «кочевые инородцы» получали по 30 десятин земли (как и казаки), тогда как оседлые – по 21 десятине, а переселенцы – по 15 десятин земли на одну «душу мужского пола». По правилам 1898 г. наделы переселенцев, старожилов и старообрядцев должны были сравняться и составлять 21 десятину земли разных угодий на одну «душу мужского пола». Хотя земельные отношения так и не были до конца урегулированы, тем не менее, согласно указу императора от 10 июня 1900 г., хоринским и агинским бурятам было предоставлено право собственности на отведенные им земли. Власти считали, что после этого буряты «совершенно успокоились относительно… слухов об отобрании у них земель»[703]. Таким образом, права кочевников в Бурятии на землю были равны правам самого «привилегированного» в земельном отношении сословия – казаков. Однако власти не учитывали, что для кочевания нужно гораздо больше земли, чем для земледелия.
В самом большом «кочевом» регионе – Казахстане – до революции землеустройство было осуществлено только на 14 % земель сельскохозяйственного назначения, в том числе всего лишь на 1,4 % территорий, занятых кочевниками[704]. «Кочевые» земли оставались в ведении государства – в марте 1905 г. Сенат определил, что такие территории, «излишними для кочевников не признанные, впредь до поземельного устройства… инородцев должны находиться в ведении Министерства земледелия и государственных имуществ»[705].
В казахских степях власти стремились урезать или как минимум не расширять норму земли, выделяемой кочевникам. В марте 1901 г. был издан циркуляр, предписывавший оставлять им не 2/3 «излишних» земель сверх нормы, как делали раньше, а только 1/4[706].
Н.Н. Сорока сделал вывод, что Российское государство уже с конца 1860-х гг. занимало жесткую позицию по отношению к землям кочевников[707]. По нашему мнению, это не совсем так, иначе бы власти не стали противодействовать переселению крестьян на «кочевые» территории. Жесткой политика стала только после 1906 г., когда была начата Столыпинская реформа и усилилось массовое переселение крестьян. Тогда отношение власти к кочевникам действительно резко изменилось. Как писал А.А. Кауфман, «в эту эпоху с киргизами[708], можно сказать, не стеснялись». Зимовки смещались с мест, у кочевников отнимали пахотные земли и сенокосные угодья. «Оседлые наделы» отводились «по добровольному согласию» кочевников, причем «согласие это, в очень многих случаях, было вынужденным», т.к. «отказ киргиз получить надел по оседлой норме понимался как упорное нежелание переходить к оседлости». Проявлявших такое нежелание кочевников было признано «возможным оттеснять в местности, для земледелия не пригодные или малопригодные, а занятые ими земли отводить под переселение»[709].
Несмотря на жалобы кочевников и их отказ получать земли по введенным государством нормам, эти нормы были признаны даже завышенными. На состоявшемся в 1907 г. по инициативе П.А. Столыпина совещании под председательством и.о. товарища министра внутренних дел А.И. Лыкошина решалась задача по изысканию дополнительной земли для переселенцев. Совещание постановило, что нормы земельного обеспечения казахов, установленные экспедицией Ф.А. Щербины, были построены на неточных данных. В феврале 1907 г. было решено отправить новую экспедицию под руководством статистика В.К. Кузнецова в Акмолинскую и Семипалатинскую области. В результате земельные нормы для кочевников были уменьшены – до площади, необходимой для содержания 16 единиц скота в переводе на лошадей[710]. Основанием для уменьшения нормы власти считали выявленный ими сдвиг казахского хозяйства в сторону земледелия и оседлости[711]. Такой вывод был весьма поспешным, о чем будет сказано далее в книге.