Тем не менее, хотя призыв на военную службу введен не был, в июне 1916 г. военный министр Д.С. Шуваев предложил направить представителей народов Центральной Азии на тыловые работы в прифронтовой полосе[895]. В том же месяце был издан указ Николая II о привлечении мужского «инородческого» населения к работам для государственной обороны – за вознаграждение и на полном обеспечении от государства[896].
В целом сама по себе эта акция не была чем-то «вопиющим». Еще до объявления мобилизации население Туркестана добровольно вербовалось на работы. Однако, как это иногда бывает, практическая реализация указа о мобилизации была проведена с нарушениями и ошибками. Она была возложена на низовую администрацию из числа коренного населения. Во-первых, процветали злоупотребления, которые были связаны с тем, что сыновья богатых людей от мобилизации откупались. Во-вторых, именно представители местной власти стали распространять слухи, что мобилизация на тыловые работы – это скрытый призыв на фронт, который имеет целью уничтожение коренного населения, чтобы заселить Среднюю Азию русскими[897]. В-третьих, тотальное отсутствие метрических книг (кроме казахской Внутренней Орды) породило хаос вокруг составления списков людей призывных возрастов[898].
Кроме того, предыдущая деятельность казахской интеллигенции по лоббированию привлечения народов Центральной Азии к военной службе способствовала тому, что казахи и киргизы, услышав об указе о мобилизации, сразу решили, что их берут не на работу, а в солдаты[899], на фронт, в окопы под обстрел[900]. Таким образом, направленная на благо России инициатива казахской интеллигенции невольно здесь сыграла отрицательную роль.
Мобилизуемые стали пытаться уйти в Китай, в прибалхашские пески и в горы[901]. А самое главное, что мобилизация на тыловые работы стала триггером Туркестанского восстания[902].
Глубинной причиной восстания была недостаточная интеграция этого региона: Туркестан так и не стал полноценной частью России. На это указывал А.Н. Куропаткин, в разгар восстания – 22 июля 1916 г. – назначенный генерал-губернатором Туркестана. Он видел причины восстания в несовершенстве законодательства, приемов управления и мероприятий по устройству быта местного населения, вследствие чего «туземное население поставлено в обособленное положение от коренного населения Империи»[903]. Говорят об этом же и современные историки. Т. Уяма отмечает взаимное недоверие между русскими и местными администраторами и между русской администрацией и населением[904]. С.М. Исхаков более широко обобщил главную причину восстания: оно было «реакцией центральноазиатского общества на вторгавшуюся из Европы и России современность, это было недовольство народных масс, привыкших жить по свои традициям и устоям»[905].
Во-вторых, причиной восстания в «кочевых» регионах было недовольство колонизацией[906]. Однако интересно, что наиболее организованным и сильным восстание было в тех «кочевых» регионах, где колонизация началась сравнительно поздно (в частности в Тургае и Семиречье). В советское время П. Погорельский и В. Батраков считали причиной этого явления то, что в регионах, мало затронутых восстанием (север и запад Казахстана), «процесс буржуазного развития зашел особенно глубоко», и местному населению «уже трудно было сплотиться на национально-религиозных лозунгах»[907]. По нашему мнению, причиной была бóльшая интегрированность севера и запада Казахстана в Российское государство (возможно, в каком-то смысле это и имели в виду П. Погорельский и В. Батраков).
Другие причины восстания включали усилившийся налоговый гнет (так, казахи иногда лишались половины своего имущества при сборе налогов)[908] и тяготы военного времени[909]. После начала войны в Центральной Азии стали заготавливать сырье, продовольствие, фураж, топливо для промышленности и армии, шли реквизиции рабочего и вьючного скота, повозок, юрт и пр. В 1914 г. только из Сыр-Дарьинской и Семиреченской областей был вывезен 1 млн овец[910].
Сыграла свою роль тревожная и неспокойная атмосфера военного времени. Прибытие в Среднюю Азию беженцев и военнопленных привело к ухудшению ситуации с продовольствием. В феврале и марте 1916 г. в Ташкенте и других городах прошли «бабьи бунты», когда русские и другие «европейские» женщины нападали на мусульманских торговцев, обвиняя их в сокрытии товаров. Солдаты и рабочие в Туркестане тоже бунтовали и бастовали[911].
Еще одной причиной восстания были неудачи Русской армии на фронтах Первой мировой войны. Сведения о сложном положении России в войне и уменьшение количества войск в Центральной Азии из-за отправки их на фронт создали у некоторых местных жителей впечатление о том, что русская власть ослабла, а «враги России очень сильны». Повеление о мобилизации на тыловые работы было воспринято как доказательство того, что «у русских дела совсем плохи». После отступления русских войск из персидского Керманшаха в июле 1916 г. среди туркмен прокатились слухи, что «русских войск больше нет, коль их бьют турки»[912].
То, что указ о мобилизации представителей народов Центральной Азии был ошибкой, в России было признано практически сразу. Осенью 1916 г. лидер партии октябристов А.И. Гучков иронически назвал последовавшие после указа события «восстанием по Высочайшему повелению». Туркестанский политик, эсер В.А. Чайкин летом 1919 г. писал, что восстание стало результатом провокационной политики кабинета премьер-министра Б.В. Штюрмера[913] (его деятельность в целом лидер партии кадетов П.Н. Милюков в ноябре 1916 г. назвал «Глупость или измена?»). Действительно, вольно или невольно указ о привлечении населения Центральной Азии на тыловые работы оказался на руку Берлину[914].
Вопрос о наличии внешнеполитического воздействия на восстание имеет большую важность. Во-первых, в Германии еще до начала Первой мировой войны разрабатывалась стратегия ориентации мусульман против России – в том числе планировалось создание государства Киргизстан, не зависимого от России и Китая. После начала войны германские агенты вели среди российских мусульман антироссийскую пропаганду, подстрекали их действовать в духе джихада, помогали организовать борьбу. Восставшие в Семиречье киргизы имели даже пулеметы и пушки, были хорошо организованы по-военному. С.М. Исхаков выявил, что германским агентом был один из организаторов восстания А. Джангильдин[915].
Во-вторых, мог сыграть свою роль и турецкий фактор. В ноябре 1914 г. османский султан Мехмед V призвал всех мусульман к джихаду «в защиту халифата». При этом был подчеркнут особый характер этого джихада, направленного не против всех иноверцев, а только против группы стран, враждебных Турции и ее союзникам, – Великобритании, Франции, России и др.[916] Османская империя вела среди российских мусульман пропаганду, в том числе панисламистскую[917]. Неспроста в период восстания российские власти обвиняли повстанцев в сочувствии именно к Турции[918].
В организации бунта велика была роль зарубежных соплеменников жителей российской Средней Азии. Из-за границы шла «планомерная, правильно рассчитанная агитация за восстание». Выходцы из китайских регионов – Кульджи и Кашгара – имели сношения с российскими соплеменниками на Каркаринской ярмарке, в Пржевальске и торговом местечке Токмак. Именно там восстание имело наиболее организованный характер[919].
Однако есть и другое мнение о внешнеполитическом воздействии на восстание. Т. Уяма сделал вывод, что «сведений, достоверно доказывающих наличие решающей роли иностранцев в восстании, мало, но важно, что, независимо от присутствия или отсутствия иностранных агитаторов, некоторые повстанцы надеялись на помощь извне»[920]. В.П. Булдаков отмечает, что пантюркизм не пользовался среди казахов популярностью[921]. Очевидно, этот вопрос еще требует дополнительного исследования.
Сам ход восстания изучен достаточно хорошо. Известно, что переговоры о начале восстания велись втайне, поэтому ускользнули от внимания не только широкой массы местного населения, но и самых опытных агентов полиции[922]. Восстание было не «цельным» событием, а представляло собой серию масштабных, но разрозненных бунтов. Оно началось в Ходженте 4 июля 1916 г., а 10 июля перекинулось на Семиреченскую область[923]. Восстание в «оседлых» регионах было слабее, чем у кочевых казахов и киргизов Туркестана и Степного края[924]. У восставших кочевников сначала не было вождей, и они выдвинулись потом, уже в ходе восстания. Такими вождями стали видные «родовые авторитеты», провозглашенные ханами[925].
До кровопролития доходило далеко не везде, т.к. кочевники при виде регулярных войск обычно разбегались[926]. В Семиреченской области восставшие пытались взять Пржевальск и Токмак, но им это не удалось, и они ушли в горы, а затем – в Китай[927], попутно разграбив русские селения[928].
Противодействие восстанию вначале шло с трудом, т.к. «европейское» население Туркестана фактически охранять было некому. Позднее были созданы отряды самообороны, в которые вошли пожилые и нестроевые казаки. С августа 1916 г. началось подавление восстания под руководством нового генерал-губернатора А.Н. Куропаткина, которое историки оценивают как жесткое, но не жестокое[929]. Восстание в Семиречье и Степном крае, в основном, было разгромлено к октябрю 1916 г.
Восстание туркмен-иомудов в Закаспийской области приняло трансграничный характер и продолжалось до конца января 1917 г.[930] После вооруженного столкновения с полицейскими силами в Красноводском уезде в августе 1916 г. многочисленные иомуды перешли в Персию. Там они атаковали русские села, которые возникли к тому времени в Горганской степи, и столкнулись с русскими отрядами, которые тоже перешли границу[931].
Интересным фактом является участие в Среднеазиатском восстании одного из вождей туркмен-иомудов Джунаид-хана, который впоследствии, в 1920-е – 1930-е гг., был одним из лидеров басмачей. Джунаид мечтал о самостоятельном туркменском ханстве, во главе которого видел себя. Он примкнул к восстанию, однако со своим отрядом в основном занимался грабежами и убийствами мирного населения городов и сел Хивинского ханства, чем вызвал ненависть и презрение местных жителей. После неудачи с захватом власти в Хивинском ханстве в феврале 1917 г. он скрылся в Каракумах, а затем ушел в Персию и Афганистан. Джунаид всерьез опасался других повстанцев, угрожавших ему расправой за предательское поведение во время восстания[932].