Россия и кочевники. От древности до революции — страница 35 из 51

Главным фактором во взаимодействии дореволюционной России и кочевников была экономика – освоение части «кочевых» земель под земледелие и вовлечение кочевников в хозяйственную жизнь страны. Неразрешимых политических противоречий между Российской империей и ее кочевым населением не было.

Историю отношений между дореволюционной Россией и кочевниками можно разделить на пять периодов:

I. Начальный (IX—XIII вв.). Древняя Русь постоянно имела дело с кочевыми народами: на юге, в основном, эти были тюрки (хазары, печенеги, половцы и др.), на севере – этносы финно-угорского и самодийского происхождения. Хотя соседство это – особенно на юге – было беспокойным и часто просто опасным, в целом ситуация оставалась устойчивой.

II. Острое столкновение (XIII—XV вв.). В этот период соседство с кочевой цивилизацией поменяло весь ход истории Руси. Она пережила крупнейшее нашествие кочевников Монгольской империи и попала в политико-экономическую зависимость от западного улуса этой империи – Золотой Орды[994]. Этот период был одним из пиков могущества кочевников, когда они остро противопоставили себя оседлой цивилизации, к которой относилось подавляющее большинство населения Земли. Тем не менее Русь, хотя и попала в политико-экономическую зависимость от Орды, избежала оккупации и освоения своей территории кочевниками, т.к. основная часть русских земель не интересовала последних как место для расселения.

III. Выход России в Великую степь (XV—XVIII вв.), покорение «сердцевины» бывшей Золотой Орды. В этот же период – в XVII в. – в Поволжье прикочевали калмыки (это был последний массовый приход кочевого народа в Россию). В целом в XVI—XVIII вв. Россия осуществляла политику «мягкой силы» в отношении кочевников. В то же время был запущен медленный процесс интеграции этих регионов в общее политическое и экономическое поле страны. В XVIII в. начинается включение в состав Российской империи казахских земель – самого большого «кочевого» региона. Это также ознаменовало начало выхода России в Среднюю Азию.

IV. Во второй половине XIX в. Россия завершила подчинение Великой степи, разделив ее с Китаем. Государства, созданные кочевниками, прекратили свое существование. Все «кочевые» территории Евразии были подчинены «оседлым» странам. В рамках усиления централизации Российской империи осуществляется интеграция «кочевых» регионов в общероссийское политическое и правовое пространство. Наибольшие сложности в отношениях между государством и кочевниками вызывали налогообложение и земельный вопрос.

V. В начале ХХ вв. усиливается интеграция «кочевых» регионов и их колонизация переселенцами из Центральной России. Переселение развивается после отмены крепостного права (1861 г.) стихийно, но затем государство поддерживает этот процесс. Фактором обоснования колонизации «кочевых» регионов была низкая плотность населения и наличие «излишков земли». Колонизация была бинарным процессом, т.к. должна была решить сразу две задачи – наделения землей крестьян и обеспечения безопасности удаленных границ России. В итоге оседлые люди с санкции государства заняли часть земель кочевников и потеснили их (причем оседлые – это не обязательно пришлые колонисты, но и местные жители, представители того же этноса, что и кочевники). Хотя бóльшую часть своих земель кочевники сохранили и кочевая цивилизация в России продолжила свое существование, тем не менее, в «кочевых» регионах произошло обострение ситуации, которое выразилось в расшатывании кочевой цивилизации, усилении отчуждения между кочевниками и государством, а также ухудшении отношений между кочевым и оседлым населением. Реакция кочевников на эти изменения выразилась в откочевках, в том числе за границу, и восстаниях. Острота ситуации сохранялась в период революции и Гражданской войны, когда в «кочевых» регионах произошел политический раскол населения, как и на всей территории страны.

В процессе взаимодействия дореволюционной России и кочевой цивилизации проявились следующие тенденции:

Во-первых, усиление давления на кочевников с течением времени. В XIX в. власти Российской империи перешли от «мягкой силы» сначала к интеграции, а затем – и к колонизации «кочевых» регионов.

Во-вторых, усиление интеграции определенного «кочевого» региона начиналось примерно через 100 лет после его присоединения к России (в частности, так было в Башкирии, Калмыкии и Казахстане). Именно за такой срок регион включался в общее пространство страны, там начиналась колонизация выходцами из Центральной России, происходил «зажим» кочевий земледельческими территориями или пограничными линиями. Все это наталкивало властей на мысль о возможности усиления политики интеграции.

В-третьих, наиболее острое взаимодействие оседлой и кочевой цивилизаций было отмечено в Казахстане. Это самый большой «кочевой» регион, где проживало наибольшее количество кочевников (до 80 % всего кочевого населения России).

Относительно отдельных дискуссионных вопросов взаимоотношений России и кочевников следует сделать вывод, что, во-первых, хотя кочевники оказали сильное воздействие на развитие Руси, нельзя считать Россию «наследницей» Золотой Орды (равно как какого-либо другого государства, созданного кочевниками). У них не было преемственности власти. В Великом княжестве Московском и далее в России продолжала править собственная династия Рюриковичей, которая в середине XIII в. была вынуждена принять вассалитет в отношении навязавшего себя силой сюзерена (Орды). Сам этот сюзерен был «внешним», т.е. представлял собой отдельное государство, территориально находившееся вне Русских земель[995]. Во второй половине XV в. Россия сбросила вассальную зависимость от Орды (разумеется, против воли последней). Кроме того, у Великого княжества Московского (России) и Золотой Орды были разные государствообразующие этносы и государственные религии. И, наконец, в XVI в. Россия основную территорию Орды (Казань, Астрахань, Сибирь) покорила силой, упразднив на ней прежние органы власти. Следует согласиться с мнением, что Россия завоевала Великую степь не благодаря Орде, а вопреки ей.

Во-вторых, относительно оценки присоединения «кочевых» территорий к России как «абсолютного» или «относительного (меньшего) зла» следует сделать вывод, что вхождение «кочевых» регионов в состав России само по себе не влекло каких-либо тяжелых последствий для кочевников. Для ряда народов присоединение к России было лучшим выбором среди всех имевшихся. Властители кочевых обществ сохраняли большие права и были приглашены в состав российского нобилитета, простые кочевники получили права подданных российского государя и продолжали вести традиционный образ жизни. «Национальные окраины» России были не колонией, а интегральной частью страны.

В-третьих, на основании анализа российской политики в «кочевых» регионах, следует категорически отвергнуть известный тезис о том, что Россия якобы была «тюрьмой народов». Политика дореволюционной России в отношении «нерусских» народов в основном ограничивалась их политической интеграцией (которая часто в начале взаимоотношений была достаточно условной) и сбором налогов. Россия не вела политики геноцида в отношении какого-либо народа, включая кочевые. Многовековое соседство с другими этносами стало для русских колоссальным по важности опытом формирования «нормальности» общения и сотрудничества с представителями других национальностей и рас.

В-четвертых, воздействие политики России на оседание кочевников и соответственно на расшатывание кочевой цивилизации, в основном, было косвенным. К концу ХIХ в. жизнь кочевников претерпела внутренние изменения. У них появились стандартные пути миграции, которые к тому же стали сокращаться, а также более стационарные зимовки и летовки. Территория кочевий фактически была поделена между родами, в связи с чем стало появляться право собственности на землю. Кочевники все сильнее втягивались в политическую структуру и экономику России. Таким образом, кочевые общества встали на путь определенного «переформатирования», который в итоге мог привести к полному прекращению кочевания и соответственно разрушению кочевой цивилизации. Однако российские власти не форсировали этот процесс, не принуждали кочевников к оседлости (хотя в целом поддерживали их оседание). В итоге переход (а точнее, перевод) основной массы кочевников на оседлость произошел уже при советской власти (в 1930-е гг.).

ПриложениеСудьба кочевой цивилизации в XX – начале XXI в.[996]

«Кочевые» регионы СССР

В начале 1920-х гг. основная часть населения «кочевых» территорий СССР сохраняла традиционный образ жизни. Так, в Казахстане, где проживало не менее 70 % кочевников страны, к 1926 г. большинство представителей «титульной нации» (по разным оценкам, от 55—60 до 90 %) вели кочевой или полукочевой образ жизни. 85—90 % населения республики были заняты в животноводстве, и такой же процент всей земли региона использовался скотоводческими хозяйствами.

«Кочевые» регионы СССР в этот период были слабо интегрированы в политическое и правовое поле страны. Власти констатировали, что для кочевников «никакие советские законы не писаны». Кочевники продолжали жить нормами обычного права, «прадедовскими обычаями», у них сохранялась своя идентичность, тесно связанная с кочевым пастбищным хозяйством и родовым строем под главенством родовых властителей – баев, манапов, аксакалов, нойонов, тайшей, зайсангов и др. В Казахстане связь кочевников с сородичами поддерживалась даже на расстоянии 300 верст.

В 1920-е гг. начался процесс советизации «кочевых» регионов, который в целом был достаточно мягким. Хотя главную роль во взаимодействии Советского государства и кочевников играла политика (а не экономика, как до революции), в этот период сохранялись относительно спокойные отношения между ними. Государство пыталось интегрировать кочевников в советское общество, не разрушая их цивилизационную идентичность, т.е. не переводя на оседлость. Многие ученые в СССР предлагали вдумчивый подход к кочевой цивилизации, ратуя за ее сохранение (максимум – некоторое «переформатирование»).