[408]. Это был очередной тур карательных мероприятий, которыми обменивались стороны. Они являли собой пример средневековой вендетты, когда даже незначительное насилие вызывало ответный удар, что прекращалось, когда стороны договаривались о перемирии либо одна из них выбывала.
Как показали решения ландтага, ливонская сторона, главным образом города, была не прочь решить дело миром, но тут под воздействием обстоятельств стала меняться позиция магистра фон дер Борха. Его конфликт с архиепископом Сильвестром достиг апогея, и перед магистром встала серьезная проблема реабилитации своего поведения в отношении главы ливонской церкви. Он пытался воздействовать на участников ландтага и расположить их в свою пользу, обвинив архиепископа в предательском сговоре с русскими схизматиками и развязывании внутренней файды в момент, когда страна оказалась на пороге войны. По сообщению Хелевега, Борх представил письма коменданта Выборга Эрика Аксельсона, в которых якобы содержались доказательства ведения архиепископом переговоров со Стеном Стуре о заключении военного союза[409]. Позиция магистра нашла понимание у ландтага, что позволило Борху перейти к решительным действиям. Владения архиепископа были быстро оккупированы войсками ордена, архиепископ взят в плен, командующий его войсками Хоенберг казнен. Вассалы архиепископа принесли магистру присягу на верность, и он вступил во владение Рижской епархией[410].
Эксплуатация «русской угрозы», которую в марте-апреле 1479 г. использовал магистр Борх, произвела ожидаемый эффект, а потому у него не было резона отказываться от нее в дальнейшем. Из Рима дошли тревожные слухи, что папа, раздраженный поведением ливонского магистра, решил отлучить Ливонский орден от Церкви. Борху срочно был необходим убедительный мотив для оправдания своей политики перед Святым престолом, и «русская угроза» оказалась тут весьма кстати. Еще в конце января 1479 г. Борх отправил верховному магистру Трухзесу письмо с расчетом довести его содержание до Римской курии, в котором предполагаемое присоединение Рижской епархии к орденскому государству подавалось как условие для воздействия на великого князя Московского и его перехода в католичество[411]. Это были только слова, которые должны были спасти ливонского магистра от карающей длани римского понтифика, но они содержали программу активной антирусской политики. Магистр Борх нуждался в «маленькой победоносной войне» с русскими, чтобы отвести угрозу интердикта и укрепить свой авторитет в стране. Последнее ему было крайне необходимо ввиду стоявшей перед ним грандиозной задачи — утверждения полновластия ордена над Ригой.
В это время великий князь Иван III был поглощен соперничеством с Литвой и готовился к отражению нового татарского нашествия. Борх не мог этого не знать, и более удобного момента для начала войны трудно было найти. Поводом стал отказ псковичей возвратить Пурнау и недавнее нападение на Дерптское епископство, что позволяло их представить как акт возмездия. На ландтаге в Вальке 25 июля 1479 г. магистр обрисовал положение и предложил начать войну с Псковом. Ландтаг счел доводы магистра убедительными и поддержал его. В письмах в Любек посланцы ливонских городов сообщали о предстоящей войне как о деле решенном и перечисляли меры подготовки к ней. Дерпту и Ревелю полагалось оснастить флотилию на Чудском озере с экипажем в 200 человек[412]. Предполагалось также привлечь к выплате военного налога заморских купцов, торгующих в Ливонии[413], торговля с русскими на время конфликта подлежала запрету[414].
Воевать ливонцы намеревались исключительно со Псковом, сохраняя мир с Новгородом[415] и с великим князем Московским. В письме Борха, направленном вскоре после ландтага верховному магистру, говорилось о намерении не причинять вреда новгородцам[416]. Фогту Нарвы было указано, чтобы он отпустил новгородских купцов, которых удерживал с 1478 г. и вернул им имущество. Сделано это было в расчете на то, что «немецкие купцы вместе со своими товарами также смогут беспрепятственно прибыть из Новгорода в Нарву». И чуть далее: «Там было также одобрено, чтобы ущерб причинялся не великому князю и не Новгороду, а одному лишь Пскову»[417]. Даже когда война уже началась, ливонцы во главе с магистром продолжали надеяться на невмешательство Ивана III и Новгорода[418].
Псков, казалось, пребывал в изоляции, поскольку помощи от великого князя не получал. В декабре 1479 г. псковичи узнали о скором приезде великого князя в Новгород и направили туда посольство. Под Новый год в Псков прибыли посланцы великого князя[419]. В Ливонии это восприняли с большой тревогой. В пограничной Нарве пошли разговоры о том, что вскоре русские войска вторгнутся в Ливонию и на нарвском направлении. Городской совет обратился к Ревелю с просьбой прислать кнехтов и вооружение[420].
Всю вторую половину 1479 г. магистр Борх готовился к войне и пытался склонить к поддержке Ливонского ордена верховного магистра, Литву и Ганзу. Особый характер носили его отношения со шведами. Поскольку нападениям русских войск в 1478 г. подверглись не только пограничные районы Ливонии, но и шведская Финляндия. Комендант Выборга Эрик Аксельсон обратился к фогту Нарвы Хайндриху Вальгартену с просьбой о посредничестве между ним и магистром Борхом для заключения союза против русских[421]. Поскольку отсутствуют дальнейшие сведения, из этого ничего не получилось. Борх не мог не знать, что большинство членов риксрата позицию коменданта Выборга не разделяло, а правитель Стен Стуре состоял в союзнических отношениях с его, магистра, врагом архиепископом Сильвестром. Основную ставку магистр вынужден был сделать на Литву, которая в 1478 г. также пострадала от вооруженных нападений русских отрядов. Магистр не сомневался в успехе. Летом 1479 г. он обратился к Литовской Раде с предложением заключить антирусский пакт[422] и вскоре получил убедительные доказательства ее согласия. В Литве боялись, что вслед за покорением Новгорода великий князь Московский выступит против них. Кроме того, литовцы не хотели участвовать в борьбе короля Казимира IV с венгерским королем Матвеем Корвином и Немецким орденом. Предполагаемая война позволяла Раде продемонстрировать королю самостоятельный внешнеполитический курс[423]. Видимо, этим и следует объяснять уверенность магистра Борха в реальности его союза с Литвой[424].
Летом 1479 г. завершился конфликт верховного магистра Трухзеса с польским королем, и у ливонского магистра появилась надежда получить помощь этих государей. Верховный магистр в качестве посредника в переговорах с могущественным польско-литовским государем был незаменим. О таком посредничестве магистр Борх просил главу Немецкого ордена Хаускомтур Кенигсберга письмом от 26 ноября 1479 г. Борху сообщает, что верховный магистр, только что вернувшийся из поездки ко двору польского короля, привез согласие Казимира начать переговоры с ливонским магистром о заключении союза против Москвы[425]. Реализацию проекта польский король доверил «гауптману» Жемайтии, который, судя по содержанию письма, считался заклятым врагом Ливонского ордена, что заставляет сомневаться в искренности желания короля содействовать ливонскому магистру в его опасном начинании.
Как и следовало ожидать, Борх отклонил предложение Казимира и продолжал переговоры с одной лишь Радой, поручив это родственнику, епископу Ревельскому Симону фон дер Борху и комтуру Голдингена Герту Малинкроду[426]. Верховный магистр не был в восторге от подобного решения и настоятельно рекомендовал Борху не отказываться от сближения с польским королем, сохраняя его в тайне от его подданных в Литве. В то же время следовало утаить от поляков контакты ливонского магистра с Радой, чтобы в случае достижения договоренностей с обеими сторонами объединить усилия и заключить единый польско-литовско-ливонский союз[427].
В конце 1479 г. верховный магистр Трухзес предложил Борху передать Ливонский орден под защиту польского короля, что, возможно, являлось завуалированным условием оказания ордену военной помощи Казимиром IV. Ливонский орден, хотя и являлся подразделением Немецкого ордена, не попадал под действия условий 2-го Торуньского мира и сохранял полную независимость от польской Короны. Так что король вполне мог воспользоваться идеей военного союза с орденом, чтобы на правах защитника потребовать признания вассальной зависимости. Борх оказался в затруднительном положении. Идти в подчинение Польше не собирался, но не хотел оскорблять ее отказом. Он дипломатично ушел от прямого ответа и попросил передать Казимиру, что обдумает его предложение после того, как польский король даст согласие на заключение оборонительного союза против русских[428]. Шансов на успех было немного, поскольку Казимира IV больше волновали проблемы Венгрии и Пруссии.
С руководством Ганзейского союза Борх также начал переговоры. 4 декабря он сообщил в Ревель, что обратился к Ганзе за помощью, и просил епископов и городской совет Дерпта, а также Ригу и Ревель последовать его примеру