Не удовлетворясь этим, в конце декабря 1954 года министр внутренних дел СССР С. Н. Круглов вместе с руководителем КГБ И. А. Серовым направили в ЦК КПСС предложения о лишении генеральских званий бывших работников органов МГБ и МВД, допускавших нарушения социалистической законности, злоупотребления по службе и другие проступки. Предлагалось лишить званий генерал-лейтенантов А. С. Быстрова, И. И. Врадия, П. А. Гладкова, Б. П. Обручникова, В. С. Сергиенко, генерал-майоров Ага Салим Ибрагима оглы Аткишиева, Г. С. Болотина (Балясного), Д. Р. Быкова, С. Е. Белолипецкого, Х. И. Григоряна, В. В. Иванова, В. М. Новикова, Г. Б. Овакимяна, А. Ф. Ручкина, П. П. Смирнова, комиссара милиции III ранга Л. С. Семёнова. И Совет Министров СССР в последующем такое решение действительно принял.
В общей сложности за два года после июльского (1953 г.) Пленума ЦК КПСС из числа руководящего состава МВД было уволено свыше 4 тысяч человек. Так что неудивительно, что находившихся на оперативной работе за границей сотрудников, принятых в штат ещё при Берии, Абакумове, Судоплатове и других руководителях НКВД-МГБМВД СССР, оказавшихся после смерти И. В. Сталина и расстрела Л. П. Берии в числе «врагов народа», весьма страшил внезапный отзыв на Родину, где их могла ожидать самая плачевная участь. По-видимому, всё это и подтолкнуло некоторых наших агентов к совершению побега и поискам политического убежища у идеологических противников СССР.
Так, например, в январские дни 1954 года предложил свои услуги ЦРУ подполковник советской разведки, специалист по Японии Юрий Александрович Растворов. Мать его работала врачом, а отец был командиром Красной Армии.
В 1946 году 25-летний Юрий Растворов был направлен на работу в советское посольство в Токио и в течение 8 лет совмещал там работу сотрудника посольства с разведывательной работой на Министерство государственной безопасности СССР. К 1954 году у него окончательно разладились отношения с женой, и в очередной их приезд в Россию она наотрез отказалась возвращаться с ним в Японию и осталась в Москве.
Видя начавшуюся к этому времени зачистку органов безопасности от старых кадров, Юрий побоялся попасть под новую метлу и решил навсегда остаться за границей. В осуществлении побега ему оказала содействие подставленная американской контрразведкой «преподавательница» Мери Джонс, которая, выполняя предписанную ей руководством задачу, проводила беглеца до США, вышла за него замуж, родила двух дочерей, а потом бросила и вышла замуж вторично за одного из сотрудников ЦРУ.
В своих показаниях ЦРУ Растворов сообщил, что в Токио у него было на связи 36 агентов-японцев, и назвал их имена. К счастью, большинство из выданных им отделались лёгким испугом – защите удалось доказать их невиновность. Не повезло только самому ценному агенту Растворова – Хигараси Нобунори. На допросе, воспользовавшись оплошностью следователя, он выбросился из окна четвёртого этажа и разбился насмерть.
Среди рассекреченных Растворовым агентов был также Емо Ватанабэ – японский филолог-русист, поклонник русской литературы, завербованный НКВД ещё в 1940-е годы, когда, работая корреспондентом в газете «Майнити симбун», он оказался в Москве. В октябре 1941 года он подтвердил ряд важных агентурных данных, поступивших ранее от Рихарда Зорге, а после его гибели стал вместо него резидентом советской разведки в Японии.
Переехав в Америку, Юрий Растворов сменил имя и стал Мартином Саймонсом. В августе 1954 года он выступил перед 200 журналистами, приглашёнными на пресс-конференцию в аудитории Госдепартамента США, где рассказал о наиболее важной вехе в истории шпионажа между Вашингтоном и Москвой.
«Я хотел жить достойно, как человек. Я хотел, чтобы со мной обращались соответствующим образом, мне хотелось так же обращаться с окружающими, – сказал он. Надеюсь, что я смогу стать американцем, ничем не отличаясь от других американцев». Власти США, в свою очередь, заявили, что советскому разведчику было предоставлено политическое убежище.
На первых порах американцы использовали его в качестве советника и консультанта в противостоянии с КГБ. Иногда он читал лекции и проводил беседы с молодыми сотрудниками ЦРУ. Хорошо одевался, ездил на дорогих автомобилях. В 1959 году по специальному решению конгресса США Растворов получил американское гражданство и даже стал иногда выезжать в Европу, чтобы покататься на горных лыжах.
Последние три года своей жизни Юрий Александрович провёл в доме для престарелых, в болезненном страхе, постоянно опасаясь возмездия со стороны КГБ. Умер он в 2004 году в возрасте 82 лет.
Аналогичный поступок в феврале 1954 года совершил капитан МГБ Николай Евгеньевич Хохлов (1922 г. р.), в недавнем прошлом – боевой советский разведчик из группы Павла Судоплатова, ставший прототипом главного героя известного кинофильма о советской военной разведке «Подвиг разведчика». В 1953 году он был отправлен во Франкфурт-на-Майне с целью ликвидации председателя Исполнительного бюро Народно-трудового Союза (НТС) Георгия Сергеевича Околовича. В 1943 году он пронёс в оккупированный немцами Минск мину и передал её девушке, работавшей горничной в доме гауляйтера Белоруссии Вильгельма Рихарда Пауля Кубе. Угрожая горничной расправой за «сотрудничество с врагом», Хохлов заставил её подложить полученную взрывчатку в постель немца. Ночью Вильгельма Кубе разнесло на куски, горничная бежала и удостоилась звания Героя Советского Союза, а Хохлов продолжал работать в ведомстве Судоплатова – был нелегалом в Румынии и в Австрии.
На момент своей поездки во Франкфурт он знал, что в ходе хрущёвской борьбы с «бериевцами» уже были арестованы его непосредственные кураторы – генералы П. А. Судоплатов и Н. И. Эйтингон, и, опасаясь по возвращении в СССР также и своего собственного ареста, вместо выполнения запланированного убийства предупредил Георгия Околовича о готовящемся покушении, после чего с его помощью связался с сотрудниками ЦРУ, выдал им советскую агентурную сеть и был вывезен в США, где получил политическое убежище.
Перед отлётом в Америку Хохлов 21 апреля принял участие в устроенной в Бонне в посольстве США пресс-конференции, на которой открыто заявил о своём переходе на сторону ЦРУ. Сразу же после пресс-конференции он на военном самолёте был доставлен в Вашингтон. Там он написал мемуарную книгу «Право на совесть», вышедшую в свет в 1957 году во франкфуртском издательстве «Посев», в которой рассказал о своей работе разведчика и разрыве с КГБ.
В сентябре 1957 года Хохлов приехал на конференцию антисоветских активистов в Франкфурте-на-Майне. Там он выступил с небольшой речью, а затем вышел на веранду освежиться. Кто-то из присутствующих протянул ему чашку горячего кофе, которую он, впрочем, ни у кого не просил. Машинально взяв её в руки, он сделал несколько глотков и отставил в сторону. А после конференции вдруг почувствовал себя невероятно усталым и понял, что заболевает. Его начало трясти от озноба, и вскоре он потерял сознание.
Друзья тут же доставили его в больницу, где первоначально был поставлен диагноз острого пищевого отравления. Однако состояние Хохлова стремительно ухудшалось, его лицо покрылось чёрными, коричневыми и синими буграми, из глаз выделялась липкая жидкость, а волосы выпадали клочьями. Кровь в его жилах превращалась в плазму, а кости разрушались. «В мире есть силы, которым было бы выгодно отравить меня», – сказал он потрясённым врачам.
Его перевели в американский военный госпиталь, и группа из шести докторов начала круглосуточную борьбу за его жизнь, пытаясь спасти его с помощью переливания крови и массированных инъекций стероидов, кортизона и витаминов.
35-летний разведчик оказался сильнее смерти и победил принятую вместе с кофе отраву. Через шесть недель ему разрешили покинуть госпиталь. Он очень сильно ослабел, но, главное, был жив. Спустя несколько месяцев ведущий токсиколог Нью-Йорка получил данные его анализов и пришёл к выводу, что его отравили радиоактивным таллием. Металл был подвергнут высоким дозам радиации и добавлен в кофе. Попав в организм, он прожёг слизистую желудка и попал в кровоток. К тому времени, как начали проявляться симптомы, таллий уже полностью распался. «Создатели яда знали, что при вскрытии не будет обнаружено никаких следов», – написал Хохлов. Убийцы из 13-го департамента КГБ разработали идеальный яд[2].
Позднее Хохлов получил в Америке учёную степень в области клинической и экспериментальной психологии и занимался педагогической деятельностью в качестве профессора Калифорнийского университета, читая американским студентам лекции.
После освобождения Судоплатова и Эйтингона в 1967 году Андропов отдал распоряжение спецслужбам прекратить охоту на Хохлова в связи с давностью совершённой измены. А в 1992 году он был полностью освобождён от уголовной ответственности Указом Президента России Б. Н. Ельцина «за давностью содеянного и боевыми заслугами во время ВОВ». В том же году он вышел на пенсию и впервые за многие годы побывал на своей Родине – в России.
В том же феврале перешёл на сторону американцев сотрудник аппарата внешней разведки майор КГБ Пётр Сергеевич Дерябин (1921–1992) – коренной сибиряк. В годы Великой Отечественной войны, принимая участие в боях, был четырежды ранен. С июня 1944 по апрель 1945 года учился в Высшем военном училище на отделении контрразведки. Некоторое время Дерябин работал в органах госбезопасности в Сибири, затем был переведён в Москву, в центральный аппарат. С мая 1952 года работал в австро-германском отделе Второго управления НКГБ. В сентябре 1953-го был направлен в столицу Австрии Вену.
Проработав там до февраля 1954 года, Дерябин перебежал к американцам. После этого преподавал в учебном центре ЦРУ, переводил для американцев различные российские материалы. Написал несколько книг о деятельности советских спецслужб.
3 апреля 1954 года число невозвращенцев и перебежчиков пополнили исполняющий обязанности легального резидента внешней разведки в Австралии подполковник КГБ Владимир Михайлович Петров (он же Пролетарский и Шорохов) и его жена – капитан органов безопасности Евдокия Петровна Карцева (Пролетарская-Петрова), бывшие сотрудниками советского посольства в Канберре. Владимир Петров работал третьим секретарём посольства, а его супруга была шифровальщицей дипломатической миссии.