Однако принимавший участие в работе II съезда писателей Вениамин Каверин писал позднее, что съезд оказался «похож на тусклое зеркало из жести, в котором отражалась не литература, а настороженность, встречающая прямой и откровенный разговор о литературе». Хотя что касается самого Каверина, то он говорил как раз честно и смело и одним из первых – а может быть, и первым – сказал, что необходимо восстановить имена писателей, несправедливо вырванных из литературы. В частности, им было упомянуто творчество Михаила Булгакова, о котором не упоминали с 1940 года, так как это имя было под запретом.
«Я вижу литературу, – говорил он, – в которой редакции смело поддерживают произведения, появившиеся в их журналах, отстаивая свой самостоятельный взгляд на вещи и не давая в обиду автора, нуждающегося в защите… Я вижу литературу, в которой любой, самый влиятельный отзыв не закрывает дорогу произведению, потому что судьба книги – это судьба писателя, а к судьбе писателя нужно относиться бережно и с любовью… Я вижу литературу, в которой приклеивание ярлыков считается позорным и преследуется в уголовном порядке, которая помнит и любит своё прошлое. Помнит, например, что сделал Юрий Тынянов для нашего исторического романа и что сделал Михаил Булгаков для нашей драматургии…»
Были и другие смелые выступления, показавшие, что жизнь не стоит на месте, а развивается и неуклонно движется вперёд, отбрасывая всё старое и косное и стремясь к новому и светлому. Оценивая годы, прошедшие от первого до второго съезда писателей, писатель Илья Эренбург в VII книге своих мемуаров «Люди, годы, жизнь» так писал об этом съезде:
«В течение двадцати лет и писателей, и читателей старались отучить от неподходящих мыслей. Однако многие выступления на втором съезде были интересными: писатели защищали достоинство литературы… М. С. Шагинян сказала: «У критика, знающего, что роман хороший, знающего, что доводы против него неубедительны и бездоказательны, не хватает простого гражданского мужества встать на защиту романа и страстно за него бороться. Тем самым критик показывает, что ему, в сущности, очень мало дела до действительной оценки вещи, до ее правильного раскрытия, а главное, к чему он стремится, – это попасть в тон установившейся конъюнктуры…» Вот слова М. И. Алигер: «Виноваты условия литературной жизни, обстановка, сложившаяся в последние годы в Союзе писателей, где творческий разговор подменяется нередко начальственным стучаньем кулаков по столу, а всякое раздумье, попытка по-своему осмыслить и решить тот или иной вопрос, всякое доброе критическое намерение сразу именовались разными страшными словами».
О. Ф. Берггольц привела пример: «Ещё в 1949 году мы с вами знали, что пьеса Сурова «Зелёная улица» – плохая пьеса и тоже лежит, по сути, за гранью литературы. Однако что было при обсуждении этой пьесы? Я перед съездом нашла номер «Литературной газеты» и руками развела, прочитав на одной странице высказывания Софронова, что у него при чтении этой пьесы «растут крылья», на другой странице – К. М. Симонова, который говорит, что Суров «прокладывает новую лыжню в искусстве».
С. И. Кирсанов взывал: «Нам противопоказан учрежденческий стиль работы, и в нашем Союзе не должно быть ни начальников, ни просителей, ни условий, порождающих тех и других». Поэт Александр Яшин высмеивал рассуждения «критиков»: «Замордовали лирику – и нас же в этом винят… Из любовной лирики у нас не вызывали ничьих возражений и прославлялись разве только стихи о вечной верности собственной супруге. Но чтоб не было никаких ссор, никаких размолвок и подозрений, насаждался своеобразный лирический бюрократизм». В. К. Кетлинская, рассказав, как роман Веры Пановой «вдруг» начали чернить, так закончила своё выступление: «Мы хотим и требуем, чтобы любители проработок и убийственных ярлычков просто не могли просочиться на страницы печати, чтобы каждая такая попытка рассматривалась как нарушение норм социалистического общежития».
Сам же Эренбург, выступая тогда на съезде, произнёс: «Можно только горько усмехнуться, представив себе, что стало бы с начинающим Маяковским, если бы он в 1954 году принёс свои первые стихи на улицу Воровского…»
Несмотря ни на какую «оттепель», руководство Союза советских писателей, как и в былые годы, надёжно стояло на страже советских завоеваний, отрабатывая перед властями свои солидные гонорары, премии и привилегии, что не могло не проявиться в выступлении первого секретаря Союза писателей СССР А. А. Суркова, набросившегося с критикой на введённую в действие 1 марта 1953 года радиостанцию «Свобода», охотно предоставляющую слово выходцам из России. Выступая на закрытии съезда, он, в частности, сказал: «Враги нашей Родины и нашей литературы не дремлют. По случаю нашего съезда из мусорной корзины истории был вытащен белоэмигрант Борис Зайцев, исторгнувший с бессильной злобой в белогвардейский микрофон свою словесную отраву…»
Власть неохотно и туго ослабляла свою идеологическую цензурную хватку на горле советской литературы, до конца она её так никогда и расслабила, из-за чего многие натерпевшиеся от неё писатели и оказались в первых рядах борцов за обновление страны в годы горбачёвской перестройки. Что они обрели с этой перестройкой и что потеряли – это уже другой вопрос, но тогда, в декабре 1954 года, венчая своим съездом первый год жизни без Сталина, они ясно осознавали, что находятся на пороге каких-то новых социальных преобразований. И хоть до начала реальных преобразований оставалось ещё долгих четыре десятилетия, II съезд советских писателей наглядно показал, что люди в стране уже понемногу становятся другими – зрячими и не безъязыкими.
Несколькими годами позже, вспоминая в книге своих мемуаров об этом съезде, Илья Григорьевич напишет: «На втором съезде мы редко слышали читателей, но мы хорошо знали, как они выросли, знали, что порой они отбрасывают скверные книги, ждут правды и красоты. Однако и мы, писатели, успели освободиться от многих иллюзий. Мы уже понимали, что нелепо толковать на съездах о том, как писать книги, и что художнику косноязычие зачастую более свойственно, чем красноречие. Мы знали, что дело не только в секретариате Союза писателей, да и не только в критиках, которые противоречат себе, начинают вдруг поносить то или иное произведение, а в общих условиях нашей работы…»
В числе других решений на Втором съезде советских писателей была принята резолюция о создании Московского отделения Союза писателей СССР (протокол № 1 от 24 декабря 1954 года).
6. Дебюты, фильмы, актёры
1954 год проявил себя поистине как год пробуждения высокого русского киноискусства, явив предельно уставшему от идеологических лент-агиток зрителю невероятное количество подлинных киношедевров самого разного жанра. Оставаясь стопроцентно советскими по своей духовной сути и открыто пропагандируя миру торжество социалистической морали, фильмы 1954 года едва ли не впервые за многие годы выводили на первый план не идеологическую составляющую будней строителей коммунизма, а реальную человеческую жизнь, наполненную желанием любви и простого человеческого счастья, звенящую жизнерадостным смехом и лирическими песнями, мечтающую о завтрашней светлой жизни, готовую к преодолению бед и трудностей и вместе с тем не лишённую дурости, зависти, жадности, головотяпства, бездушия, карьеризма, жестокости и других негативных черт, свойственных человеку при любом общественном строе и любой власти. Несмотря на все реальные и надуманные послеперестроечными критиками недостатки метода социалистического реализма, большинство снятых в 1954 году фильмов абсолютно не утратили за последующее время своей художественной ценности и даже в сегодняшней капиталистической реальности представляют собой гораздо более ёмкие и нужные людям произведения искусства, нежели вышедший спустя полвека после них «Ночной дозор» и масса всякой другой гуляющей ныне по российским экранам низкопробной «лабуды» типа «Обитаемого острова» или «Самого лучшего фильма», который, несмотря на своё в высшей степени претенциозное название, напоминает собой не более как снятый студентами-недоучками «капустник», перегруженный интересными только им самим хохмами и приколами.
«Коммунизм – это молодость мира, и его возводить молодым!» – с чёткостью математической формулы продекларирует в одной из своих песен функцию молодёжи в современном обществе лидер тогдашнего романтизма поэт Юрий Визбор. Так что не удивительно, что очень большое количество фильмов тех лет было посвящено именно советской молодёжи, её нравственному становлению и поискам своего места в новой, активно преобразуемой жизни.
Одной из таких кинолент, напрямую адресованных молодому поколению строителей коммунизма, стал снятый по одноимённой повести Лии Гераскиной фильм режиссёра Татьяны Лукашевич «Аттестат зрелости». Это была нравственная история о неглупом и одарённом, но весьма избалованном и эгоистичном юноше Валентине Листовском, который спровоцировал конфликтную ситуацию, подвёл ребят, оскорбил учительницу. Товарищи решительно осудили его поведение и приняли решение исключить его из комсомола, что явилось для парня самым настоящим ударом. Однако он нашёл в себе силы признать совершённые ошибки и извиниться за свои поступки перед коллективом.
Плохие качества Валентина были высвечены ещё в самом их зарождении, когда процесс превращения нормального парня в подлеца ещё не стал необратимым, как это частенько случается со многими детьми высокопоставленных родителей. Вовремя полученная им необходимая встряска ещё оставляла возможность образумиться, взяться за ум и вырасти достойным человеком.
В роли Листовского в этом фильме снялся молодой Василий Семёнович Лановой, ставший впоследствии одним из ведущих актёров советского и российского кино, сыгравшим около 80 ролей, включая широко прославившую его роль благородного, верного долгу и чести офицера Ивана Вараввы в фильме «Офицеры» (1971). Этот фильм на многие годы стал одной из самых любимых картин отечественного кино, особенно почитаемых среди защитников Отечества.