В области торгово-экономических связей, согласно данным Государственного банка Пакистана, в 2011/12 финансовом году Китай оказал помощь Пакистану на 249,5 млн долларов, заняв таким образом второе место после США. В том же году Китай стал главным государством-кредитором Пакистана, оказав ему помощь на 1,9 млрд долларов. В 2012/13 финансовом году объем двусторонней торговли составил 12 млрд долларов. Государства намереваются увеличить его до 20 млрд долларов ежегодно.
Важное значение для развития региона имеет переход контроля над пакистанским портом Гвадар к Китаю в 2013 году. В том же году Исламабад и Пекин подписали ряд соглашений о развитии транспортного коридора из Пакистана в Китай, которые подразумевают строительство нефте– и газопроводов, железнодорожных и автомобильных путей, прокладку оптоволоконных кабелей и т. д. При этом более 80 % расходов Китай возьмет на себя.
Официальный Исламабад признает высокий уровень доверия, сложившийся в китайско-пакистанских отношениях. Представители законодательной, исполнительной ветвей власти, военных кругов, научно-образовательных институтов и аналитических центров повторяют характеристику о «всепогодности» отношений между Исламабадом и Пекином.
Однако на неофициальном уровне признаются и сложности, характерные для китайско-пакистанских отношений. Представители предпринимательских кругов в частных беседах указывают на то, что ведение дел китайскими компаниями в Пакистане является одной из причин разгула коррупции. Кроме того, по их словам, Китай предпочитает использовать двустороннее сотрудничество для максимально возможного трудоустройства своих граждан, не желая привлекать пакистанские кадры.
В торгово-экономической и военной областях было бы неправильно говорить о полной зависимости Пакистана от Китая. В число главных доноров и кредиторов этой страны также входят ЕС, США и Япония.
Высокий уровень доверия между Китаем и Пакистаном не позволяет получить ясное представление о реакции Исламабада на вероятную эскалацию напряженности в отношениях между Пекином и Нью-Дели или Пекином и США. Поскольку Пакистан ощущает собственную уязвимость перед вооруженными силами как Индии, так и США, он, очевидно, будет пытаться избегать вовлечения в вероятные конфликты Китая с этими странами. То же относится и к Японии, которая оказывает значительную финансовую помощь Пакистану. Официально признавая поддержку Пекину в вопросах Тайваня и Тибета, Исламабад избегает озвучивать свою позицию по территориям, оспариваемым Китаем и Японией.
Политику Пакистана на афганском направлении характеризуют следующие цели:
•снижение террористической угрозы для мирных граждан, государственных служащих, сотрудников силовых ведомств;
• нормализация ситуации в приграничных районах, которая позволила бы, сократив там численность военной группировки, вернуть военных на места их постоянной дислокации;
• улучшение ситуации в Афганистане настолько, чтобы в эту страну смогли вернуться беженцы;
• ликвидация в экономике негативных последствий влияния «афганской проблемы».
Стабилизация ситуации в Афганистане представляется в Пакистане осуществимой только при его непосредственном участии в этом процессе и включении в него так называемых умеренных талибов. При Бараке Обаме Пакистан ощущает, что его участие в афганских делах ограничивается.
Пакистан, страдающий от негативных последствий афганской проблемы, заинтересован в снижении террористической угрозы, в нормализации ситуации в приграничных с Афганистаном районах, возвращении беженцев в эту страну. С этой точки зрения Исламабад мог бы играть исключительно конструктивную роль в решении афганской проблемы.
Однако интересы Пакистана, связанные с пуштунским вопросом, стремлением к стратегической глубине, опасениями относительно афганско-индийских связей, обуславливают противоречивость его действий на афганском направлении.
Избавление от этой противоречивости зависит от самого Пакистана. Однако повышение транспарентности в планах и действиях всех стран, имеющих отношение к афганской проблеме, включая Индию, без сомнения, позитивно скажется на позиции Пакистана.
Для сотрудничества с Россией в Пакистане сложились определенные условия. Во-первых, в связи с объективным снижением внимания США к этой стране Пакистан, опасающийся попадания в большую зависимость от «всепогодного друга» Китая, нуждается в России как эффективном балансире. Во-вторых, Исламабад проявляет явный интерес к российским вооружениям. В-третьих, пакистанские вооруженные силы уже имеют опыт эксплуатации военных технологий советского и российского происхождения, которые попали к ним либо в рамках редких контрактов с Россией (например, военно-транспортные вертолеты), либо через третьи страны, включая Белоруссию, Украину и Китай.
Отношения между Россией и Пакистаном развиваются успешно. В ноябре 2014 года Пакистан посетил министр обороны Сергей Шойгу. Во время визита министры обороны России и Пакистана подписали рамочное соглашение, которое призвано заложить правовую основу для развития военного и военно-технического сотрудничества между сторонами. Во время визита были определены основные направления развития военного сотрудничества России и Пакистана: координация усилий по противодействию международному терроризму и наркоторговле, участие в военных учениях в статусе наблюдателей, подготовка военных кадров и обмен опытом в областях миротворчества, борьбы с терроризмом и пиратством.
В сочетании с принятым российскими властями решением пересмотреть запрет на продажу вооружения и военной техники в Пакистан, а также проведенными двумя раундами военно-морских учений (в марте и октябре 2014 года) этот визит свидетельствует о быстром развитии российско-пакистанских отношений, в том числе в области обороны.
Какими бы ни были перспективы военно-технического сотрудничества с Пакистаном, для России приоритетной останется кооперация с Индией. Это объясняется и характером отношений между Москвой и Дели, и масштабами сотрудничества.
Нет сомнения, Россия стремится и дальше углублять стратегическое партнерство с Индией и развивать отношения с Пакистаном. Однако эти попытки могут наталкиваться на растущее недоверие в Дели и Исламабаде, если Москва будет хранить молчание по острым проблемам, существующим в Южной Азии. И наоборот, своевременное и всеохватывающее информирование политических, общественных, военных и экономических кругов Индии и Пакистана о российской позиции по региональным проблемам, включая индо-пакистанские противоречия, поможет Москве укрепить доверие и с Дели, и с Исламабадом.
Как минимум на десятилетнюю перспективу Южноазиатский регион послужит источником угроз для безопасности России (политическая нестабильность, межгосударственные конфликты, угрозы распространения терроризма и наркотиков). Отвечая на данные угрозы, Россия намерена развивать двусторонние отношения с южноазиатскими странами и активно участвовать в различных многосторонних политических форматах. Южная Азия воспринимается также как регион, в котором происходят интеграционные процессы, представляющие интерес для России и ее экономики (главным локомотивом роста в Южной Азии выступает Индия). Россия имеет ясные приоритеты в Южной Азии: Индия – привилегированный стратегический партнер; Афганистан – близкий сосед; Пакистан – ведущая региональная держава, чье место в российской внешней политике подобно месту Турции, Египта, Алжира, Ирана, Саудовской Аравии и т. д.
Подготовка к парированию региональных угроз безопасности военными средствами планируется на трех направлениях. Россия намерена обеспечить адекватное присутствие вооруженных сил на своей территории на южном направлении. Военно-морские силы России будут присутствовать в Индийском океане на периодической основе. Россия также выделит воинские контингенты в состав Коллективных сил оперативного реагирования ОДКБ (КСОР) в целях оперативного реагирования на военные угрозы государствам – членам ОДКБ с южного направления.
Глава 8Северо-Восточная Азия. Обострение региональной конкуренции
Мамонов Михаил Викторович – китаист, ведущий аналитик и директор по развитию агентства «Внешняя политика». В 2005–2014 гг. занимал различные должности в ряде государственных органов Российской Федерации. Автор публикаций, посвященных внешнеполитической стратегии КНР, ее отношениям с государствами Восточной Азии и с США.
В 2014 году Китай продолжил свое превращение в «нормальную» великую державу, позволяя себе на международной арене все чаще отходить от провозглашенной Дэн Сяопином политики «сокрытия своих возможностей и выигрыша времени». Неотступное следование этой политике было непреложным правилом третьего и четвертого поколения руководителей КНР. Наблюдаемая трансформация явно имеет комплексную природу и проявляется в экономической, внутренней и внешней политике Пекина.
По данным МВФ, в 2014 году ВВП КНР достиг 17,6 трлн долларов, превысив ВВП США, составивший 17,4 трлн долларов, Китай, таким образом, был назван самым крупным государством планеты по размерам экономики. Официальный Пекин холодно отнесся к новости о своем превращении в «первую экономику мира». По всей видимости, связано это с тем, что именно в 2014 году Си Цзиньпин озвучил начало этапа «новой нормы» (синь чантай) экономической политики КНР – концепции, призванной подготовить рынки, чиновников и общество к новой экономической парадигме, в которой значимость качества развития, структурных реформ и рабочей силы ставится выше значимости арифметического роста ВВП. Доказательством того, что у макроэкономической политики Пекина появились новые ориентиры, стали материалы с разъяснением значения «новой нормы» для развития китайской экономики, опубликованные в весьма сжатые сроки ведущим партийным рупором – газетой «Жэньминь жибао»[15]