[28].
На Совещании по взаимодействию и мерам доверия в Азии была озвучена еще одна инициатива Китая: назвав его самым крупным и наиболее представительным форумом по региональной безопасности, Си Цзиньпин предложил превратить этот механизм в площадку для сотрудничества и диалога в области безопасности и на его основе изучить возможности создания инфраструктуры для такого сотрудничества. Предлагалось повысить уровень институционализации самого Совещания (укрепить его рабочие органы, создать механизм консультаций по вопросам обороны, рабочую группу по мониторингу за осуществлением мер доверия в различных областях) – и совместно рассмотреть возможность выработки кодекса поведения в сфере региональной безопасности. Выдвинутая Пекином инициатива стала новым доказательством изменения его стратегии, выразившимся в желании инициативно формировать новые многосторонние институты. Прежде Пекин не называл СВМДА ключевым форумом по региональной безопасности, отдавая предпочтение саммитам АТЭС, ШОС или АРФ, но теперь, когда председательство в этой структуре перешло КНР, в короткие сроки активность этой структуры возрастет. Вполне вероятно, что Пекин видит в ней некий азиатский аналог Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе – сформированный при ключевой роли Китая.
Значительные изменения стали происходить и в отношениях Китая с «великими державами», в первую очередь с Соединенными Штатами Америки. Еще в 2008 году известный китайский исследователь Ян Сюэтун справедливо отметил: «[…] в развитии существующих между великими державами стратегических отношений, возможно, произойдет переход от тенденции к сокращению конфликтов при развитии сотрудничества к тенденции обострения конкурентных отношений под видом сотрудничества… отношения стратегического партнерства станут деликатным способом описания отношений «ни друг, ни враг», любое государство, не являющееся полномасштабным противником, может быть названо стратегическим партнером»[29]. С одной стороны, в Пекине все четче осознают пределы любых «стратегических партнерств» с государствами Запада, в первую очередь с США, в условиях нарастающей конкуренции Китая с ними. С другой стороны, сам Китай настроен на «выравнивание» отношений с великими державами, которым придется теперь в гораздо большей степени учитывать интересы и озабоченности Пекина.
В феврале 2012 года в ходе своего визита в Вашингтон – тогда еще в статусе заместителя председателя КНР Си Цзиньпин впервые озвучил видение Китаем нового этапа китайско-американских отношений, выступив за формирование двумя государствами «нового типа отношений между великими державами» (синьсин даго гуаньси). Впоследствии данная формулировка стала неотступным рефреном китайской внешней политики при описании отношений между Пекином и Вашингтоном и вошла в материалы 18‑го съезда КПК. В ходе визита в США в июне 2013 года Си Цзиньпин кратко сформулировал новое содержание китайско-американских отношений следующим образом: «неконфликтность и неконфронтационность» (бу чунту, бу дуйкан), «взаимное уважение» (сянху цзюньчжун), «взаимный выигрыш от сотрудничества» (хэцзо гунъин).
Пекин стремился убедить США признать несколько вещей. Во-первых, неизбежность подъема Китая и роста его роли в Азии, что положительно скажется на стабильности в АТР и не будет представлять угрозы для интересов США. Во-вторых, наличие у КНР в Азии если пока еще не сфер влияния, то уже точно – зон особых интересов. Министр иностранных дел КНР Ван И, выступая в Институте Брукингса с комментариями о «новом типе отношений между великими державами», подчеркнул, что озвученный Си Цзиньпином принцип взаимного уважения предполагает также и «уважение коренных интересов и озабоченностей друг друга»[30]. В современной дипломатической практике КНР термин «коренные интересы» применяется в первую очередь уже не в отношении озабоченностей Пекина поставками США оружия Тайваню или международными визитами Далай-ламы, а в отношении своих территориальных споров с соседями. В-третьих, постулировался равный статус, а значит, и равные права КНР и США. При этом, предлагая своему партнеру новую модель китайско-американских отношений, Пекин перехватывает у США инициативу в формулировании правил и условий функционирования этой новой модели. Это также является новацией для доселе консервативной внешней политики Китая, нормой которой было реагировать на возникающие условия, а не формировать их.
Продолжает нарастать динамика отношений Китая с государствами Африки и Латинской Америки. Безусловно, это не составляет новой тенденции во внешней политике Китая: данное направление внешней политики КНР было традиционно значимым с момента образования республики, а в 2000‑е годы заметно интенсифицировалось. Примечательно другое – к экономическим целям (получение доступа к гарантированным источникам ресурсов, «бронирование» и освоение новых рынков), которые составляли основу политики КНР по отношению к этим странам, Китай постепенно начинает добавлять политические задачи поиска внешних источников поддержки нового складывающегося в Азии регионального порядка и лидерских устремлений КНР.
В июле 2014 года Си Цзиньпин, воспользовавшись приглашением на 6‑ю встречу глав государств БРИКС в Бразилии, во второй раз посетил Южную Америку в качестве лидера страны. Остановками в его турне стали Бразилия, Аргентина, Венесуэла и Куба. В ходе визита им было подписано свыше 150 контрактов и рамочных соглашений на сумму порядка 70 млрд долларов США в энергетике, добыче природных ресурсов, сельском хозяйстве, науке и технологиях, строительстве инфраструктуры и финансах. Также с лидерами Бразилии и Перу обсуждался проект строительства «железной дороги двух океанов», призванной соединить Тихий и Атлантический океаны. Китай стал соучредителем созданного государствами БРИКС Нового банка развития с целью обеспечения займов развивающимся странам (по аналогии со Всемирным банком) и Соглашения о резервном фонде для оказания содействия в решении краткосрочных проблем с ликвидностью (по аналогии с МВФ), а его лидер посетил саммит созданного в 2011 году Сообщества стран Латинской Америки и Карибского бассейна (CELAC), где была достигнута договоренность о создании постоянно действующего формата КНР – CELAC (первый саммит новой структуры состоялся в январе 2015 года в Пекине).
В активной латиноамериканской политике нового лидера КНР некоторые обозреватели увидели реализацию Пекином стратегии противодействия доминированию США в зоне их традиционных интересов и даже стремление КНР дать асимметричный ответ на «возвращение» США в Азию. При том, что нельзя отрицать в действиях Пекина и такие мотивы, они имеют скорее эмоциональную, чем рациональную природу и пока не определяют его политику в этом регионе. Вероятнее, целью КНР является снижение уровня экономической зависимости развивающихся государств региона от США и расширение поддержки среди неазиатских стран предлагаемой Китаем новой модели безопасности в Азии.
Несколько отличные цели Китай преследует на Африканском континенте, который Си Цзиньпин посетил сразу после своего визита в Россию. По мнению китайского исследователя, «в политической сфере Китай стремится заручиться поддержкой африканских стран своей политики «одного Китая» и своей внешнеполитической повестки в рамках различных многосторонних форумов, как, например, ООН. В области экономики Африка рассматривается Китаем как источник природных ресурсов и как новые рынки, предоставляющие возможности для национального роста. С точки зрения безопасности расширение коммерческих интересов Китая в Африке привело к росту для Китая вызовов в сфере безопасности, поскольку политическая нестабильность и преступность на континенте угрожают китайским инвестициям и гражданам страны»[31]. С учетом того незначительного места, которую Африка занимает, вопреки расхожим убеждениям, в структуре внешнеэкономических интересов Китая и незначительных политических дивидендов, которые Пекин может получить от политической поддержки африканских стран, наибольшее значение для него имеет именно третий компонент: сфера безопасности. Африка может быть интересна Китаю как полигон, на котором он при полной поддержке международного сообщества будет отрабатывать действия по защите своих «зарубежных интересов» (хайвай лии) и свое участие в международных усилиях по поддержанию региональной безопасности и миротворчестве на континенте.
С 2008 года Китай является активным участником международной морской операции по противодействию пиратству в Аденском заливе – очевидно, полученный боевой опыт обладает особой ценностью для развивающихся Военно-морских сил КНР и может быть в дальнейшем использован для проведения аналогичных операций в Малаккском проливе. При этом сама операция позволяет Пекину протестировать на практике концепции «обороны отдаленных морских пространств» (юаньян фанвэй) и «операций в отдаленных морских пространствах» (юаньхай синдун), которые не имеют географической привязки и определяются расширяющимися морскими национальными интересами Китая. С дипломатической точки зрения своим участием в операции в Аденском заливе КНР демонстрирует миру и азиатским партнерам готовность Китая действовать в рамках систем кооперативной безопасности.
Значимые изменения произошли и в миротворческой политике КНР. Хотя с 2008 года численность контингента, предоставленного КНР для миротворческих операций под эгидой ООН, превышала численность миротворцев четырех других постоянных членов Совета Безопасности ООН, Пекин строго следовал практике направления в районы миротворческих операций сугубо небоевых подразделений (медицинских или инженерных специалистов). Однако в июне 2013 года руководство КНР приняло решение направить в Мали 170 человек из числа специальных подразделений НОАК