[300]. Исследователь и собиратель устного литературного наследия народа, Караджич не мог не беспокоиться о развитии образования в Сербии, учреждении школ и училищ, ибо «Сербия ни в чем не имеет так недостатка, как в людях, способных к отправлению общих служб»[301]. Испытав на себе неограниченное самовластие князя, Караджич большое внимание уделял «гражданским свободам» человека – свободе передвижений, мысли и слова.
Все эти условия, претворенные в жизнь, по существу означали бы создание государственных начал на новой, буржуазной основе. В целом эта программа политического устройства Сербии синтезировала основные требования оппозиции, но была сформулирована не политиком, добивавшимся власти, а представителем ученого мира, анализировавшим происходящие в сербском обществе перемены.
Работа по составлению Законника была предпринята в 1836 г., когда Милош пригласил В. Лазаревича, градоначальника Землина, и Й. Хаджича, новосадского сенатора, продолжить начатое ранее дело. Меттерних дал личное разрешение этим двум подданным Австрии работать в Сербии, поскольку был заинтересован в том, чтобы сербское законодательство ориентировалось на австрийский образец. Сам Милош так объяснял свой шаг: «Я решился позвать из Австрии искусных законоведцев из сербов… мужей честных, родолюбивых и прослывших отличным познанием законоведства, на конец составления законов для Сербии, выпросив их у австрийского правительства… Они желают сочинить законы гражданские и уголовные, равно как и правила судебных поступков»[302]. В апреле 1837 г. князь Милош, обращаясь к приглашенным юристам, писал им в письме: «…вручаю вам дело законов сербских и прошу вас приняться оного с верностию и усердием»[303]. «Мое первое желание, – продолжал Милош, – состоит в том, чтобы Сербия получила законы, второе – чтобы получила такие законы, которые бы служили к пользе и чести ее». Милош попытался извлечь из нового законодательства максимум личных выгод. «Я желаю, – писал князь, – чтобы законы сии сходны были монархическим началам и системе, по причине той, что Сербия стоит под царством, покровительством и в соседстве царств монархических»[304]. Под монархическими царствами имелись в виду Османская империя, Россия и Австрия. Милош считал, что ссылка на политическое устройство этих держав является достаточным основанием для оправдания собственных авторитарных претензий. Составители законов получили указание «избегать со тщанием» упоминания каких-либо намеков на либеральные принципы построения политической власти в княжестве, чтобы не вызвать «и малейшего неудовольствия от сих трех держав». Действительно, все три окружавшие Сербию монархии были встревожены возможностью проникновения революционных идей в сербское общество, но отнюдь не отрицали необходимости проведения разумных преобразований в нем.
В августе того же года князь сообщал Бутеневу о ходе работы по составлению законодательства. По его словам, специальные комиссии заимствовали «нечто из австрийских и прусских законов, нечто из Кодекса Наполеонова». «То, что виделось нам несходным народу сербскому, было изменяемо выключаемо и поправляемо»[305].
Гражданский Законник был принят лишь в 1844 г. Он закреплял право граждан на частную собственность. Положительной чертой Законника явилось то, что он включал в себя элементы сербского народного права, хотя и основывался практически на австрийском кодексе 1811 г.[306] В целом принятые законы расчищали путь для развития капиталистических отношений в сербском обществе. Этому же способствовали и преобразования в землевладении. В 1834 г. было провозглашено свободное владение землей. Распад задруг вел к разорению части крестьянских хозяйств, что способствовало росту имущественного расслоения сельского населения. Однако процесс дифференциации крестьянства шел медленно – это явилось особенностью капиталистического развития крестьянских хозяйств в целом.
Население Сербии составляло в 1841 г. 807 тысяч жителей, в 1846 г. – 825 тысяч. Всего с 1815 по 1854 г. число жителей утроилось и увеличилось до 998 тысяч человек[307]. Однако значительное число этнических сербов проживало вне княжества, на территории европейских владений Османской империи, а также Австрии и Венгрии. Около 500 тысяч сербов находилось в Боснии и Герцеговине, 300 тысяч в Воеводине, 150 тысяч – в Хорватии и Славонии, 300 тысяч – на землях Венгерского королевства, 80 тысяч – в Далмации[308]. После хатт-и шерифа 1830 г. Милош Обренович расширил территорию княжества, присоединив шесть спорных округов, утраченных после поражения в Первом сербском восстании. Большую помощь оказала Милошу российская дипломатия, которая, поддержав сербскую сторону, постоянно требовала от Порты возвращения княжеству его земель.
Сербия 30-х гг. представляла собой аграрную страну с неразвитыми товарно-денежными отношениями. Достаточно сказать, что в княжестве не было собственной денежной единицы и в обороте находились 43 вида монет[309]. Крестьянское хозяйство находилось на уровне простого товарного производства, а сельские жители составляли 95 % всего населения страны. В то же время именно в 30-40-х гг. начался заметный процесс роста городского населения и развития городов. Различия между городом и селом были значительны. Население городов было более молодым и большей частью несербским из-за значительных миграционных процессов. Постепенно оно приобретало черты особой общественно-экономической категории, все более отдалявшейся от жителей села[310]. К 40-м гг. в Сербии было не более 35 городов[311]. Столица в 1842 г. была перенесена из Крагуевца в Белград. Дороги в княжестве практически отсутствовали.
Постепенно в государстве складывался внутренний сербский рынок, хотя основы натурального хозяйства были сильны и имели яркие черты замкнутого сельского производства. Единый внутренний рынок еще полностью не сформировался, господствовало региональное разделение с местными рынками и узким объемом производства, преобладанием монокультуры в сельском хозяйстве. «Сербы, в отношении к труду, занимаются только хлебопашеством и выгонкою из слив водки, обыкновенно, сколько нужно для годового обихода, редко для продажи», – писал в своем годовом отчете российский консул в Белграде Н. В. Ващенко[312].
Животноводство оставалось главным занятием сельских жителей и единственной статьей внешней торговли[313]. «Сербы при всей своей понятливости, исключая завода свиней и в малом количестве коз, овец и рогатого скота – другого ничего не знают»[314]. Важную роль в торговле играла Австрийская империя, имевшая традиционно развитые торговые отношения с Сербией. «Сербская торговля, – свидетельствовал российский консул в 1841 г., – находится на низкой степени. Привозная из Австрии, Боснии и Румелии превосходит много отпускную и состоит: первая, в разных мануфактурных и фабричных изделиях, сухих фруктах, вин, роме, красках, масле деревянном, рисе и т. п. и, несмотря на изобилие в Сербии лесов, даже в деревянных изделиях». В свою очередь, из княжества вывозятся свиньи, рогатый скот, кожи, шерсть, сало, мед, воск[315].
Любопытно наблюдение М. Экмечича, что в общественном и культурном отношении быстрее всех развивались малые нетурецкие народы Османской империи, в первую очередь греки и армяне. Для господствующего положения турок в Сербии реальную опасность представляла возможность того, что новая торговая буржуазия будет сформирована из христиан. Торговали и турки, но в их руках была мелкая торговля, тогда как христиане держали монополию на международных рынках.
Несмотря на расширение сферы внешнеполитических связей княжества, этот процесс по существу никак не сказался на росте торговых отношений с новыми странами. Даже Россия, проявлявшая наибольшую заинтересованность в упрочении своего положения на Балканах, вынуждена была признать невыгодность закупок в Сербии леса и угля[316]. Когда в 1837 г. Милош предложил снабжать Россию строевым дубовым лесом и каменным углем, то, по рассмотрению этого вопроса начальником Главного морского штаба и министром финансов, российские чиновники пришли к выводу, что подобное предприятие не имеет для России никакой выгоды из-за дороговизны транспортировки продукции, в достатке имеющейся и в самой России. Кроме того, российские изделия не могли конкурировать с дешевыми и качественными австрийскими товарами. Любопытный факт приводит в своем отчете Г. В. Ващенко: он сообщает, что в сентябре 1841 г. в Сербии появился мещанин Черниговской губернии Иван Разсветов, «желавший испытать, до какой степени русские промышленники могут надеяться на торговые обороты с сербами». Для этого он путешествовал по Сербии в качестве разносчика мелочного товара, в результате чего «убедился, что подобные предприятия для них (русских промышленников. – Е. К.) невозможны без очевидных великих убытков»[317]. Для Англии и Франции Сербия также не представляла выгодного рынка сбыта товаров по причине неплатежеспособности ее населения. Торговый договор между Великобританией и Османской империей, заключенный в 1838 г., по существу никак не сказался на товарообороте с княжеством.