Со слов заместителя министра полиции С. Л. Мюллера, газеты цитировали и другие задания, пересланные Логинову из СССР: «… нам очень важно иметь информацию по следующим вопросам: условия въезда в страну и выезда из нее для иммигрантов-негров… опишите ситуацию на границах с Ботсваной и Лесото, особенно в районе г. Лобатсе. Возможна ли тайная высадка на побережье между Порт-Элизабет и Дурбаном? Влияние и авторитет партии Африканский национальный конгресс. Районы организованного сопротивления режиму… Пожалуйста, исполните как можно скорее» [350] .
При том, что информации о Логинове было немало, далеко не все в его истории ясно. В передаче Карр, во время встречи Логинова с Бехтеревым – представителем КГБ в Кении, – тот говорил ему о потенциальной стратегической важности Южной Африки для СССР и о том, что СССР заинтересован в развитии там «революции». Бехтерев – если такой человек существовал, – говорил языком, которым в СССР не пользовались ни идеологи, ни пропаганда, ни простые граждане, и его сентенции слишком удобно укладывались в схему официальной идеологии ЮАР, чтобы им верить. Но было в его откровениях и нечто совершенно неожиданное. По словам Карр, он сказал Логинову: «По нашей информации ЮАР не только производит сырье для ядерного оружия… но и ракеты для него… Поэтому КГБ прилагает все усилия, чтобы получить информацию о масштабах разработок атомного оружия и ракетоносителей в ЮАР… Такое же задание дано и агентам ГРУ» [351] . И среди заданий, переданных якобы Логинову Бехтеревым, было «установление степени сотрудничества между ЮАР и западными державами в сфере производства атомного оружия» [352] .
О том, что в ЮАР ведется работа над созданием атомного оружия, в то время знали единицы. Почему Карр было разрешено обнародовать эту в высшей степени секретную информацию и больше того, тот факт, что советским спецслужбам она была известна? (Как мы видели, она им действительно была известна.)
Карр пишет, что она получила доступ к материалам допросов Логинова: «Тысячи слов были записаны от руки или на пленку во время допросов, и мне, как журналисту, выпала удача получить эту информацию с тем, чтобы я могла написать эту книгу». Книга открывалась посвящением: «В благодарность людям, отвечающим за безопасность Южной Африки, особенно полковнику Х.» [353] . Но, когда стало известно о подготовке книги к изданию, генерал-лейтенант Х. Дж. фан ден Берг, глава южноафриканского Бюро государственной безопасности, счел нужным заявить, что он «не давал г-же Карр разрешения интервьюировать Логинова». «Я даю гарантию, что она не интервьюировала Логинова», – повторил он [354] . В парламенте заместитель министра полиции С. Л. Мюллер тоже ответил категорическим «нет» на запрос о том, разрешен ли был кому бы то ни было доступ к Логинову и к материалам его допросов. Газета «Argus» опубликовала эту информацию под заголовком «Логинов и шпионская книга: тайна сгущается» [355] .
13 июня 1969 г. Логинова специальным рейсом вывезли во Франкфурт и обменяли на одиннадцать заключенных, обвиненных в шпионской деятельности против СССР.
Но этот обмен отнюдь не был концом истории Логинова и его тайн. В 1991 г. была опубликована биография многолетнего главы ЦРУ Джеймса Энглтона «Воин холодной войны». Собирая материалы к ней, ее автор, Том Мэнголд, раскрыл и тайну Логинова – так он, по крайней мере, полагал. Мэнголд интервьюировал бывшего главу представительства ЦРУ в Претории Джона Мертза, и тот рассказал ему, что Ю. Н. Логинов был двойным агентом: поступив на службу в КГБ в 1956 г., в 1961-м он стал работать на ЦРУ. Но Энглтон не доверял Логинову, полагая что тот на самом деле все еще работает на КГБ, и сдал его южноафриканскому Бюро государственной безопасности на проверку. Мертз работал над этим «проектом» вместе с фан ден Бергом в течение двух месяцев, но ничего нового ни южноафриканцы, ни американцы, прибывшие в апреле 1968 г. специально, чтобы допрашивать Логинова, выбить из него не смогли. Одной из пыток, применявшихся фан ден Бергом, в том числе и к Логинову, были многочасовые допросы, в ходе которых допрашиваемые стояли на кирпичах. Если они падали или оступались, их снова ставили на кирпичи [356] .
Когда стало ясно, что добиться от Логинова никаких новых признаний не удастся, Энглтон решил вернуть его в Москву. Обменяли его на западногерманских агентов, отбывавших сроки в тюрьмах ГДР. По словам полковника М. Гельденхёйса, сопровождавшего Логинова в ФРГ (это он был «полковником Х.» Барбары Карр), Логинов отказывался возвращаться в Москву, сумел задержать обмен на четыре часа и предлагал южноафриканцам работать на них [357] .
Что до Карр, то ей якобы дали предварительно «отредактированные» американцами фотокопии материалов старых допросов Логинова, оставшихся с того времени, когда он впервые начал работать на них, добавив к ним материалы, просто написанные сотрудниками ЦРУ. Но зачем нужны были такие сложности? Зачем нужно было раскрывать тот факт, что в СССР знали о работе южноафриканцев над атомным оружием? Зачем нужно было «предупреждать» СССР о том, что ЦРУ известно, например, о планах высадки десанта Умконто на южноафриканском побережье или инфильтрации его бойцов через Лобатце? Версия Мэнголда выглядит правдоподобной, но нестыковки есть и в ней.
В 1975 г., после того как Энглтон ушел в отставку, ЦРУ пересмотрело дело Логинова. По словам Мэнголда, новое расследование показало, что «Логинов действительно был перебежчиком из КГБ… Энглтон и его сотрудники насильно вернули Логинова в руки Советов… вопреки возражениям работников южноафриканских спецслужб» [358] .
Но и это не конец истории Логинова. В 1992 г. московская газета «New Bridge» разыскала Логинова. Оказалось, что он жив и здравствует. Проживает в Москве. Но от каких бы то ни было разговоров он уклонился [359] . Может быть, прав все-таки был Энглтон? Если бы Логинов действительно был перебежчиком, то ничего хорошего его в Москве не ждало бы. Допросы, возможно смерть, в лучшем случае – годы тюрьмы. И даже если бы он отсидел свое и выжил, 1992 г. был самым подходящим временем пожаловаться на советскую власть, если она его обидела. Но Логинов этого не сделал. Может быть, задерживая обмен и предлагая свои услуги спецслужбам ЮАР, Логинов просто продолжал отрабатывать легенду перебежчика, созданную для него КГБ? Что ж, тогда его должны были встретить в Москве как неудачника, но никак не предателя.
Но история Логинова не кончилась и на этом. В 2002 г. газета «Советская Белоруссия» опубликовала о нем сенсационную статью. Ее автор Дмитрий Прохоров писал, что Логинов родился в 1933 г. в Курске, что в 1946 г. окончил одну из элитных московских школ, а в 1954 г. поступил в Институт иностранных языков (не в МГИМО). На последнем курсе ему предложили работу в управлении «С» (нелегальная разведка) Первого главного управления КГБ, присвоив звание лейтенанта – хотя, по словам автора статьи, «из-за бюрократических накладок он не был приведен к воинской присяге». Американцы завербовали Логинова в 1961 г. во время первой же его командировки на Запад, когда он, якобы испугавшись ареста в Италии, вылетел в Хельсинки и попросил там убежища в американском посольстве. Логинову дали кличку «Густо», работал с ним сначала «опытный вербовщик» Ричард Кович, потом оперативник ЦРУ Эдвард Юхневич. В Москве его объяснениям якобы поверили. По словам Прохорова, Юхневич говорил, что Логинов полностью доверял американцам и опасался только КГБ. Говорил, что он «очень изысканно одевался… любил путешествовать и в этих поездках действительно стал практически западным человеком… мечтал о том дне, когда сможет „раствориться в Манхэттене“». Дальше история практически совпадает с тем, что говорилось в книге Мэнголда, хотя в статье она изложена более подробно. Упоминалась в статье и поездка Логинова в Кению, только в отличие от того, что писала об этой поездке Карр, автор статьи утверждал, что делалось это по заданию не КГБ, а ЦРУ и что встречался там Логинов со своим новым американским «куратором» Питером Капустой. Логинов и Капуста беседовали якобы в Найроби с утра до вечера в течение нескольких недель, и результатом этих бесед стала уверенность Капусты в том, что Логинов ведет двойную игру.
После ареста и допросов Логинова фан ден Берг огласил длинный список советских дипломатов, которых Логинов опознал якобы как агентов КГБ. На самом деле этот список предоставили южноафриканцам сотрудники ЦРУ. Вскоре после выдачи Логинова от одного из перебежчиков поступила информация, что Логинов расстрелян. «Однако на самом деле, – пишет Прохоров, – Логинова не расстреляли. Большинство руководителей Первого главного управления выступали за расстрел за нарушение воинской присяги и выдачу секретных сведений. Но когда военная прокуратура ознакомилась с делом Логинова, то выяснилось, что присяги он еще не давал. Это его якобы и спасло. Прокуратура отказала в возбуждении уголовного дела, после чего Логинов был всего – навсего уволен из КГБ и отправлен в Горький, где стал работать в школе учителем английского языка» [360] .
Автор знал о Логинове немало. Подробно рассказал, например, о его отце, упомянул даже дядю, носившего другую фамилию. Но источников своих обо всем этом, как и о том, что случилось с Логиновым по возвращении в СССР, Прохоров не приводит. Трудно поверить, что «из-за бюрократических накладок» КГБ мог присвоить звание лейтенанта своему агенту без принесения им воинской присяги. Трудно поверить и в то, что такие легалистские детали, как принесение или не принесение присяги, могли остановить советскую военную прокуратуру, если бы она действительно хотела судить агента-перебежчика. Как знать, может быть, у истории Логинова появится еще не одно продолжение.
В 1960-е годы в ЮАР находился и другой бывший агент КГБ, перебежчик Богдан Сташинский. По словам известного советского разведчика, перебежчика Олега Гордиевского, Сташинский был профессиональным убийцей, и, находясь в служебной командировке в Западной Германии, в 1961 г. дезертировал. ЮАР предоставила ему убежище. В 1984 г. тот же М. Гельденхёйс сказал газете «Cape Times», что, после того как Сташинский о