реч, фотография); военной работы (засада, наступление, эффективность артиллерии, использование малого оружия) [649] .
Пэтрик Рикеттс, окончивший службу в Умконто в ранге полковника, в 1988 г. учился в Москве шесть-семь месяцев. Он проходил специализированную подготовку к службе в оперативном штабе, а также курс контрразведки. Жил и учился Рикеттс также в квартире рядом с Пушкинской площадью [650] .
В конце 1980-х годов, когда стало ясно, что политические перемены в ЮАР неизбежны, масштабы подготовки кадров Умконто в СССР были резко увеличены. По словам Шубина, вопреки существовавшему в нашей стране правилу не готовить бойцов для иностранных армий (или, вернее, готовить только специалистов «под поступавшую технику»), для АНК было сделано исключение. Именно в эти годы началась полномасштабная подготовка кадров этой организации, которые могли бы создать новую регулярную армию. Эти кадры проходили полный курс подготовки офицеров разных специальностей. Среди них были офицеры-мотострелки, обучавшиеся в Симферополе; авиатехники и пилоты вертолетов и реактивных самолетов, обучавшиеся во Фрунзе; морские офицеры, обучавшиеся в Баку; танкисты – в Киеве; связисты – в Ульяновске; политработники – в Минске. Их готовили по полной программе от трех до пяти лет (в тогдашней армии ЮАР подготовка по многим из этих специальностей велась только в течение года). Именно о такой подготовке Джо Модисе и другие руководители Умконто просили раньше, но первая группа была набрана только в 1986 г. Всего, по мнению Шубина, военные вузы СССР окончили около 2 тыс. южноафриканцев. В конце 80-х годов значительно большее число анковцев стало прибывать и на курсы военно-боевой работы. Общее число бойцов Умконто, прибывших на учебу в 1989 и 1990 гг., было самым большим за всю историю отношений между АНК и СССР, за исключением 1964 г. [651]
Бойцы Умконто давали разные оценки качества подготовки в Советском Союзе. Так Джосайа Джеле, ветеран операций 1967–1968 гг. (операций «Уанки» и «Сиполило»), унесших жизни десятков бойцов Умконто и не приведших ни к каким видимым результатам, говорил, что эти поражения были итогом того, что в СССР кадры Умконто обучали обычным методам ведения войны, а не партизанским, как это было в Китае [652] .
О том же упоминал и В. Ф. Ширяев. Он говорил, что даже в Анголе советские специалисты учили своих курсантов тактике, в том числе и военно-боевой работе, «по разработкам, оставшимся со времен революции». Тактику ведения современного боя не давали [653] .
Р. Касрилс считал иначе: «Мы проходили подготовку и как взводы, и как партизанские отряды. Нас готовили к партизанской войне. Наши инструкторы… подчеркивали, что мы должны ориентироваться в наших условиях и применять нашу подготовку к ним. Так было всегда – и с советскими, и с кубинскими инструкторами» [654] . Но тот же Касрилс говорил, что подготовка кадров в ГДР была «более творческой и практической», чем та, что он получил в Одессе в Советском Союзе [655] . Сипиве Ньянда считал, что в курсе для бригадных генералов «все было полезно» [656] , а Пэтрик Рикеттс, что «штабной курс был очень хорош» [657] .
Эссоп Пахад считал, что советские инструкторы «знали свое дело очень, очень хорошо… Советские военные знали Южную Африку… Так что было большое уважение к советским военным инструкторам» [658] . «Они были очень хорошо информированы о Южной Африке, – продолжал он. – Они знали южноафриканскую топографию в некоторых случаях лучше, чем наши люди, и они знали ситуацию» [659] .
О качестве советской военной подготовки, которую получали бойцы Умконто, можно спорить, вероятно потому, что боевые действия Умконто в конечном итоге оказались малоэффективными. Но причин этой неэффективности и поражений было много, иногда неожиданных. Джеймс Нгкулу писал, что так называемая комиссия Стюарта, разбиравшая причины недовольства кадров Умконто в Анголе, обнаружила, что бойцы, специализировавшиеся в СССР в области противовоздушной обороны, были посланы работать на кухню [660] .
Несомненно другое: знания и навыки, полученные во время военной подготовки в СССР, помогли тем, кто после отмены запрета на АНК и ЮАКП работал в ЮАР по профилю своей военной специальности. Таких примеров немало. Шубин с гордостью писал, что все командиры АНК, инкорпорированные в 1994 г. в новую южноафриканскую армию на уровне генералов, прошли военное обучение в СССР за исключением одного командира, прошедшего военную подготовку под руководством советских специалистов в Анголе [661] . Андиле Нгкаба говорил, что у бывших бойцов с квалификацией инженеров-связистов, электриков и т. п. не было проблем с устройством на работу. Сам он по возвращении в Африку в течение девяти лет руководил коммуникациями Умконто, а вернувшись в ЮАР, создал систему коммуникаций и информации штаб-квартиры АНК в Йоханнесбурге. После этого Нгабе в течение нескольких лет был генеральным директором ЮАР по коммуникациям [662] .
Советские военные специалисты при Умконто
Ситуация с подготовкой бойцов Умконто кардинально изменилась в 1976 г. после провозглашения независимости Анголы и восстания в Соуэто. Уже в начале 1976 г. было решено, что подготовка бойцов Умконто должна вестись в Анголе, а в СССР и других социалистических странах оставались только специализированные курсы и курсы для руководства. В течение нескольких недель после восстания АНК организовывал чартерные рейсы, перевозившие в Луанду сотни молодых людей, бежавших от репрессий и жаждавших воевать против режима. Нужно было их принять, обеспечить всем необходимым и обучить. Большинство из них стали новобранцами Умконто во вновь образованных лагерях АНК в Анголе [663] .
Материальную базу лагерей обеспечивали социалистические страны, прежде всего СССР. В 1978 г. Главным военным советником СССР в Анголе стал генерал-лейтенант В. В. Шахнович. Именно ему пришлось заниматься созданием лагерей АНК на территории этой страны [664] . По поручению ЦК КПСС и в результате запросов руководства АНК в начале 1976 г. Министерство обороны и Государственный комитет по внешнеэкономическим связям начали поставки обмундирования и оборудования. Этого оказалось недостаточно, и сверх государственных поставок АНК прислал срочную заявку в Комитет солидарности на обеспечение всем необходимым 400 человек. В 1978 г. СКССАА получил заявку на обмундирование и экипировку 10 тыс. человек [665] .
В лагеря АНК шло все, начиная от продуктов и кончая обмундированием. По воспоминаниям Касрилса, когда в ангольские лагеря прибывала советская тушенка с надписью «Слава» на этикетке, понимавшие по-русски бойцы радостно кричали: «Слава Советскому Союзу!» [666] ГДР предоставила палатки, одеяла, полотенца, мыло, консервы, надувные матрасы и сапоги. Специальным рейсом в Анголу было доставлено четыре тонны медикаментов, продукты и одеяла [667] .
В октябре 1978 г. во время очередного визита в Москву Тамбо обратился в ЦК с просьбой об оказании помощи в подготовке кадров Умконто в Анголе. До этого, практически с момента основания в Анголе лагерей Умконто, их готовили кубинцы [668] . Но резкое увеличение численности бойцов Умконто позволило АНК поставить более масштабные задачи. В. Ф. Ширяев писал: «Первая группа советских военных специалистов при АНК была направлена в Анголу в октябре 1979 г. решением ЦК КПСС с задачами положить [так в тексте. – А. Д., И. Ф. ] основы для создания регулярных вооруженных формирований…» [669] Число специалистов возрастало от трех, первоначально запрошенных АНК, до нескольких десятков. Обычно их меняли каждые два-три года. Шубин полагал, что их работа помогла повысить боеспособность Умконто, особенно уровень подготовки «организаторов вооруженного подполья» [670] .
Вячеслав Федорович Ширяев был известен анковцам, как «товарищ Иван». Он пробыл в Анголе с 1979 по 1983 г. За ним последовали товарищ Джордж (Герман Пименов), товарищ Майкл (Михаил Коноваленко), товарищ Виктор (Виктор Белуш). Всего с 1979 по 1991 г. в Анголе с Умконто работали свыше 200 советских специалистов, включая переводчиков. В их числе были специалисты по военно-боевой работе, тактике, инженерному делу, рукопашному бою, связи, ремонту оборудования связи, врачи. Поначалу специалисты находились там без семей, позже женам, а в некоторых случаях и детям, разрешили присоединиться к ним [671] .
В. Ф. Ширяев рассказывал, что советских специалистов поселили на ферму под Кашито, а позже передали им лагеря ЗАПУ под Маланже [672] . В лагере, находившемся неподалеку от фермы, бойцы жили в землянках. В этом районе было несколько заброшенных ферм-фазенд, в которые для конспирации селили местное население, потому что в других местах заброшенные фазенды крестьяне занимали сами. Занятия вели через переводчиков. Ширяев был единственным, кто вел занятия на английском языке. В лагере было опасно. В небе – юаровская авиация, на дорогах мины, рядом УНИТА. Постоянно опасались захвата лагеря. Сам Ширяев жил в городе, но приезжал в лагерь на две-три недели. Каждый раз по рации договаривались, по каким признакам (например по расположению машин на стоянке), подъезжая к лагерю, он сможет узнать, свои там или уже чужие. Приметы были каждый раз новые. Неподалеку от лагеря был поселок семей советских узбеков, приблизительно около 100 человек. Они развели плантацию хлопка, чтобы потом научить ангольцев, как его выращивать. Семьи узбеков вообще постоянно были под угрозой нападения УНИТА [673] .
Опасно в лагере было и по другой причине – из-за болезней и зверей. В Кашито, говорил Ширяев, была особенно опасная лихорадка. Человек мог умереть от нее практически мгновенно. Но для бойцов, которые выживали, а потом попадали в плен в ЮАР, эта лихорадка была как метка Умконто: по крови человека можно было определить, что боец ею переболел, а это означало, что он проходил подготовку в Анголе. В землянках спали на матрацах прямо на полу – было тепло. Но в лагере водилось много змей. Вокруг росла высокая трава, и кобры иногда вставали перед движущимися машинами. Их расстреливали. За машинами всегда летели грифы, подъедали змей. Водились и леопарды. С продовольствием в лагере сначала было трудно, потому что не было электричества, а значит, и холодильников. Поэтому когда завозили, например, мясо, то все целыми днями ели только мясо: на завтрак, обед и ужин. То же самое с курами. Потом сделали свой движок [674] .