Не менее грамотно действовали на этот раз русские и на суше. Татарскую конницу – союзника турок, – пытавшуюся мешать осадным работам, умело сдерживала русская кавалерия, а артиллерийский обстрел, которым непосредственно руководил Петр, оказался столь эффективен, что быстро подавил все огневые точки противника и вызвал в городе серьезные пожары. Успеху содействовали и 12 австрийских офицеров – артиллеристы и минеры. Штурм назначили на 22 июля, но уже 19-го турки капитулировали.
Чуть ли не главным условием почетной сдачи турецкого гарнизона стала для Петра выдача предателя Якова Янсена, успевшего к этому моменту уже в третий раз поменять веру и стать мусульманином. Янсена царь считал куда более важным трофеем, чем 92 турецкие пушки и весь остальной военный арсенал. Память у царя всегда была крепкой. В ходе торжественного въезда победителей в Москву голландца в огромной, карикатурных размеров чалме с назиданием демонстрировали толпе.
Сделано это было не только в наказание самому Янсену, но и в пример другим потенциальным предателям. Уже после первого поражения под Азовом в народе пошли разговоры о том, что не может русская армия воевать под начальством иностранных офицеров, что в их среде немало изменников. Жестокое наказание Янсена, с точки зрения Петра, должно было успокоить своих и предупредить иностранных специалистов. Выбирая друзей и наказывая врагов, Петр не обращал внимания ни на происхождение, ни на национальность.
Этот триумф, не столь уж и грандиозный в военном отношении (в конце концов, войска Петра взяли лишь одну, хотя и сильную крепость), оказался крайне важным в психологическом плане. Во-первых, для самих русских, отнюдь не избалованных в те времена военными успехами. После многих поражений на юге удалось наконец разгромить до того непобедимых турок.
Во-вторых, этот успех, доказав правильность политики Петра, укрепил позиции молодого царя внутри страны.
В-третьих, азовская победа довольно громко отозвалась на Западе. Отклики были разными. В большинстве случаев там радовались, поскольку это означало ослабление турок и создание нового европейского фронта в борьбе против мусульман. С другой стороны, например в Польше, снова с тревогой заговорили об усилении России.
В любом случае Петр мог отправляться в Европу, укрепив свои позиции дома и получив определенную известность за рубежом. Замысел Франца Лефорта (если он и вправду существовал) увенчался полным успехом.
Великое посольство. Похищение Европы
Зевс, обратившись быком, похитил Европу. Что-то вроде этого сделал и Петр в ходе своей европейской поездки 1697–1698 годов, получившей в истории название Великого посольства. И он предстал перед Европой не в своем царском обличье, а приехал инкогнито рядовым членом делегации под именем Петра Михайлова, а в Голландии, работая на верфи, выдавал себя за простого плотника. В отличие от Зевса похитил Петр, конечно, не всю Европу, а лишь значительную часть ее знаний и ремесел. Зато от связи Зевса с Европой родился всего лишь правитель Крита Минос, а от связи Петра с Европой родилась новая великая держава.
В те времена на Запад ездили уже многие из русской знати, но чаще всего знакомство с европейскими странами носило поверхностный характер. В 1788 году увидела свет некая «Записная книжка любопытных замечаний Великой особы», которую поначалу приписали Петру, поскольку описываемые там события по времени совпадают с периодом зарубежной поездки царя. Только позже обратили внимание на то, что в книжке подробно описывается путешествие в Италию, где Петр так и не побывал, а главное на то, насколько различными были интересы этой «Великой особы» и самого Петра I, насколько разными глазами они смотрели на Европу.
Стоит для контраста процитировать кое-что из этой записной книжки. Она этого заслуживает хотя бы потому, что автор записок как раз типичен, а Петр все-таки исключение.
В то самое время, как Петр осматривал в Голландии мануфактуры, лесопильни, сукновальни, повышал свои познания в артиллерии, работал плотником на верфи в Саардаме и слушал лекции по анатомии, автор записок искал исключительно развлечений и курьезов. Неизвестный путешественник подробно и сумбурно записывает, что видел зажигательное стекло, хамелеона, танцующую собачку, кукольную комедию, анатомирование трупа, травлю быков собаками, рыбу-пилу, чучело крокодила, канатоходцев, акробата, «который, через трех человек перескочив, на лету обернется головою вниз и станет на ногах», и слона, «который играл менуэты и стрелял из мушкета». Неизвестный посещает синагоги, церкви квакеров, приюты, госпитали, ярмарки. Ужинает в доме, «где стояли нагие девки: кушанья на стол и пить подносили все нагие, только на голове убрано, а на теле никакой нитки». В Венеции неизвестный с любопытством наблюдает, как играют «мячом кожаным», а в Риме осматривает фонтан: «…мужик на лошади в рог трубит очень громко, водою же; еще на горе девять девок лежат, у каждой флейты в руках, как пустят воду – девки играют очень приятно». И далее в том же роде.
В отличие от незнакомца первое, что захотел сделать Петр, ступив на заграничную землю, это осмотреть рижскую крепость, но его туда не пустили шведы – то ли опасаясь, что русские используют эту возможность для разведки, то ли не разобравшись толком в том, кто скрывается под именем Петра Михайлова. Поверить в это, правда, трудно, но даже современные шведские историки, с некоторым раздражением описывая этот эпизод, объясняют все произошедшее недоразумением.
Как бы то ни было, но именно этот оскорбительный для Петра отказ послужил позже поводом к началу Северной войны со шведами. Повод, конечно, можно было бы придумать и иной, но Петр, человек весьма эмоциональный, навсегда запомнил закрытые перед ним двери. Зная о его взрывном темпераменте, неистребимом любопытстве и настоящем голоде к новым знаниям, легко представить ярость царя, когда самую первую и столь долгожданную достопримечательность, что он встретил за рубежом, ему отказались показать.
Сама идея ехать инкогнито была глубоко продумана и отвечала личному удобству Петра, к этикету и церемониям относившегося с раздражением. Официальная поездка царя заставила бы его слишком много времени уделять ненавистному протоколу в ущерб учебе, да и кутежам, а им петровская компания за рубежом, как и дома, предавалась регулярно. В то же время откровенная прозрачность инкогнито (всерьез хранить тайну было просто невозможно, учитывая незаурядную внешность Петра) давала возможность для конфиденциальных переговоров на высшем уровне.
Формальной целью посольства были переговоры о союзе с христианскими государствами против Турции, а неофициальной – то самое «похищение Европы», то есть поиск новых знаний, технологий и наем необходимых для России западных мастеров и специалистов в самых разных областях. Уже в июне 1698 года четыре корабля высадили в Архангельске разноязыкий отряд офицеров, моряков и кораблестроителей общей численностью 672 человека. И это было только начало.
Великими полномочными послами, то есть официальными главами делегации, являлись Франц Лефорт, Федор Головин и Прокофий Возницын. Самый главный посол, Лефорт, понимал в дипломатии ровно столько же, сколько в морском и военном деле, а это был самый сухопутный адмирал и самый гражданский генерал за всю историю России. Благодаря своему веселому нраву и умению находить контакт с людьми Лефорт в посольстве выполнял задачи, как теперь сказали бы, службы пиар, то есть отвечал за связи с общественностью и за имидж Петра. Профессиональным дипломатом был Федор Головин – руководитель Посольского приказа. Именно на него и ложилась основная дипломатическая работа в ходе зарубежной поездки. Конечно же, опытным дипломатом, хотя не столь высокого полета, являлся и Возницын – дьяк и член Боярской думы. Трех послов сопровождала многочисленная свита: более 20 дворян и 35 волонтеров, среди последних числился и Петр Михайлов.
В первой же стране, куда прибыло посольство, – в Германии, в Кёнигсберге, – Петр сразу принялся доучиваться артиллерии у прусского полковника. По окончании курса Петр получил соответствующий аттестат, где выражается удивление быстрыми успехами ученика. В следующей стране, Голландии, Петр работает плотником на верфи, а затем, не вполне удовлетворенный познаниями голландцев в теории кораблестроения, едет в Англию, чтобы отшлифовать свое мастерство в этой области. Рядом с ним постоянно учатся его соратники и спутники по Великому посольству. Такого своеобразного посольства никогда и нигде в истории не было ни до Петра Великого, ни после него.
Дотошные исследователи жизни Петра I указывают на то, что уже к 25 годам он овладел 14 ремеслами. Кажется, не вполне удовлетворенной осталась страсть царя лишь к одной отрасли знаний – медицине, он увлекался ею и, когда было время, также всерьез изучал. За рубежом он слушал лекции профессора анатомии Рюйша, ходил с ним по госпиталям, с удовольствием присутствовал при операциях, а однажды, увидев в анатомическом кабинете профессора превосходно препарированный труп ребенка, который улыбался как живой, даже поцеловал это «наглядное пособие».
В другой раз в анатомическом театре доктора Боэргава, заметив на лицах сопровождавшей его компании отвращение, Петр пришел в негодование и заставил всех своих спутников в «воспитательных целях» разрывать мускулы трупа зубами. Петр Алексеевич тут явно пошел дальше своего отца. Рассказывают, что, когда тишайшему и милейшему Алексею Михайловичу доктора пускали кровь, он заставлял всех своих придворных пройти ту же процедуру.
Позже Петр переписывался с профессором Рюйшем на протяжении ряда лет, обсуждая медицинские и биологические вопросы. Петр посылал Рюйшу червей, ящериц и редких рыбок из-под Азова, а Рюйш подробно описывал Петру, как лучше кормить червей и как правильно прокалывать бабочек для коллекции.
В Кунсткамеру, созданную по приказу Петра, со всей России собирали всяческие природные и прочие курьезы, в том числе медицинские. Во время своей второй поездки в Европу в 1717 году Петр купил весь анатомический театр Рюйша. Есть даже любопытное свидетельство, что ученый, откровенно симпатизировавший Петру, раскрыл ему особый секрет бальзамирования трупов с условием, что он никому этот секрет не передаст. Царь, однако, сохранить тайну не сумел, и по цепочке способ Рюйша дошел в конце концов до лейб-медика Ригера, а тот, покинув Россию, опубликовал его в «