Конечно же, благосостояние обеспечивалось не климатом и не каким-то особенным плодородием. Куда уж было нашим северным краям до урожаев Европы! Богатство достигалось трудолюбием и навыками крестьян, ремесленников. Но достигалось и мудрой политикой правительства. Со времен Смуты Россия не знала катастрофических междоусобиц, опустошительных вражеских вторжений (восстание Разина по своим масштабам и последствиям не шло ни в какое сравнение с французской Фрондой или английской революцией). Царская армия неизменно громила любых неприятелей — поляков, шведов, крымцев, персов, турок.
Да и правительство не обирало народ. Все иноземные гости признают — налоги в России были куда ниже, чем за рубежом. Мало того, царь реально защищал подданных от притеснений и беззаконий. Самый распоследний холоп мог передать жалобу непосредственно государю! Сохранившиеся документы показывают, что властитель реагировал, вмешивался, оберегая «правду». А в результате народ не разорялся. Купцы, крестьяне, мастеровые имели возможность расширять свои хозяйства, поставить на ноги детей. Но от этого выигрывало и государство…
К слову сказать, и эпидемии случались гораздо реже, чем в «цивилизованной» Европе. «В России вообще народ здоровый и долговечный… мало слышали об эпидемических заболеваниях… встречаются здесь зачастую очень старые люди» (Олеарий). А если уж продолжать сопоставление, то и крови лилось намного меньше. «Преступление крайне редко карается смертью» (Герберштейн); «Законы о преступниках и ворах противоположны английским. Нельзя повесить за первое преступление» (Ченслор). Казнили лишь за самые страшные преступления, причем смертные приговоры утверждались только в Москве — лично царем и Боярской думой. И уж таких садистских безумств, как массовые охоты на ведьм, наши предки не знали никогда…
В России была своя система образования. Еще в 1550 г. Стоглавый собор указал на необходимость «грамоте учиться» и постановил создавать школы по всей стране. Но обычно детей учили лишь чтению, письму, счету, Священному Писанию, а остальные знания человек должен был добирать сам, в общении со «знающими людьми» и «многообильном чтении». То есть каждый продолжал образование индивидуально, в зависимости от выбранной профессии. Имелась и соответствующая литература, например «Азбуковники» — наставления для учителей со значительной суммой практических знаний в разных областях. Гюльденстерн в 1602 г. упоминает русский букварь. А в 1634 г. московский Печатный двор издал учебник Василия Бурцева: «Букварь языка славенского сиречь начала учения детям». Иностранцы описывают на московском рынке Книжный ряд «длиной в милю». Значит, спрос на книги был.
С XVII в. в России появляются специализированные учебные заведения. При Михаиле Федоровиче — для подготовки священнослужителей, а при Алексее Михайловиче и для чиновников — школы при Чудовом, Заиконоспасском монастырях (ученикам полагалась стипендия — 10 руб. в год!), «Гимнасион» при церкви Иоанна Богослова в Китай-городе, училище при церкви Иоанна Богослова в Бронной слободе, школа при Печатном дворе. Наконец, при Федоре Алексеевиче и его сестре Софье создается Славяно-греко-латинская академия.
Существовала своя медицина. Фоскарино в XVI в. писал: «Врачи лечат по опыту и испытанными лечебными травами». Была медицинская литература — «Травники», «Зелейники», «Лечебники». Существовал Аптекарский приказ, что-то вроде «минздрава». В Москве имелся Зелейный ряд, торговавший лекарственными травами и прочими медицинскими снадобьями. Там же можно было нанять «лечьца», «зубодера», «глазника», «костоправа», «кровопуска» и даже «бабичьих дел мастера». Аптекарский приказ выделял лекарства и медицинский персонал для армии, сохранились подробные росписи — сколько «лечьцов», хирургов, костоправов направляется в войска. При царице упоминается русская «дохтурица» (а «дохтур» был выше «лечьцов», обычно «дохтурами» являлись иностранцы). Специалисты-врачи имелись среди монахов почти каждого монастыря.
Издревле существовала и математика. Причем своя, вытесненная впоследствии европейской. Использовалась не только десятеричная система — считали еще девятками и сороками. Не буду спорить, насколько это удобно, но отнюдь не примитивно. Попробуйте-ка считать в нескольких системах и легко переходить из одной в другую! (А считать умели все — какая торговля без счета?) В дошедших до нас учебниках начала XVI в. слагаемые именуются «перечни», сумма — «исподний перечень», разность — «остатки», уменьшаемое — «заемный перечень», вычитаемое — «платежный перечень», делимое — «большой перечень», частное — «жеребеный перечень», остаток — «остаточные доли». Были пособия по геометрии «с приложением землемерных начертаний», где даются сведения о вычислении площадей разных фигур. Расчеты площадей содержатся и в сочинении Ермолая Еразма «Благохотящим царем правительница и земледелия». А теоретическая математика оперировала числами до… 10 в 48-й степени! И тоже имела собственную терминологию. «Тьма» в математике означала тысячу тысяч — т. е. миллион, миллион миллионов — «легион», легион легионов — «леодр», а леодр леодров — «ворон». Единица 49-го разряда. Кстати, древнерусская математика вообще часто оперировала не линейными, а степенными зависимостями — тысяча тысяч, сорок сороков.
Были высокообразованные специалисты — «арифмометры», картографы. Разумеется, без фундаментальных знаний в самых различных областях не могли работать такие литейщики, как Андрей Чохов, создавший Царь-пушку, огромный колокол «Реут» и др. Тут уж природных талантов и «русской смекалки» было явно недостаточно. Как и для зодчих, решавших сложнейшие инженерные задачи. Фульвио Руджиери, восхищавшийся в 1568 г. строительством наших крепостей, уважительно именовал русских градодельцев «инженерами». Умели делать и хитрые механизмы. Лжедмитрий прислал Марине Мнишек часы, которые выделывали разные «штуки московского обычая» — били в бубны, играли на флейтах и трубах. А при Михаиле Федоровиче на Спасской башне установили часы, как пишет чех Таннер, «наподобие пражских» — они вызванивали на колоколах «музыкальную гамму».
Были ученые-энтузиасты. Архив игумена Соловецкого монастыря Федора Колычева содержит описания множества изобретений, внедрявшихся под его руководством. Это и гигантские гидротехнические сооружения монастыря с хитрыми трубопроводами, когда вода из 52 озер подавалась к мельницам, приводила в движение меха и молоты кузниц. И механическая сушилка, веялка, и устройство для разминки глины при изготовлении кирпичей, и даже оригинальные устройства, ускоряющие и облегчающие изготовление кваса. Боярин Матвеев занимался алгеброй и ставил химические опыты. Стольник Годунов составил «Чертеж Сибирских земель», а архиепископ Холмогорский и Важский Афанасий Любимов занимался архитектурой, медициной, астрономией, наблюдал за небесными телами через «стекло зрительное круглое в дереве», составил карты Поморья и Украины, «Описание трех путей из Поморских стран в Шведскую землю», разрабатывал проект освоения Новой Земли.
Так в чем же было отставание России? В том, что она приглашала иностранных специалистов? Но перенять новейший опыт — дело вполне нормальное. Допустим, если были и свои прекрасные литейщики, то почему было Михаилу Федоровичу не переманить в Москву знаменитого нюрнбергского мастера Ганса Фалькена (того самого, от чьего имени получила название легкая пушка — фальконет)? По сути, Петр I продолжил практику своего деда и отца. И ведь с какой охотой ехали! Сам Лейбниц навязывался (только напугал царя слишком крутыми социальными проектами). А швейцарский естествоиспытатель Бернулли, отправляясь в Россию, писал: «Лучше несколько потерпеть от сурового климата в стране льдов, в которой приветствуют муз, чем умереть от голода в стране с умеренным климатом, в которой муз обижают и презирают».
Вот так рассыпаются байки о дикой и забитой Руси — и о просвещенной, изысканной Европе. Впрочем, хочется оговориться: автор отнюдь не стремится опорочить и оскорбить западноевропейцев. У них имелись свои свершения, достижения, какие-то идеалы. Но зачем же, возвышая себя, лгать на русских?
«Домострой» и русские красавицы
В зарубежных исторических трудах сложился устойчивый штамп о жалкой участи женщин в допетровской Руси. Впрочем, над созданием этого штампа немало потрудились и отечественные либеральные авторы. Костомаров сокрушался, что «русская женщина была постоянною невольницею с рождения и до гроба». Ее держали взаперти, мужья избивали жен плетью, розгами, дубинами. На чем же основываются подобные утверждения? Оказывается, источников не так уж много. Один из них — австрийский дипломат XVI в. Герберштейн. Его миссия в Москву провалилась, и он оставил о нашей стране злые и язвительные воспоминания (даже иезуит Поссевино после посещения России отметил, что Герберштейн многое наврал). Среди прочего негатива он описывал, что русские женщины постоянно сидят под замком, «прядут и сучат нитки», а больше им ничем заниматься не дозволяют.
Но самым известным документом, на котором строятся доказательства, является «Домострой». Название этой популярной книги XVI в. даже стало ругательным, поместилось где-то рядышком с «черносотенством» и «мракобесием». Хотя в действительности «Домострой» — неплохая энциклопедия хозяйственной жизни. Это было характерно для всей средневековой литературы, книги стоили дорого, и покупатель хотел, чтобы в одной книге было собрано «все» в той или иной области знаний. «Домострой» как раз и представляет собой попытку объединить «все». Как правильно молиться, как содержать дом, как строить отношения между членами семьи, хозяевами и работниками, как принимать гостей, ухаживать за скотом, как заготавливать рыбу, грибы, капусту, как делать квас, мед, пиво, приводятся рецепты сотен блюд. И все это объединяется понятием «дома» как единого организма. Здоровый организм — будет хорошо жить, неладно в доме — дела пойдут наперекосяк.
Но по различным работам — научным, публицистическим, художественным — кочует одна и та же цитата из «Домостроя»: «А увидит муж, что непорядок у жены… и за ослушание… сняв рубашку и плетию вежливенько бити, за руки держа, по вине смотря». Казалось бы, здесь все ясно! Какое варварство! Жестокость не только допускается, но и предписывается, возводится в обязательную практику! Стоп… Не спешите делать выводы. На самом деле перед нами один из самых наглых примеров исторической фальсификации. Текст и в