ньчжурская) империя Цин. Во всех случаях местные жители предпочитали власть русских. Постоянно вспыхивали и внутренние драки между сибирскими родами и племенами. Отбирали друг у друга скот, имущество, обращали в рабство, облагали данью. Русские заступались, гасили конфликты.
При этом никакого порабощения они с собой не несли. Царские указы категорически запрещали обращать ясачных в холопство. Они полностью сохраняли свои угодья, самоуправление, верования, традиции. Инструкции государей воеводам раз за разом повторяли одно и то же: «Приводить инородцев под высокую государеву руку» и собирать ясак «ласкою, а не жесточью». «Держать к ним ласку и привет и бережение, а напрасные жесточи и никакие налоги им ни в чем не чинить некоторыми делы, чтоб их в чем напрасно не ожесточить и от государевой милости не отгонить». К ясачным запрещалось применять смертную казнь — даже в случае восстаний! А русским казакам, охотникам, крестьянам, потянувшимся в Сибирь на промыслы, строго возбранялось «угодья у ясачных имати». Дозволялось селиться только на «порозжих местах». За притеснения и попытки отнять чужую землю били кнутом. Так что история с покупкой Манхэттена за 24 талера в России никак не прошла бы.
Сражения случались. Первое знакомство русских с тем или иным племенем нередко начиналось с вооруженных столкновений. Но, как правило, очень быстро устанавливалось взаимопонимание. Якуты, юкагиры, тунгусы обращались к русским с просьбами защитить от соседей, выручить из плена сородичей. Многие местные жители в спорных ситуациях предпочитали идти на суд не к своим князькам и тойонам, а к русским воеводам и атаманам, считая их суд более справедливым. А с бурятами отношения сложились настолько дружеские, что в документах тех времен их называют не буряты, а «браты», «братские люди».
Иностранцы еще в XVII в. удивлялись, как «горсть людей овладела таким громадным пространством». Ответ они давали верный: причиной успеха стало вовсе не «покорение военною силою, но по убеждению туземцев и исключительно в надежде на выгоду в будущем от торговых отношений с московитянами». Но играла роль не только материальная выгода. Американский сенатор Бэверидж, посетивший в 1901 г. Дальний Восток, отмечал: «Русский отличается от других наций тем, что он не проявляет никакого оскорбительного способа обращения с расами, с которыми превосходно уживается».
Местных жителей уважали, признавали равными. Кстати, никогда не «учили их жить». Зато сами не гнушались учиться, перенимали местную одежду, виды жилья, транспорта, хозяйствования, удобные в здешних условиях. К национальным особенностям относились очень внимательно. У русских не возникло какого-либо обобщенного названия для жителей Сибири. Как, скажем, многочисленные этносы Америки оказались свалены в кучу под прозвищем «индейцы», народы Африки — «негры». Нет, каждый этнос в документах выделяли особо, никогда не смешивая эвенков с эвенами, бурят с калмыками, якутов с юкагирами. А уж слово «дикарь» наша интеллигенция начала употреблять лишь в XIX в., нахлебавшись западной «культуры». В донесениях землепроходцев и воевод, осваивавших Сибирь, оно не встречается ни разу! Местных жителей привлекали на службу, с неприятелями сражались плечом к плечу. Например, в Забайкальском казачьем войске три полка составились из русских, два полка были бурятскими и один тунгусский.
Большая разница между западными и русскими открытиями состояла и в том, что европейские экспедиции обычно организовывались в частном порядке, купцами и авантюристами, а посему ограничивали круг своих поисков источниками быстрой наживы: золото, пряности, слоновая кость, рабы и пр. Настоящие научные исследования Америки, Африки, азиатских стран развернулись гораздо позже, в XIX–XX вв. Русские же осваивали Сибирь централизованно, под контролем правительства. Поэтому поиск «необъясаченных землиц» велся практически одновременно с научными изысканиями.
Уже в самых ранних наказах землепроходцам Москва требовала собирать сведения о месторождениях полезных ископаемых, о флоре и фауне. Приказ Рудного сыска рассылал сибирским воеводам запросы о геологических богатствах края. При этом давались детальные указания, как брать образцы, которые потом пересылались в Москву для оценки специалистов. Аналогичным образом Аптекарский приказ требовал «по государеву указу» сведений о местных лекарственных растениях. Получив подобные указания, воеводы поручали «бирючам кликать по многие дни» на площадях и базарах, собирая информацию на очередные запросы Москвы. Тем, кто сообщит ценные сведения, полагалось вознаграждение от правительства. Были обнаружены месторождения железа, цветных металлов, селитры, свинца, серебра. Их разработки только начинались, но исследователи Сибири С.В. Бахрушин и С.А. Токарев однозначно установили: «Изыскания академиков XVIII века базировались на предшествующие поиски и опыт служилых людей XVII столетия».
И конечно, ни у кого не повернется язык назвать производство железа в Тобольске ограблением татар, а добычу серебра в Нерчинске ограблением тунгусов и бурят — в отличие от разработок, которые вели в своих колониях англичане, французы, голландцы. Освоение Сибири получалось взаимовыгодным для всех, и для русских, и для местных племен. Известен и итог: во времена Ермака коренные народы Сибири насчитывали около 200 тыс. человек. За 200 лет их численность возросла в 4 раза — это не считая смешанного населения, поскольку русские сплошь и рядом создавали семьи с татарами, якутами, бурятами. Сопоставить с индейцами Северной Америки не столь уж трудно.
Традиции русской демократии
Противопоставление традиций «западной демократии» и «русского абсолютизма», «русской тирании» стало уже притчей во языцех. Хотя это свидетельствует или о предвзятости оценок, а чаще — просто о плохом знании отечественной и зарубежной истории. Если взглянуть на реальные факты, то дело обстояло… с точностью до наоборот. Абсолютизм был характерен именно для западной цивилизации. Демократия развилась там только в конце XVIII — начале XIX в. А в более ранние времена даже в самых демократических государствах, Англии и Голландии, в гражданской жизни принимало участие лишь 1–2 % населения (и британский парламентарий, не согласный с королем, мог запросто лишиться головы). В других странах единовластие было еще круче. Но в России абсолютизм внедрил только Петр I — он взял за образец самое могущественное из государств его эпохи, Швецию.
А Иван Грозный в свое время построил уникальную систему — земскую монархию. С опорой не на узкие круги аристократии, а на всю «Русскую землю». Главным принципом российской государственности являлась «соборность». От слова «собор» — сбор, коллегиальное начало. Как сформулировал О.А. Платонов, соборность — это «полное самоуправление в условиях сильной централизованной власти». То есть жесткая «вертикаль власти» сочеталась с очень развитой демократией на всех «горизонталях». Власть царя была огромной, но ограниченной нравственными и религиозными нормами. Он, как Помазанник Божий, отвечал за каждый свой шаг перед самим Господом! И важнейшие решения принимал не единолично, а лишь после совета со «всей землей», созывая Земские Соборы. Некоторые историки именуют их «зачатками парламентаризма». Помилуйте, да уж какие «зачатки», если только в России они обладали учредительными правами — выбирать и утверждать монархов! Ни британскому парламенту, ни французским Генеральным Штатам такие права и не снились!
Судите сами: в 1582 г. Собор избирает на царство Федора Иоанновича. Из двух кандидатур — были и сторонники царевича Дмитрия. В 1598 г. Собор избирает на царство Годунова (вопреки Боярской думе), в 1599-м утверждает его династию. В 1604 г. патриарх Иов рассылает решение Собора об избрании сына Годунова. Василий Шуйский созывом Собора пренебрег, за что и поплатился восстанием. А низложили его Собором, хоть и импровизированным. Потом Собором выбирали польского Владислава — и в приглашении на царство оговаривалось, что изменять русские законы он может только по решению «всей земли». В 1613 г. Земский Собор избирает на царство Михаила Романова. И последующих царей, занимавших престол по праву наследства, утверждала «вся земля» — в 1645 г. Алексея Михайловича, в 1676 г. Федора Алексеевича, в 1682 г. Собор решает, кому править, Петру, Ивану или Софье.
Делегаты на Собор избирались от разных городов и сословий: от Боярской думы, от духовенства, дворян, стрельцов, казаков, купцов, посадских (горожан). От крестьян выборных приглашали не всегда. Но уезды с селами входили в земские структуры городов, а значит, делегаты от них представляли и крестьянство. Открывалось первое «пленарное заседание» речью государя, сообщавшего, какие вопросы надо решить. Далее совещались «по фракциям» — по сословиям или местностям. Подавали «скаски» с обобщенными предложениями. Хотя каждый мог подать и собственное особое мнение. Общее решение должно было быть единогласным. Независимо от причины созыва Собора, делегаты везли в Москву наказы выборщиков, сообщая о местных проблемах и нуждах. И эти вопросы тоже поднимались на заседаниях. Права Соборов были огромными. Они вырабатывали и принимали законы — например, Соборное уложение в 1649 г. Они решали вопросы о вступлении в войну. Так, в 1637 г. казаки захватили Азов. Принять его значило воевать с Турцией. Но на Соборе делегаты от купечества и посадских выступили против, и Азов вернули туркам.
А для любителей сопоставлять традиции западной и российской демократий приведу даты. Сословные Генеральные Штаты во Франции созывались в 1484, 1560, 1614 и 1789 г. И все… А русские Земские Соборы — в 1549, 1566, 1580, 1584, 1598, 1599, 1610, 1613, 1616, 1618, 1619, 1621, 1623, 1632, 1643, 1645, 1649, 1650, 1651, 1653, 1654, 1676, 1680, 1682…
Когда надобности в созыве Собора не возникало, государь правил тоже не единолично. Текущие вопросы он обсуждал с Боярской думой, которая являлась законосовещательным органом. Формула любого указа звучала: «Царь повелел, и бояре приговорили». И, в отличие от британской палаты лордов, куда человек попадал только по происхождению, независимо от личных качеств, на Руси боярство приобреталось не автоматически. Это был чин, а не титул. Отпрыск знатного рода начинал службу в звании новика или стряпчего. Достойных производили в стольники. Потом, если человек заслужил, его жаловали в окольничие. И лишь следующей ступенью было пожалование боярства. Представители 16 самых знатных родов имели право стать боярами, минуя чин окольничего. Но только право! Производство было персональным. Флетчер писал: «Что касается общественных и правительственных должностей в государстве, то здесь нет ни одного наследственного звания».