Интересен при этом сам факт принятия подданства Российской империи представителями чеченских общин. К 1780 году многие чеченские общества уже приняли присягу на верность России и просили ее подданства[114]. Представители Чечни 21 января 1781 года явились к кизлярскому коменданту Куроедову и официально приняли подданство России. Между царскими властями и чеченцами был составлен акт, определявший условия этого подданства. В преамбуле договора, в частности, отмечалось: «Мы… большие чеченские, хаджиаульские старшины и народ добровольно, чистосердечно, по самой лучшей нашей совести объявляем… что, чувствуя от ее императорского величества щедрые милости и мудрое управление, прибегаем под покровительство, выспрашиваем всевысочайшее повеление о принятии всех старшин и народ по-прежнему в вечное подданство»[115]. Договор состоял из 11 статей, главные из которых относились к характеру подданства Чечни, к русско-чеченским отношениям в целом. Подписание акта о российском подданстве состоялось в ауле Чечен в торжественной обстановке. После переговоров в ауле Чечен и подписания договора российская администрация на Северном Кавказе с полным основанием могла считать, что «ныне уже подданных суть престолу ее императорского величества чеченские, ингушские и карабулакские общества»[116].
В целом период добровольного вхождения народов Северного Кавказа и их государственных образований в состав России происходил вплоть до Гюлистанского договора (1813) с Ираном и Адрианопольского (1829) – с Турцией, подписав которые Иран и Турция окончательно признавали присоединение Дагестана и Черноморского побережья Кавказа к России. В соответствии с характером аннексии строились и взаимоотношения России с народами Северного Кавказа, которые на данном этапе еще не сопровождались установлением у них царского административного аппарата. По существу, такой аппарат и не мог быть создан из-за отсутствия у России для реализации этих целей сил, средств как военно-политического, так и экономического характера. Поэтому власть по-прежнему оставалась у местных кавказских феодалов. Царское правительство со времен Екатерины II пыталось не завоевать, а привлечь правителей региона на свою сторону, для этого «…употреблять всевозможные средства привлекать к нам различных владельцев… возбуждая в одних любочестие к желанию быть удостоенным от руки нашей, а другим, внушая, какое обогащение, пользы и выгоды последовать могут им и подданным их от спокойного владения и от торговли с россиянами»[117]. С этой целью им после принятия подданства Российской империи присваивались, как правило, генеральские чины, назначалось жалованье, гарантировалось наследственное владение их ханствами. Шамхал Тарковский, например, после принятия подданства России в 1793 году был произведен в тайные советники с назначением жалованья 6 тыс. рублей в год на содержание войска. В 1799 году он был возведен в чин генерал-лейтенанта. Аварский хан имел чин генерал-майора, и даже кадий табасаранский, лицо духовное, тем не менее имел чин полковника российской армии. Таким образом, правители региона как бы состояли на службе у российского императора и в то же время они были суверенными в управлении своими владениями. Важнейшим условием, определявшим их правовой статус и, как следствие, сохранение власти, являлась лояльность Российской империи и неучастие в войнах против нее. Об оказании какой-либо военной помощи или же несении повинности, как это делалось с покоренными народами, речи не было. Во многом подобной политике способствовало также и нежелание самих государственных деятелей России основательно и глубоко втягиваться в политические процессы на Кавказе, понимая их сложность и неопределенность, а также недостаток ресурсов Российского государства для длительной и активной военной политики в регионе. Поэтому долгое время руководство России не могло определиться со своей позицией на Кавказе. Пассивный характер политики предполагал ее оборонительную направленность. Между тем такое положение не могло продолжаться сколь угодно долго, и в конечном итоге Россия была поставлена перед выбором: или уйти с Кавказа, или проводить более активную наступательную политику, хотя само по себе присоединение территорий в регионе для Российской империи было уже не столь значимо. Основная идея программы правительства Александра I в отношении Кавказа заключалась в необходимости закрепления позиции Российской империи в регионе для реализации в последующем более значимых целей.
A. П. Ермолов проводил колонизаторскую политику, полагая, что «проконсул Кавказа жестокость здешних нравов не может укротить мягкосердечием». Именем Ермолова горцы пугали своих детей. Вместе с тем генерал Ермолов строил крепости, дороги, способствовал хозяйственному развитию покоренных территорий.
Ермолов Алексей Петрович (1777-1861)
Именно это и обусловило коренной перелом в политике России на Кавказе, произошедший в середине второго десятилетия XIX века. Многие исследователи кавказской политики России связывают изменение официального курса Российского государства в регионе с назначением наместником на Кавказ генерала А. П. Ермолова и его последующей жесткой политикой колонизации региона. На самом же деле это лишь частично отражает реальные политические процессы на Кавказе в начале XIX века и являет собой упрощенную трактовку событий, подменяющую причину и следствие в данном случае кавказской политики России. Не генерал А. П. Ермолов изменил политику России на Северном Кавказе, а изменившееся видение целей и задач российской политики в регионе руководством страны востребовало феномен А. П. Ермолова – одного из наиболее почитаемых героев Отечественной войны, представителя суворовской школы полководцев-победителей и являвшегося, таким образом, живой легендой для всего офицерского корпуса России.
В общем виде Александр I свою позицию по кавказскому вопросу озвучил словами: «Стоять на Кавказе твердо»[118]. Реализации этой программы более всего соответствовал А. П. Ермолов, и поэтому, невзирая на ряд личностных качеств и близость его к либеральным кругам офицерского корпуса, а также репутацию мятежного генерала, он все же был назначен командующим Грузинским корпусом. И более того, значимость задач, стоявших перед генералом А. П. Ермоловым, предопределила степень его ответственности и полномочия, которыми наместник был наделен Александром I. Среди полномочий наместника, например, были и такие, как принятие кавказскими народами подданства Российской империи, ведение вопросов войны и мира вплоть до объявления войны и начала военных действий, будь то в Закавказье, на Северном Кавказе или же в приграничных России регионах Персии и Турции и т. д. В руках наместника была сконцентрирована огромная власть – командира Отдельного кавказского корпуса и главноуправляющего Грузией, ему подчинялись Каспийская флотилия, Черноморское казачье войско, Астраханская и Кавказская губернии. Общая численность всех войск, сосредоточенных у наместника, составляла более 50 тыс. человек. Все это свидетельствовало о значимости кавказской политики для официального Петербурга.
В соответствии с вышеназванной программой Александра I и строилась в последующем вся кавказская политика. В этой программе Россия, по существу, продекларировала свою военно-политическую экспансию в регион. И именно в период наместничества на Кавказе генерала А. П. Ермолова военная политика и, соответственно, геополитическая экспансия России в регионе приобретает целенаправленный характер и качественно новое содержание, основная специфика которого заключалась в разделении горских народов на лояльных и нелояльных России (мирных и немирных – по терминологии XIX века), подавлении открытых вооруженных выступлений в регионе против России и предотвращении возможных аналогичных возмущений. Важнейшим фактором, определившим суть его политики, явилось то, что «проконсул Кавказа» не представлял себе, что какой-то владетель отказывает в покорности императору России, власть которого была, по его мнению, более справедливой. И поэтому усилия наместника были направлены на ограничение суверенной власти кавказских владетелей, а там, где это было возможно, и полное ее прекращение.
В более широком смысле свою задачу А. П. Ермолов видел в продолжении начавшегося задолго до него процесса собирания земель. Поэтому к окончанию его правления большинство государственных и этнотерриториальных образований Кавказа находилось в полном владении Российской империи.
Исходя из анализа сложившейся военно-политической обстановки, Ермоловым были выработаны основные принципы и направления военной политики России на Северном Кавказе, изложенные им в рапорте императору Александру I от 12 февраля 1819 года: «Государь! Внешней войны опасаться не можно… Внутренние беспокойства гораздо для нас опаснее! Горские народы примером независимости своей в самых подданных вашего императорского величества порождают дух мятежный и любовь к независимости. Теперь средствами малыми можно отвратить худые следствия; несколько позднее и умноженных будет недостаточно»[119]. На основании данного видения им целей и задач военной политики России в регионе, еще в 1818 году Ермоловым была предложена Александру I программа действий, которая предусматривала создание на Северном Кавказе, и особенно в Чечне, расширенной сети оборонительных сооружений, ограничивавших свободное передвижение мобильных формирований горцев, направлявшихся для осуществления набегов в равнинные районы[120]