Между тем Турция, избежав вследствие выхода Советской России из войны своего полного краха и раздела ее территории между европейскими державами[132], вновь активизировала боевые действия на кавказском направлении. Военно-политическая обстановка в Закавказье осложнялась еще и тем, что Кавказский фронт стал практически открытым. Деморализованная революционными процессами армия возвращалась в Россию. Личный состав ее нередко интернировался местными властями, а вооружение изымалось. Позиции ее на фронте в Восточной Анатолии занимались небоеспособными разрозненными армянскими и грузинскими формированиями (каждое только на своем направлении). Азербайджанские формирования отказались вообще воевать против Турции.
Прямым следствием революционных процессов в центре России явилось возникновение в Закавказье самопровозглашенной в апреле 1918 года Закавказской Федеративной Республики. Образованный еще в апреле 1917 года Временным правительством Закавказский комиссариат (ОЗАКОМ) практически с самого начала своей деятельности взял курс на достижение сначала автономии, а затем и полной независимости Закавказья от России. После Октябрьской революции этот курс приобрел форму политического дистанцирования от Советской России.
Отметим, что сепаратистская политика в Закавказье местных органов власти – ОЗАКОМа, а впоследствии и закавказского сейма – явилась закономерностью, следствием слабой позиции России в регионе. Формальным же поводом для разрыва отношений сейма с Советской Россией стало подписание советской делегацией Брест-Литовского договора, по которому границы в Закавказье между Россией и Турцией определялись по условиям Адрианопольского (1829) договора. Турции возвращались территории в прошлом Карского и Эрзерумского пашалыков в Восточной Анатолии. Собственно в Закавказье договор оговаривал лишь положение Аджарии, ее автономию и возможность самоопределения в государственном устройстве. Позиция закавказского сейма в данном вопросе была следующей: являясь самостоятельным субъектом международного права (хотя и непризнанным), только он вправе решать вопрос о границах в Закавказье. Прежде всего это касалось права самостоятельного ведения переговоров с Турцией. В результате по инициативе сейма были начаты Трапезундская, а затем и Батумская конференции (весной 1918 г.), обе закончившиеся безрезультатно вследствие позиции Турции, которая, с одной стороны, не хотела вступать в конфликт с Советской Россией, а с другой – стремилась максимально использовать сепаратизм закавказского правительства.
Попытка самостоятельного ведения переговоров со стороны закавказского сейма закончилась тем, что Турция возобновила боевые действия в Восточной Анатолии и непосредственно в Закавказье. Под угрозой турецкой оккупации оказались крупнейшие центры Закавказья – Тифлис, Кутаис и др. В целях предотвращения полной оккупации Грузии было объявлено о прекращении полномочий закавказского сейма и провозглашена независимость Грузинской Демократической Республики (26 мая 1918 г.). Тем самым была прервана Батумская конференция. Несколько позднее независимость была объявлена и Арменией.
В целом во внешнеполитической деятельности закавказских правительств отчетливо проявилось стремление проводить независимую от России политику с опорой на ее традиционных противников в регионе. Наиболее активным в этом плане было грузинское правительство, определившее уже в период Батумской конференции свой внешнеполитический курс на сближение с Германией. 28 мая 1918 года в г. Поти было подписано временное соглашение об установлении предварительных взаимоотношений между Германией и Грузией. Условием его было признание Брест-Литовского договора и контроль германских оккупационных войск над Грузией. Позднее этому примеру последовало и правительство Армении. С помощью этого закавказское, а впоследствии и оба правительства – грузинское и армянское – пытались реализовать следующие цели: во-первых, использовать Германию как средство для разрешения военного конфликта с Турцией, а с другой стороны, предотвратить установление советской власти в регионе. В этом плане, предлагая военно-политическое сотрудничество Германии, грузинское правительство, например, следующим образом ангажировало выгоды данного альянса – «на Кавказский перешеек может перекинуться идея окаймления новой русской границы новыми же государственными образованиями, которые составляли как бы систему Брестского договора, – и далее уже более конкретно предполагалось, что буферное государство в Закавказье представляло бы свой смысл и с точки зрения прочности германского влияния в Анатолии, и для «брестской» системы подступов к Индии, и охраны пути Каир – Калькутта»[133].
Идея буферного государства в Закавказье, вынашиваемая правительством Грузии, предполагала, таким образом, вытеснение России с Кавказского перешейка. Именно посредством этого, по мнению руководителей Грузии (Н. Жордания и др.), могла быть реализована независимость Грузии. Это было основой всего внешнеполитического курса. Поэтому после поражения Германии в Первой мировой войне произошла быстрая переориентация в определении гарантов своей независимости на страны Антанты, которым данная идея была преподнесена уже как своеобразный «демократический щит».
Главная же цель закавказских правительств – добиться признания их республик странами Антанты и Лигой Наций – реализована так и не была. Все обращения грузинского и армянского правительств в 1918–1920 гг. с просьбой о признании их суверенными государствами не увенчались успехом. Даже Турция не признавала Азербайджан вплоть до 1920 года.
Данный факт позволяет сделать вывод, что Закавказье странами Антанты в перспективе рассматривалось как инструмент политики, направленной против Советской России. Ставка делалась на А. Деникина с его Добровольческой армией, декларировавшего идею «единой и неделимой России». В конечном итоге стремление закавказских правительств к независимости от России предопределило их конфронтационные отношения как с Советской Россией, так и с Белым движением на юге.
Сами же правительства закавказских республик опасались Деникина не меньше, чем Советской России. Поэтому выход его Добровольческой армии к Сочи и Гаграм вызвал их протесты, и по требованию западных стран наступление армии А. И. Деникина на черноморском направлении было остановлено. В последующем поражение армий А. Колчака, а затем А. Деникина, выход Красной армии к Ростову заставили руководство государств – членов Антанты пересмотреть позицию относительно независимости закавказских республик. Закавказье стало объектом повышенного внимания практически всех ведущих государств – победителей в Первой мировой войне: Великобритании, Франции и США.
В 1920 году в район Закавказья направляется американская комиссия во главе с генерал-майором Дж. Харбордом (официальное ее название: американская военная миссия для Армении). Она имела от президента В. Вильсона поручение «обследовать Турецкую Армению и все русское Закавказье со всех без исключения точек зрения, относящихся к американским интересам в этом районе. Иначе говоря, она должна была собрать материал для обоснования захвата Турецкой Армении и русского Закавказья Соединенными Штатами»[134]. Содержание данной программы изложено было в так называемых 14 пунктах Вильсона. На них впоследствии и опиралось правительство дашнаков после своего поражения, отдавая Армению под протекторат США.
Советское правительство на опыте образования независимых государств, политика которых сразу же приняла антироссийскую направленность, понимало, что иметь у своих границ слабые государства – это значит примириться с наличием постоянного источника конфликтов и напряженности в регионе. Поэтому правительство В. И. Ленина не могло признать независимость Закавказья.
Внешнеполитический аспект интересов Советской России и в последующем СССР с самого начала определялся комплексной блокадой. Такой же цепкой она была до периода правления Петра I. Поэтому прорыв блокады (дипломатической, экономической и т. д.) являлся для Советской России стратегическим направлением всей системы национальных и военно-политических интересов. Закавказье в этом плане не было исключением. Напротив, именно вследствие наличия здесь Ирана и Турции, стремившихся уйти из-под опеки западных стран, это направление было наиболее уязвимым в системе «санитарного кордона».
В опубликованном 3 декабря 1917 года Обращении ко всем трудящимся мусульманам России и Востока советское правительство заявило, что «договор о разделе Персии порван и уничтожен». В Москве 26 февраля 1921 года правительствами РСФСР и Персии был подписан дружественный договор. Для Советской России он означал прорыв дипломатической блокады и определенную гарантию необходимого мира на южных границах. Иранское правительство, например, вследствие договора запретило действие басмаческих формирований на своей территории. Для самого Ирана равноправный договор с Советской Россией означал также и денонсацию британского протектората, навязанного ему в 1919 году. Таким образом, Россия вновь становилась крупнейшим экономическим партнером Ирана.
Подписанный советско-иранский договор определял также и военно-политический аспект отношений. В частности, его статья 6 гласила: «Если персидское правительство после предупреждения со стороны Российского Советского правительства само не окажется в силе отвратить нападение (третьих держав), Российское Советское правительство будет иметь право ввести свои войска на территорию Персии, чтобы в интересах самообороны принять необходимые военные меры. По устранении данной опасности Российское Советское правительство обязуется немедленно вывести свои войска из пределов Персии»[135].
Аналогичная политика реализовывалась и по отношению к Турции, с которой в ходе Московской конференции и подписанием 16 марта 1921 года договора были согласованы все спорные территориальные вопросы. Несмотря на то что Брестский договор был денонсирован, в отношении Закавказья и Восточной Анатолии он не пересматривался. Более того, Турция и Советская Россия выступали одновременно гарантом автономии Аджарии, что было условием принадлежности данной территории Грузии. Все это обеспечивало стабильность и «добрососедство» сопредельных государств в регионе и исключало для Советского Союза военную угрозу с данного направления.