Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 4 — страница 22 из 72

«ЗАВТРА». И Февраль сам попал под каток этой смены. Тем не менее, он был её провозвестником. Вот что интересно!

Андрей ФУРСОВ. Февральский переворот — это не смена энергий, это попытка свершения кривобокой буржуазной революции, которая застряла в политической сфере. Февраль вверг Россию в хаос. Политические карлики и ничтожества, которые умели только краснобайствовать, не знавшие свою страну и свой народ, пользуясь метафорой Блока, развязали дикие страсти под игом ущербной луны. Вся история Февраля, а затем Октября очень хорошо показывает неадекватность властей. Почти весь истеблишмент позднеимперской России внёс огромный вклад в то, чтобы революция произошла. И дело не в одном Николае II.

Чтобы понять, как произошла революция в России, нужно поместить февральские и октябрьские события в долгосрочную перспективу. По моему мнению, 1917 год в России стал очень важным переломным пунктом в двух долгосрочных отрезках истории. Первый отрезок — это период между 1861 годом — освобождением крестьян и вообще началом реформ, и 1939 годом — окончанием Холодной войны в России и 18-м съездом ВКПБ. 1917 год — это водораздел.

Если брать европейскую историю, то в ней 1917 год — переломный момент ещё более длительного отрезка — между 1789 годом — началом Французской революции, затем появлением левого якобинского проекта Модерна, и 1991 годом — разрушением Советского Союза.

«ЗАВТРА». Тенденция, связанная с неспособностью элиты управлять процессами, была характерна и для российской империи в последний период её существования, и для февраля 1917 года, когда к власти пришли думские промышленники — демагоги, трепачи и в прямом смысле агенты других держав и других цивилизаций.

Андрей ФУРСОВ. Одна из главных причин и возникновения февраля, и его провала заключается в несовместимости России, русской истории как социокультурного типа с капиталистической системой. Когда Меньшиков говорил о XIX веке как веке нарастания проблем в России и обнищания русского народа, он был абсолютно прав.

Если мы возьмём, скажем, московское самодержавие в допетровскую эпоху, то при огромной количественной разнице в уровне жизни и в уровне потребления верхов и низов, низы и верхи всё же жили в одной хозяйственно-культурной системе, и потребности верхов определялись этой системой. В екатерининские времена ситуация изменилась. Русская знать стала жить не по потребностям, обусловленным местным хозяйством, а по потребностям Западной Европы — её буржуазии и аристократии. Эти потребности складывались совсем из других факторов. Возьмём такой фактор как земледелие. Урожайность у нас была сам-3-сам-4, в Европе — сам-6-сам-7. Там уже начиналась протоиндустриализация и колониальная эпоха, когда можно было грабить слабые народы. Там уровень потребности определялся значительно более развитой системой сельхозработ. Именно поэтому чтобы даже небольшой части русской элиты жить по этим европейским потребностям, она начала эксплуатировать население значительно более жёстко… И присваивать, выражаясь марксистским языком, не только прибавочный продукт, но и часть необходимого. В результате уже при Екатерине уровень эксплуатации государственных и частновладельческих крестьян вырос в 3–3,5 раза. Далее этот процесс шёл только по нарастающей.

Включение России в мировую капиталистическую систему и жизнь её элиты по чужим потребностям обеспечивалась проеданием своего будущего и будущего страны. К 1859-му году 66 % крепостных крестьян были заложены помещиками государству. С 1833-го по 1850-й год при Николае I, несмотря на все попытки правительства экономически помочь дворянству, из 127 тысяч помещичьих семей 24 тысячи (это почти 20 %) разорились. По подсчётам специалистов, чтобы вести социально-приемлемый дворянский образ жизни, то есть давать балы, принимать у себя, иметь гувернёров и т. д., в России конца XVIII — первой половине XIX века нужно было иметь 100 душ крепостных (то есть это примерно 500–600 человек) или денежный эквивалент, который могли позволить себе лишь 15–20 %. То есть Троекуровыми были 15 %, остальные были Дубровскими.

Николаю I обычно ставят в вину, что он «подморозил Россию». Да, он подморозил процесс гниения России из-за жизни верхов не по своим потребностям. Этой стратегии хватило на четверть века. Александр II процессы гниения разморозил.

В 1870 году Маркс написал, что Россию в перспективе ждёт серьёзная социальная революция.

Меньшиков считал, что «1861-й не сумел предупредить 1905-й». А Ленин высказался ещё определённее: «1905-й был порождён 1861-м». От себя добавлю, что Октябрь 1917-го доделал то, что не было сделано ни в 1861-м, ни в 1905-м. Не будет преувеличением сказать, что освобождение крестьян стало средством и одновременно побочным продуктом их ограбления. Недаром Некрасов писал, что реформа ударила одним концом по барину, другим по мужику. Крестьяне потеряли значительную часть своих наделов, то есть по сути дела они были ограблены. И, возможно, не случайно ельцинские власти так любят Александра II, который также провёл «освобождение народа» от несвободы в виде ограбления. Показательно, что в правление Александра II была в значительной степени свёрнута борьба с лихоимством — а как иначе: реформы, панимашь. Разморозив Россию и получив кризис, Александр II решил подморозить уже сам кризис и тем самым толкнул Россию на тот путь, который закончился 1905 и 1917 годами. По сути дела, власть, проводя реформы 1860-х годов, стремилась избежать революции по западному образцу. Революции по западному образцу избежали, получили революцию по русскому образцу. В 1905–1906 годах деревня полыхнула пугачёвщиной, а с весны 1917 г. ситуация почти повторилась.

В правление Александра II Россия начала превращаться в сырьевой придаток Запада и в неё пошёл иностранный капитал. Справедливости ради нужно отметить, что и Александр II и Александр III усиленно стремились этот процесс затормозить, но в правление Николая II зависимость России от иностранного капитала стала стремительно расти.

Министр финансов Бунге в одной из своих записок (1886 г.) писал, что упадок российских финансов особенно стал обнаруживаться с 60-х гг., то есть с самого начала реформы Александра II; «с 1880 года он приобрёл характер угрожающий. Всё это при отсутствии даже намёка на какое-либо улучшение готовит в недалёком будущем тяжёлую развязку: государственное банкротство, а за ним — государственный переворот». За такой прогноз Бунге 1 января 87-го года был отправлен в отставку. Через 30 лет его прогноз подтвердился.

«ЗАВТРА». Каковы количественные показатели количества иностранного капитала перед революцией?

Андрей ФУРСОВ. Если в начале царствования Николая II иностранцы контролировали 20–30 % капитала в России, в 1913 году — 60–70 %, то к сентябрю 1917-го — 90–95 %. В этих угрожающих условиях роста влияния иностранной валюты появляется Столыпин — весьма неглупый и волевой человек своего времени, но классово ограниченный, а потому — неудачник. Главной целью столыпинской реформы была не экономика, последняя — средство. Цель была классовой: необходимо было разрушить общину, как готовый каркас сопротивления власти. Начиная с Герцена, и революционеры, и консерваторы считали, что общину нужно сохранить любой ценой, потому что для социалистов община была провозвестником социалистической трансформации, а для консерваторов она была оплотом устоев. Революция 1905–1907 годов показала, что община — это готовый оргкаркас борьбы крестьянства.

Столыпинская задача была классовой по сути.

Второй пласт этой реформы — экономический по форме и опять же классовый по содержанию, заключался в том, чтобы разрушить систему хозяйствования, основанную на коллективизме и создать условия для массовой приватизации земли (привет Чубайсу!). Интересы дворян-помещиков реформа не задевала. Более того, Столыпин стремился обеспечить помещика, дворянина классовым союзником в деревне, то есть создать волнорез между помещиками и основной массой крестьянства. Столыпин был классово ограниченным умным человеком, он не понимал, что крестьяне и помещики — это главные конкуренты в борьбе за землю в России. Поэтому в 1917 году крепкий и вострый мужичок не только не стал защищать помещика, а повёл голытьбу грабить помещичью усадьбу. И пока голытьба поджигала усадьбы, гадила в библиотеках и топила рояли в прудах, эти вострые крепкие мужички, на которых рассчитывал Столыпин, потихоньку грузили добро и свозили к себе на подворье.

У Столыпина не получилось разрушить общину. Из общины выделилось только 2,5 миллиона дворохозяйств, то есть 27 %, а владели они всего 14 % земли. И когда в 1910–1911 гг. стало ясно, что реформа проваливается, были изданы новые законы, нацеленные уже на принудительную приватизацию. У нас забывают, что столыпинская реформа проводилась с помощью насилия. Пороли целые крестьянские сходы, насильственно выталкивали людей из общины. И всё равно ничего не получилось. Приговор столыпинским преобразованиям был вынесен сначала в 1913 году на I Сельскохозяйственном съезде в Киеве, а затем Временное правительство в 1917-м официально признало реформу не состоявшейся. Показательно, что во время гражданской войны крестьяне вернули в общинную собственность более 90 % земли. Это был их ответ Столыпину.

«ЗАВТРА». А что произошло, если бы реформа Столыпина удалась?

Андрей ФУРСОВ. Страшно подумать, что было бы. Революция, скорее всего, произошла бы уже в 1912 или 1913 году, потому что в городе оказалось бы примерно 20–25 миллионов мужиков, которых русская промышленность на тот момент не могла переварить. В лучшем случае 1,5–3 миллиона, не больше.

«ЗАВТРА». Но тогда кто и почему сегодня распространяет миф о великом и успешном государственном деятеле?

Андрей ФУРСОВ. Столыпин работал на сохранение привилегий господствующего слоя. По сути он был реакционером. Кроме того, что при нынешнем официальном спросе на героя буржуазного типа, таких в русской истории нет. На безрыбье Александр II и Столыпин стали теми самыми условными буржуазными героями.