— Опричный принцип родился вместе с опричниной, точнее, она была материализацией этого принципа, он решал важнейшую задачу русской власти и русской истории — был средством подавления олигархического принципа. Результатом этого подавляющего действия стали самодержавие и самодержавный принцип. Суть в следующем. В ордынскую эпоху, а точнее в XIV в. в Московском княжестве возник симбиоз князя и боярства — «княже-боярский комбайн». В условиях конкуренции в ордынской системе успеха могли добиться только те русские княжества, верхушки которых выступали как единое целое, в которых знать не грызлась с князем, а поддерживала его. Наиболее преуспело в этом Московское княжество. Обратной стороной княже-боярского единства была определенная зависимость князя от боярства, т. е. мы имеем дело с олигархической системой, возглавляемой сильным князем.
Длительное время у московских князей не было иной опоры, чем боярство. Однако в конце XV в. после присоединения огромных новгородских земель и раздачи их в качестве поместий «детям боярским» (так тогда называли дворян) у князя появилась еще одна — новая социальная опора. В это время остро встала проблема централизации.
— Бояре выступали против централизации?
— В том-то и дело, что нет, за централизацию выступали все — и великий князь, и бояре, и церковь. Борьба развернулась за то, какой будет централизация — олигархической или единодержавной. Ясно, что в олигархической централизации, тем более в такой огромной стране как Московская Русь, таилась угроза распада страны и, в любом случае, слабость государства. Кроме того, олигархия в условиях социума, существующего в зоне рискованного земледелия и создающего небольшой совокупный общественный продукт, означала сильнейшее давление верхушки господствующего слоя на средние и нижние его группы, не говоря уже об эксплуатируемых низах.
Понятно, что для Московской Руси предпочтительнее была единодержавная централизация. Однако ее установление требовало подавления олигархического принципа и разрушения «княже-боярского комбайна», но это было легче сказать, чем сделать. Дело в том, что на стороне «комбайна», олицетворявшего более чем двухвековую старину, объективно оказывались все институты Московской Руси и церковь, не говоря уже о самом боярстве и трех сотнях видных Рюриковичей. Институциональных средств решения проблемы у Ивана IV (Грозного) не было. И тогда он нашел внеинституциональное средство — опричнину. В начале 1565 г. страна была разделена на две части: земщину и опричнину. В земщине сохранялись Боярская дума и все традиционные институты власти, а в опричнине вся власть принадлежала организованному по форме на манер монастыря, но вполне светскому по содержанию чрезвычайному органу — опричнине во главе с царем. Земщина была обязана финансово содержать опричнину; для внешнего мира никакого разделения страны не существовало: во внешнеполитическом, дипломатическом плане царь оставался единственным сувереном, принимал послов, вел переговоры и т. п.
— Можно немного подробнее об опричнине, у нас это явление не очень хорошо известно.
— В опричнину отошли, с одной стороны, наиболее богатые и стратегически важные области Московии, с другой — земли целого ряда противников царя. Наиболее активных противников царя казнили или просто убивали, у многих князей и бояр отобрали их земли и взамен дали земли в других частях Руси, таким образом разорвав их связь с местным населением и ослабив их политически. В рамках опричного режима церковь была поставлена под контроль государства.
Опричнина была чрезвычайным органом, чрезвычайной комиссией, силовым образом надстроенной над традиционными институтами власти. Число опричников колебалось от 3 тыс. до 5 тыс., среди них были представители всех групп господствующего слоя. По сути опричнина стала эмбрионом будущего самодержавия, и когда она выполнила свою задачу — подавила сопротивление, направленное против единодержавной централизации, ее в 1572 г. тихо упразднили. Но речь не идет о том, что ее вообще ликвидировали, просто верхушка опричников заняла ведущие позиции в Государевом дворе, т. е. произошла институциализация «чрезвычайки».
И хотя самодержавие и самодержавный принцип окончательно победили только в 1649 г., свернуть Россию с того пути, который обеспечила опричнина, было уже практически невозможно, поскольку курс на единодержавную централизацию поддерживали наиболее активные массы — средние группы господствующего слоя и купечество. Другое дело, что опричный принцип не уничтожил, а лишь подавил олигархический и тот сохранился во властной системе России и СССР, выходя каждый раз на первый план, как только власть слабела (попытки ограничить самодержавие в XVIII и XIX вв., «коллективное руководство» в СССР). Тем не менее, главную задачу опричнина решила, создав адекватную для способа жизни на русских пространствах властную форму.
— Мне кажется, среди историков к опричнине не очень хорошее отношение?
— Опричнина, как и ее создатель Иван Грозный многократно оболганы на Западе и прозападными либералами в России. Это неудивительно: Иван Грозный создал великую державу — конкурента Запада и жестко ограничил власти олигархической верхушки и олигархического принципа, на которые всегда ориентировались либералы в России. Именно поэтому Ивана Грозного выставляют жестоким тираном, убийцей. Его обвиняют даже в убийстве собственного сына — на самом деле это ложь. Иван Грозный не убивал своего сына ударом посоха в голову. Знаменитая картина Репина пропагандирует английскую фальшивку; во время вскрытия саркофага Ивана-сына специалисты не обнаружили у него никаких телесных повреждений, зато содержание мышьяка было чудовищно высоким — царевича отравили.
Если сравнить число жертв опричнины с тем, чем могут «похвалиться» современники Ивана IV в Англии (Генрих VIII, Елизавета I) и во Франции (Карл IX, Генрих III), то западноевропейцы «побеждают за явным преимуществом». Число жертв опричнины по различным источникам составляет 10–12 тыс. На пике правления Генриха VIII в Англии было уничтожено 70 тыс. человек — около 10 % населения страны. Не уступала отцу и Елизавета I. Эти 10 % — люди, которых насильственно, ради прибыли крупных собственников и торговцев сгоняли с земли, делали бродягами, а потом вешали за бродяжничество. О том, какое количество своих противников из верхушки господствующего класса отправили на тот свет Генрих VIII и Елизавета I, я уже молчу. Но почему-то никто в Англии и Западной Европе не обвиняет их в жестокости и тирании так, как это делается по отношению к Ивану Грозному. А ведь отличились не только английские современники Ивана IV, но также французские, немецкие, итальянские, испанские. Достаточно вспомнить религиозные войны во Франции и Варфоломеевскую ночь, подавление крестьянской вой ны в Германии, борьбу итальянских городов, «художества» римских пап, зверства испанцев в Нидерландах. По сравнению с этим Иван Грозный с его опричниной — чуть ли не пай-мальчик на фоне бандитов. И тем не менее, именно он, а не Генрих VIII или Карл IX стал символом жестокости. Это — типичное проявление русофобии, пример создания отрицательного образа, отбрасывающего тень на Россию и русских в целом. Ну а в России Ивана Грозного всегда не любили те, кто смотрел на свою страну чужими, западными глазами и ориентировался не на государство, а на олигархическую верхушку, которой во все времена опричный и самодержавный принципы несли угрозу, ограничивая ее властные и эксплуататорские аппетиты. Аналогичным образом обстоит дело со Сталиным, еще одной оболганной и сознательно демонизируемой фигурой.
— Перейдем от Ивана Грозного к Иосифу Сталину. Его восприятие в СССР, в РФ прошло путь от обожествления до поношения. Прокомментируйте это.
— Однажды Сталин сказал, что после его смерти на его могилу нанесут много мусора, однако ветер истории его развеет. Всё так и вышло, как предвидел вождь. Не прошло и нескольких лет, как один из главных «стахановцев террора» 1930-х годов Н. Хрущёв (именно на его запросе увеличить квоты на расстрел Сталин написал: «Уймись, дурак») начал поливать вождя грязью. Хрущёв не был первым в этом плане: систематический полив Сталина (правда, вперемежку с реальной критикой) начал Троцкий, ну а не вышедший умом бывший троцкист Хрущёв оставил только полив. Затем к Хрущёву в качестве «мусорщиков» присоединились наиболее рьяные из «шестидесятников», ну а о диссидентах, «певших» под западные «голоса» и «плывших» на чужих «волнах» и говорить нечего — они были элементом западной антисоветской пропаганды.
Перестройка ознаменовала новый этап в шельмовании Сталина. Здесь, однако, не Сталин был главной мишенью, а советский социализм, советский строй, советская история, а за ними — русская история в целом. А очернение социализма использовалось для дискредитации русской истории, которая логически вела к социализму. Не случайно один из главных бесов перестройки заявил, что перестройкой они ломали не только Советский Союз, но всю модель тысячелетней русской истории. И то, что главной фигурой слома был выбран именно Сталин, лишний раз свидетельствует о выдающейся роли этого человека-феномена не только в советской, но и в русской истории — сталинская система, помимо прочего, стала активной и великодержавной формой выживания русских в XX в. в условиях исключительно враждебного окружения, нацелившегося на окончательное решение русского вопроса.
Рухнул СССР, однако советофобы и сталинофобы не унимаются, и это понятно: за последнее десятилетие в РФ популярность Сталина как политической и исторической фигуры выросла фантастически, причем главным образом у молодежи. Серьезные объективные исследования рушат очернительские мифы о Сталине и советской эпохе. Становится все яснее, кто и почему ненавидел и ненавидит Сталина в СССР/РФ и за рубежом. О зарубежных ненавистниках — правых и левых глобалистах я скажу позже; сначала — о российских ненавистниках Сталина.
В советское время, как при жизни Сталина, так и после его смерти, вождя ненавидели главным образом две властные группы (и, соответственно, связанные с ними отряды советской интеллигенции). Во-первых, это та часть советского истеблишмента, которая была заряжена