III
Налицо, по крайней мере внешне, и позитивный результат в сохранении целостности страны. Мы отползли от пропасти распада. Чечня замирена, там сидит вроде бы лояльный наместник. Республики с сепаратистским душком — Татарстан, Башкортостан — вроде бы не своевольничают. Региональным баронам указали их место, а губернаторов теперь вообще назначают. Всё хорошо? «Живи да работай — хорошая жизнь!». Да что-то не хорошо: «Будто то ли что-то гремит, то ли что-то стучит», навевая сомнения. Сомнения эти связаны с ценой вопроса — с тем, как и какой ценой достигнуто то, что выглядит как замирение немирных сепаратистов и успокоение сепаратистов мирных.
Чечня, по сути, получила такую автономию, о которой Дудаев и Масхадов и мечтать не могли; о финансовых вливаниях, порой похожих на дань, я уже не говорю, равно как и об усилении позиций ведущих чеченских кланов за пределами республики, на Кавказе в целом (с прицелом на российские масштабы). На самом Кавказе очень и очень неспокойно. Поддерживаемые Москвой коррумпированные элиты не контролируют ситуацию, в которой экономические, социальные, политические, национальные и религиозные проблемы сплетаются в один тугой узел, развязать который уже, пожалуй, невозможно, а разрыв чреват взрывом и кровью и окончательным превращением региона в «серую зону».
Республики с сепаратистским закидоном внешне приглушили его, поскольку получили «корзину печенья да бочку варенья» в виде почти безбрежной автономии (свои символы государственной власти, практически узаконенная этнократия, местный контроль над финансовыми потоками в пределах республики и многое другое). Пока что это гарантирует лояльность местных верхушек, а вместе с ней — де-факто целостность страны. Но насколько прочны такие гарантии? История поздних эпох крупных политий — от Римской и Британской империй до Российской империи и СССР — показывает, что не очень.
Далеко не все действия центральной власти по ужесточению контроля над региональными верхушками косвенно диктовались стремлением укрепить целостность страны и вертикаль власти. Нередко за этим стояла не столько политическая, сколько экономическая или даже классовая причина — ослабление позиций региональных властей перед лицом центральной плутократии как слоя, реализующего свои интересы в процессе передела власти и собственности.
Сухой остаток: да, в настоящий момент, в краткосрочной перспективе РФ более не находится на грани распада. Однако достигнуто это такими средствами и уступками, которые, во-первых, закладывают долгосрочный фундамент для центробежных тенденций; во-вторых, предоставляют этнократиям такие привилегии, которые способствуют экспансии последних далеко за пределы своих республик и прежде всего — в традиционно русские области. И это при отсутствии до сих пор фиксации государственно-правового статуса русских. Короче говоря, целостность государства сохранена, но не ценой ли скрытой балканизации в будущем?
IV
Следующая задача на весах нашего «балансового отчёта» — консолидация элиты, замирение её верхних и средних слоёв. По сравнению с ней вторая и особенно первая задачи — это, процитируем Конька-Горбунка, «службишка, не служба». Вообще, нужно сказать, что Путин — не первый русский правитель, сталкивающийся с задачей «консолидации элит». Её должны были решать многие — Иван Грозный, Михаил Романов, Пётр I, Екатерина II, Николай II, Сталин, Хрущёв, Брежнев. Удачно и мирным способом решили вопрос Михаил Романов, Екатерина II и Брежнев — справились. У них был мощный материальный ресурс, «вещественная субстанция» — люди (крепостные) и земля у Михаила и Екатерины II и сталинский фундамент, нефтедоллары и полуразрешённая, несистемная «коррупция» (не сравнимая, естественно, с нынешней, которая носит системный, если не системообразующий характер) у Брежнева. Всем троим в большей или меньшей степени благоприятствовала международная обстановка.
Николай II провалился — он не смог интегрировать разлагающееся дворянство и буржуазию с печатью разложения на социальном челе, да это вряд ли было возможно как по социальным, так и по экономическим причинам, не говоря уже о международной ситуации, — что не снимает ответственности с Николая за бездарную политику. Особенно если по контрасту сравнить его с Иваном IV, Петром I и Сталиным. Эта «тройка», во-первых, оказалась в крайне тяжёлой ситуации внутри страны и вне её, во-вторых, под руками имела плохо консолидируемую элиту, да и с ресурсами было не густо. То есть попытка простой, стандартной консолидации оказалась бы провальной. «Тройка» пошла иным, нестандартным путём — погром, оттеснение, уничтожение старой элиты и создание новой, которую консолидировали огнём и мечом, вываривая и проваривая в чистках и тяжёлых испытаниях. Результат — создание Московского самодержавия, Петербургского (и империи), Советского Союза как сверхдержавы.
Консолидация верхов в начале XXI в. протекала в острейшей борьбе центроверха с наиболее сильными, активными и горластыми представителями плутократии, главной целью которых было окончательное превращение государства в функцию не просто бизнеса, а бизнеса нескольких лиц. Президенту в таком раскладе они в своих местечковых представлениях о русской истории и головокружении от успехов при Ельцине отводили роль чего-то среднего между марионеткой и зиц-заседателем — ситуация, которую не потерпит ни один персонификатор центральной власти в России. Результат — в 2001 г. ушли Гусинский и Березовский, пытавшиеся подмять под себя и для себя триаду «бизнес — власть — СМИ». В этом, кстати, они не выражали интересы плутократии как слоя — только свои, ещё и поэтому были обречены.
Следующая попытка подмять центральную власть была предпринята более широкой группой «олигархов» во главе с М. Ходорковским. Здесь интересы плутократии как слоя просматриваются более отчётливо, хотя и в этом случае на первом плане были интересы главным образом 4–5 кланов, как это имело место в противостоянии знати царской власти во времена Ивана IV и Анны Иоанновны («затейка» — так назвали эту попытку олигархов XVIII в. ограничить самодержавие, а точнее, ввести коллективное самодержавие нескольких кланов) — не классовый и даже не общесословный интерес, а сумма нескольких частных, клановых интересов. Результат тот же — «затейка» с финалом, который, по Высоцкому, «не трагичен, но досаден» — для её авторов.
Логика «затейников» образца 2003 г. была проста: президентская власть была нужна как прикрытие и гарантия приватизации. Обеспечив приватизацию до определённого уровня, т. е. сыграв свою «историческую роль», она становится лишней или даже начинает мешать тотальной приватизации — последняя требует полной олигархизации власти. Отсюда — поворот «затейников» в сторону парламентской республики, которая должна была стать всего лишь фиговым листком для царства плутократии, для ЗАО «государство РФ».
Ясно, что ни одного правителя такая прямая, явная и наглая угроза не могла оставить равнодушным, надо было защищать себя — автоматически — президентскую власть. «Он бил, чтобы не быть битым», — сказал Ключевский об Иване IV, которого спровоцировала боярская олигархия, и он стал Грозным царём. «Затейники» спровоцировали Путина, и из PR-продукта, за который они его держали, он стал превращаться не просто в президента, но в представителя русской власти, единодержавной по принципу своей конструкции. Результат прост — главари «затейников» отправились кто на цугундер, кто за границу, «в бега», а остальных построили. И оказалось, достаточно русской власти показать зубы, и вчера ещё высокомерные барыги втягивают головы как школьники на линейке. Или, по крайней мере, делают вид.
Из «затейки-2003» Путин, по-видимому, сделал два главных вывода. Политику и бизнес необходимо развести, жёстко пресекать политические поползновения плутократии (чтобы даже думать об этом не смели), усиливая её при этом экономически как слой в целом; политика же, будучи монополией центральной власти, становится средством реализации среднесрочных (в идеале — долгосрочных интересов) слоя в целом, позволяя подниматься над слоем наиболее лояльным и проверенным, готовым стать функцией власти. Это была попытка расширить социальную базу путём консолидации новых господствующих групп на экономической основе. Отсюда усиление сырьевой ориентации экономики («великая энергетическая держава»), новый виток неолиберальных реформ (ср. с раздачей земли и крепостных Михаилом и Екатериной), активное лоббирование интересов бизнеса РФ за рубежом.
Здесь, однако, возникли проблемы. При любых попытках опоры на целый слой всегда выделяется наиболее опорная группа, которая «равнее других». Такой группой — ситуационно-исторически — стали так называемые «питерские силовики», на которых президент опёрся в борьбе с «плутократами-затейниками» и которые производили зачистку после победы. На этой зачистке, по сути, сформировались несколько (как минимум два) новых клана, которые стали выступать в качестве новых самостоятельных игроков, что не только усложнило, но и обострило ситуацию и во многом повернуло даже робкую консолидацию вспять. К тому же разделение бизнеса и политики так и не было доведено до конца.
Хотя линия между чиновниками и бизнесменами существует, во-первых, она носит пунктирный, а то и виртуальный характер; во-вторых, легко преодолевается «в зоне неправа» (Э. Баладюр), во внелегальном измерении. Чиновники и бизнесмены вроде бы представляют отдельные группы, но в принципе они легко меняются местами. Эта ситуация хуже и чем просто обособление функций/ролей, и чем их полное слияние; она в принципе исключает возможность консолидации — как консолидировать текучий элемент? Когда-то Ключевский назвал народ текучим элементом русской истории. Теперь таким элементом стала власть, точнее, властесобственность.
Сегодня несколько иначе (причины иные, иной социальный и человеческий материал), в карикатурном виде повторяется ситуация, на которой «погорел» Николай II. Он не смог консолидировать в некое целое дворянство и буржуазию, настроив против себя и первое и вторую, что стало одной из главных причин крушения оказавшегося в изоляции, почти в вакууме самодержавия. Нынешнюю «элиту» тоже пока не удалось консолидировать, причём не только из-за её кланово-региональных различий, но и из-за её двойственной, «тянитолкайской» социальной природы — чтобы объеди