Удивительно вот что: люди, занимающиеся бизнесом, неспособны спроецировать на общество один из базовых принципов функционирования любой компании или корпорации. Как заметил в книге «Как быть крысой» Й. Сгрийверс, служащие никогда не будут лояльны компании, «существующей лишь для того, чтобы обогатить её владельцев». То же и с обществом. Разве будут ощущать люди не то что лояльность, а просто какую-то связь с властью, которая существует для самообогащения, причём за счёт обеднения основной массы населения? И социальная база у такой власти будет сужаться, чему в немалой степени способствуют процессы социальной дезинтеграции.
Идущие по нарастающей неолиберальные реформы не позволяют сформироваться среднему слою («классу»), размывают социальную середину, разрушают и разлагают нижнюю часть общества; таким образом, идёт разложение не только верхов, но также середины и низов — общее разложение и деморализация социума, чему в немалой степени способствуют телевидение и «жёлтая пресса».
Моральный кризис постсоветского общества в 2007 г. выражен более отчётливо, чем, например, в 1997 г. И кризис этот, безусловно, отражает кризис социальный. Похоже, что в ходе и посредством этого кризиса формируется новый тип общества. Какой — пока сказать трудно, есть удачная метафора — «общество либерпанка». В любом случае, сегодня процессы социального распада обгоняют процессы социальной организации. Так уже было в истории России в начале XX в., когда большевики сделали нестандартный ход — не стали обуздывать дезорганизацию, оседлали её, довели, ускорив, до логического конца, а потом начали создавать свою организацию. Правда, советский социум строился не в условиях глобализации. Впрочем, и последней вечность вовсе не гарантирована.
VI
Весьма противоречивую картину являют результаты отношений РФ с внешним миром за последние 7–8 лет. С одной стороны, — несколько всплесков антизападной риторики, участие в ШОС, нервирующее часть американского истеблишмента, критика американской агрессии против Ирака, укрепление позиций РФ в Центральной Азии и ряд других изменений. С другой стороны, — сдача баз в Лурдесе и Камрани под малоубедительным предлогом дороговизны их содержания («Челси» стоит дешевле? Можно ли оценивать стратегические интересы в деньгах — разумеется, если такие интересы есть?), появление американских баз в Центральной Азии при «спокойно-понимающем» отношении к этому Путина. Правда, базы были бы размещены в любом случае — РФ никто бы спрашивать не стал, здесь мы, скорее всего, имеем дело с хорошей миной при плохой игре, по крайней мере отчасти. Отчасти — потому что возможно ещё одно соображение: если американцы решили плотно влезть на Ближний Восток и в Центральную Азию и мы ничего не можем этому реально противопоставить, посторонимся — по принципу дзюдо — и позволим им влезть и увязнуть, что ослабит давление на нас. Если соображения были таковы, то в них есть резон. Тем более что коридор внешнеполитических возможностей, имеющийся у Путина благодаря деятельности Горбачёва, Ельцина и шеварднадзевско-козыревской «дипломатии», той «геополитической катастрофе» (выражение В. В. Путина), в организации которой они сыграли огромную роль, крайне узок, — не развернёшься. В такой ситуации надо пользоваться тем, что есть, например, выдавливать американцев из Центральной Азии с помощью Китая. Другой вопрос, не получится ли так, что потом надо будет выдавливать Китай, а делать это будет нечем и не с кем.
И ещё один вопрос по поводу успехов РФ в Центральной Азии: это успехи государства или определённых корпораций, решающих свои проблемы под маскхалатом государства, успехи ЗАО «государство»? Над этим вопросом стоит подумать, оценивая результаты политики РФ в Центральной Азии. Но даже если признать это успехом государства, то общим фоном этого частичного успеха будет общее ослабление позиций РФ в постсоветской зоне по сравнению с 1990-ми годами. Не видно, чтобы у нынешней РФ была какая-то внятная, т. е. стратегически выверенная политика в ближнем зарубежье, очевидные следствия — проблемы с Украиной, Молдавией, Грузией и даже Белоруссией. Ситуация в отношениях с Латвией, Эстонией и Туркменией (при Туркменбаши), где третируют русских, а если говорить о прибалтийских карликах, то вовсю пытаются вытирать ноги и о саму РФ, свидетельствует о примате корпорационных и плутократических интересов по отношению к государственным и национальным, о наличии, помимо внешней политики РФ, внешних политиках корпораций, ведомств, кланов и иных структур (впрочем, то же мы имеем, например, в США).
Сегодня, как и при Ельцине, у России нет союзников в дальнем зарубежье; за последние восемь лет их практически не осталось в ближнем зарубежье. Более того, РФ далеко не всегда выступает в качестве арбитра на постсоветском пространстве. Возможно, СНГ и должно было отойти в мир иной, но произошло это именно в последние годы. Можно ли признать внешнеполитический баланс последних лет положительным? Сомневаюсь. Другой вопрос — мог ли этот баланс теоретически быть положительным? Тоже сомневаюсь. Не сомневаюсь в том, что в принципе не всё сделано, чтобы он стал положительным.
VII
Если от конкретики и статистики перейти на уровень теории, то очевидны три результата уходящего восьмилетия:
• деполитизация общества;
• десивилизация общества (ослабление и упадок гражданского общества);
• маркетизация политики — внутренней и в какой-то степени внешней, т. е. вытеснение политических и национально-государственных составляющих рыночными, бизнесом.
Вообще, деполитизация и десивилизация общества начали развиваться с октября 1993 г., и к концу 1990-х плутократия в значительной степени преуспела в подрыве как политической сферы, так и гражданского общества — и та, и другое были приватизированы «семьями» плутократов. В последние 7–8 лет этот процесс ускорился и углубился, и многое в курсе центральной власти работало и работает на такой результат, когда политика превращается в административно-рыночно-репрессивную деятельность, а исходно хилое гражданское общество почти протягивает спирохетозные ножки. И тем не менее нельзя сказать, что это на 100 % результат сознательного курса на сужение гражданской и политической сфер. Во многих отношениях это системный и объективный, не зависящий от злой или доброй воли процесс, у которого сильные русские и мировые корни.
Суть в том, что и политика, и гражданское общество — феномены, нехарактерные для русской истории и русского общества. Оба эти феномена возникли на Западе (политика — в XVI–XVII вв., гражданское общество — в XIX в.). Они — роскошь и одновременно орудие западной цивилизации для решения её проблем. Для решения русских проблем ни политика, ни гражданское общество не годятся, они у нас не работают. В отличие от западной, в истории русской они появляются как продукт и признак разложения системы, социального упадка. Очаги гражданского общества впервые появились в России в 1870-е годы и исчезли в 1917 г.; политика в строгом смысле слова возникла в 1905 г. и кончилась в 1917–1918 гг. (формально с «мятежом» левых эсеров, по сути — с разгоном «учредилки»). Подчеркну, что и гражданское общество, и политика в пореформенной России часто носили уродливо-ублюдочный, фарсово-карикатурный характер.
Второе пришествие политики и гражданского общества — ещё более фарсовое и уродливое — состоялось в конце 1980-х как результат разложения советского коммунизма. На этот раз они оказались ещё более слабыми и менее жизнеспособными.
Русская история показывает, что по мере формирования её новых структур социальное пространство политики и гражданского общества сжимается. Иными словами, в русской истории гражданское общество и политика суть показатели упадка и регресса системы, а не подъёма и прогресса. Русские проблемы, будь то снизу или сверху, не решаются ни политическим, ни гражданско-общественным способом. Это не хорошо и не плохо — это реальность.
Впрочем, и на современном Западе нарастает процесс если ещё не полного упадка, то стремительного ослабления-отступления нации-государства, политической сферы и гражданского общества. Связано это с неолиберальной трансформацией позднего капитализма, когда капитал перестаёт нуждаться во многих прежних своих институтах, структурах и сферах и начинает обеспечивать проблемы капиталистического накопления иными способами. В этом плане у деполитизации и десивилизации постсоветского социума — не только русские властные корни и причины, но и мировые неолиберальные: неолиберальному brave new world’у ни политика, ни гражданственность не нужны и легче всего они искореняются там, где никогда не были сильны.
С неолиберальной глобализацией связан и развернувшийся особенно активно в последние годы процесс маркетизации внутренней и отчасти внешней политики РФ. Вообще-то, этот процесс — процесс вытеснения политических интересов государства экономическими интересами различных групп и корпораций — идёт во всём мире. Идёт он и в РФ. Многие политические комбинации в РФ, политика РФ в СНГ и в «дальнем зарубежье» — всё это преследует экономические цели, причём нередко вовсе не государства, а отдельных кланов, компаний или групп лиц. И это далеко не только сегодняшняя русская тенденция, а частный случай проявления общемировой тенденции деполитизации посредством экономической приватизации и приватизации власти. Об этой тенденции немало говорят и пишут на Западе (например, Ч. Льюис — руководитель американского Центра общественной чистоты, и многие другие).
VIII
В завершение хочу отметить следующее. РФ в своём развитии подходит к очень важной развилке, точке бифуркации, выражаясь пригожинским языком. Проедание советского наследия подходит к концу и, по-видимому, будет завершено к середине следующего десятилетия (аккурат к 2017 г.?), а, возможно, и раньше. После этого дальнейшее развитие РФ может пойти одним из двух путей. Либо центральная власть будет решать общесистемные проблемы за счёт экспроприации и депривации населения, что чревато взрывом и распадом страны, либо за счёт экспроприации огромного паразитического слоя коррумпированных чиновников и плутократов; это чревато внутриэлитной войной с подключением к ней криминала и этнократий внутри страны и внешних сил. То есть оба варианта опасны и чреваты серьёзными последствиями. Попытка отказаться от выбора, потянуть время даёт ситуацию Николая II, Керенского, Горбачёва.