Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 4 — страница 65 из 72

Вообще нужно сказать, что эволюция закрытых наднациональных структур как оргоружия верхушки мирового капкласса практически полностью совпадает с эволюцией капсистемы, точнее, её североатлантического ядра: каждый поворот, каждый новый период в развитии капсистемы, в наступлении нового этапа формирования североатлантического господствующего класса сопровождался появлением новых (или перерождением, качественной «реновацией» старых) закрытых структур. Если говорить о послевоенном времени, то это Бильдербергский клуб и намного более серьёзные структуры типа Siècle («Век») и Cercle («Круг»). Впоследствии были созданы структуры с «двойным дном» — «Римский клуб» (1968) и «Трёхсторонняя комиссия» (1973). Задачами всех этих структур было:

во-первых, теснее сплотить две ветви западной элиты — англо-американскую и западноевропейскую (главным образом североитальянские и южно-немецкие гвельфские и испанские аристократические семьи, традиционно ориентирующиеся на Ватикан);

во-вторых, урегулировать отношения между финансовым и промышленным капиталом, а также между государственно-монополистическим капиталом и транснациональными корпорациями;

в-третьих, ослабить СССР путём втягивания его правящего слоя (номенклатуры) в глобальные процессы по внешне нейтральным направлениям (экология, демография, глобальное прогнозирование и управление).

Решение третьей задачи позволяло одним группам мировой буржуазии в своих тактических интересах использовать СССР против других групп или государств (как в довоенный период это делали США, используя сталинский СССР по одной линии — в их борьбе против Великобритании и Германии, по другой — в борьбе промышленного капитала против финансового). Подспудно в ходе этого «сотрудничества» делалось всё, чтобы стратегически максимально ослабить СССР — вплоть до его демонтажа, активно поощряя формирование в нём заинтересованных в этом лиц, групп, структур.

Хочу подчеркнуть особую роль в мировой сети монархо-аристократических («династических») семей. Они никуда не делись при капитализме. То, что они далеко не всегда на виду, — это нормально, это факт. Как, например, и то, что по оценкам специалистов, до 50 % немецкой промышленности владеют (прямо или опосредованно) представители аристократии. О масштабах землевладения монарших и аристократических семей я уже не говорю. В Англии с XII в., со времён Ричарда Львиное Сердце, власть и собственность принадлежат примерно одному и тому же 1 % населения, внутри которого многие перероднились. Это значит, что торжество вертикальной мобильности над горизонтальной в эпоху индустриального капитализма — не более, чем миф.

— Складывается впечатление, что сегодня многоглавый дракон, его мировая сеть переживает глобальный ценностный кризис…

— Дело не в ценностном кризисе как таковом — он всего лишь элемент целого и следствие причины. Он — проявление терминальной фазы системного кризиса капитализма. Научно-техническое и промышленное развитие капсистемы в 1950–1960-е годы стало реально угрожать позициям «хозяев истории» — так мировую верхушку и её закрытые структуры называл Дизраэли, один из самых известных и влиятельных британских премьеров XIX в., ставленник Ротшильдов, воспевший их в романе «Коннингсби».

На рубеже 1960–1970-х годов мировой правящий класс стал существенно притормаживать и научно-технический прогресс, и промышленный рост, обосновывая это экологической угрозой. Отсюда — квазиидеология экологизма (пост)западных элит, в основе которой — ненависть к человечеству как совокупности лишних едоков (линия от Мальтуса дотянулась до Гейтса).

В те же 1960-е годы по своим эгоистично-квазиклассовым причинам от рывка в посткапиталистическое будущее отказались хозяева системного антикапитализма — советское высшее руководство. К тому же последнее, во-первых, взяло курс на интеграцию в мировую капсистему — вместо того, чтобы создавать реальную надгосударственную систему мирового социализма; во-вторых, стало активно участвовать в создании нерегулируемого мирового финансового рынка, стихию которого в 1980-е годы буржуины наведут на соцлагерь.

Иными словами, на рубеже 1960–1970-х годов был дан старт деградационной модели развития, сменившей двухсотлетнюю модель восходящего, прогрессивного развития капсистемы. Новая модель, помимо прочего, предполагала разрушение, демонтаж традиционных форм и институтов эпохи Модерна — государства, гражданского общества, политики и особенно образования.

Иными словами, с 1960-х годов в обоих сегментах мировой системы — капиталистическом и социалистическом — одновременно началась контрреволюция в научно-технической сфере. Если в СССР в случае продолжения научно-технического прогресса возникала угроза ослабления контроля над обществом со стороны партноменклатуры, то на Западе с аналогичной угрозой сталкивались финансово-промышленные олигархии и корпорации. Отсюда — торможение НТП. Причём произошло это в тот момент, когда СССР благодаря наработкам В. М. Глушкова (система ОГАС), И. С. Филимоненко (холодный термоядерный синтез) и В. Н. Челомея (военные наработки) мог уйти в отрыв и навсегда оставить США в историческом офсайде со всеми вытекающими системно-мировыми и геополитическими последствиями. Тем более, что к концу 1960-х США проиграли СССР экономическую гонку и перестали быть самовоспроизводящимся хозяйственным «организмом», а к концу 1970-х практически многие основные отрасли американской промышленности утратили конкурентоспособность даже на внутреннем рынке. Вот здесь-то и можно было «ронять» США. Однако вместо этого советская верхушка купилась на проекты Римского клуба и предложенный американцами детант («разрядка напряжённости») и не только не подтолкнула падающего, но своими финансовыми играми с Ротшильдами и нефте-зерновыми — с Рокфеллерами помогла ему устоять, укрепиться, после чего с начала 1980-х США развернули решающее наступление на СССР: второй раз предоставлять шанс воспользоваться их слабостью они не собирались — «империю зла» надо было «уронить». 1970–1980-е годы выявили, что позднекапиталистическое общество сложнее существующей системы управления/власти — как официальной государственной, так и закрытой надгосударственной. Согласно закону Эшби, управляющая (под)система должна быть сложнее управляемой ею системы, только в этом случае система может нормально развиваться, а управляющие сохранят свои позиции — власть, статус, собственность. В течение двухсот лет, со времени активного начала промышленной революции, западные верхи в плане организационном, научно-техническом и культурно-образовательном были сложнее низов и «мидлов» — это обеспечивалось научно-техническим, промышленно-экономическим прогрессом, который в то же время постоянно повышал социальный и образовательный уровень сложности общества. В какой-то момент этот уровень стал угрожать позициям верхов, и они сознательно пошли на его снижение. Ощущая опасность для себя в дальнейшем прогрессе, они сделали ставку на деградацию основной массы населения. Чтобы относительно тупой мог управлять, управляемые должны быть ещё тупее — схема «тупой и ещё тупее».

Эта схема сегодня реализуется в большей части мира, именно этим обусловлено разрушение образования, выхолащивание из него творческого элемента, подмена творчества дрессурой (система тестов). Именно это происходит и в РФ. О том, что население должно быть необразованным, иначе им нельзя управлять, нельзя манипулировать, открыто заявил несколько лет назад на Петербургском экономическом форуме Г. Греф. И действительно, если ты сам тупой, то в качестве управляемых тебе нужны ещё тупее. Греф не понял, что своим тезисом он фактически признал тупость — свою и слоя, к которому принадлежит.

Цифровизация призвана решить как минимум три задачи: 1) окончательно сформировать систему тотального контроля над населением; 2) сформировать слои новых бедных («рабы Цифры») и новых богатых («господа Цифры»); 3) окончательно разрушить систему образования. «Алхимики» Цифры торопятся, поскольку кризис может сорвать все их планы, особенно в России. Но, похоже, времени им не хватит — не успеют.

За несколько лет до Грефа другой «герой» наших дней А. Фурсенко заявил, что пороком советской школы было стремление воспитать творца, тогда как задача постсоветской (читай: антисоветской) школы — воспитать квалифицированного потребителя, способного пользоваться тем, что создают другие. Фурсенко сам не понял, что сказал. По сути, он зафиксировал тот факт, что в РФ сознательно не воспитывают созидателей, что это в принципе несозидательная структура; во-вторых, что эрэфовский потребитель, пользуясь тем, что создаёт заграничный созидатель, зависит от него.

А если забугорный созидатель не захочет удовлетворять потребности российского потребителя и начнёт шантажировать его? Что делать? Сосать лапу — сам-то только потреблять умеет. И куда деваться этому тридесятому царству потреблятства? По сути Фурсенко выдал главную тайну правящего слоя РФ: ориентация не на созидание, а на потребление, на зависимость от забугорных созидателей. Впрочем, ничего другого у компрадорско-олигархического строя и быть не может. И не случайно в народе появился термин «илитка»: зависимые потребленцы, выменивающие «золото» и нефть на «стеклянные бусы» и яхты, на элиту не тянут.

Что ещё хуже для «илитки», подход Фурсенко по сути создаёт могильщиков режима. Если главное — не творчество, не идеальные побуждения (сюда входит реальный патриотизм — любовь к Родине, а не к власти), а потребление, то ты, дружок, должен это потребление как главное в жизни обеспечить. Обеспечивается это социальными лифтами. А если такие лифты не работают, если ты не можешь обеспечить уровень потребления, который демонстрируется с экрана, то адепт потреблятства развернётся в сторону того, кто это потребление обеспечит или пообещает обеспечить, показав красивую обёртку, как мы это видели несколько лет назад на Украине («хочу кружевные трусики и в Европу!»), а сегодня — в Белоруссии: кольцо сжимается. И отдельное «спасибо» за это — воспитателям «квалифицированных потребит