— Речь идёт не об экспансии, а о том, что проект, способный действительно поднять Россию с колен (а не быть игрой «шаг вперёд, два шага назад», встал с колен — опять упал, и так до изнеможения), должен быть наднациональным. Не в том смысле, чтобы принести русских в жертву, как это делал русофобский режим интернационал-социалистов в 1920-е годы, наложив отпечаток на всю советскую историю и отрыгнувшись в 1990-е, а в том, что он должен решать не только наши проблемы, но общепланетарные — ни одна страна, ни один народ в условиях современного кризиса не решит проблемы в одиночку.
Кризис, в который погружается мир, не только чреват катастрофой, но и предоставляет определённые возможности для рывка тем, кто готов их использовать. Именно кризис 1929–1933 гг. использовало советское руководство для превращения СССР во вторую державу мира и обеспечения к 1937 г. военно-промышленной автаркии по отношению к капсистеме, мощно отметив 20-летие Октября. С какими результатами подходит РФ к тридцатилетию августа 91-го? То-то. У советских вождей исторической России было несколько мощных козырей, которых нынешняя власть не только не имеет, но, похоже, иметь не хочет. Этими козырями были:
• наличие обращённого в будущее высоконравственного общественного проекта, базирующегося на социальной справедливости (основа — коммунистическая идеология);
• ощущение своего единства с народом (при всей жестокости режима);
• создание мощных научной и образовательной систем;
• чёткое понимание мирового расклада сил;
• особая психология победителей, помноженная на длительный опыт действия в опасной, непредсказуемой среде и принятия нестандартных решений (это вам не госсобственность разворовывать и не деньги «пилить»).
К то-то обязательно «булькнет»: а какой ценой? Вот только этого — не надо. Контрвопрос: какую цену РФ заплатила за 1990-е? Разрушение экономики, сравнимое по результатам с гитлеровским нашествием; сокращение населения, по сути — депопуляция, причём в условиях несравнимых по тяжести с СССР после погрома гражданской вой ны и гнили НЭПа.
Подчеркну ещё раз: большевики победили в России и решили русские проблемы, перед которыми оказалось бессильно позднее самодержавие, благодаря универсалистскому проекту. СССР предложил альтернативный мировой проект. Отказ от этого проекта, обусловленный превращением номенклатуры в квазикласс и интеграцией её в капсистему, стоил СССР и системному антикапитализму жизни.
К то-то скажет: на Западе активно продвигается проект технофашизма, а то, что мы видим в Китае, весьма смахивает на национал-социализм с ханьским лицом, и оба проекта сулят успех. У меня большие сомнения насчёт того, что эти проекты сулят успех. Что касается Китая, то чем больше его экономические успехи, тем острее социальные проблемы, которые грозят расколоть и верхушку, и страну. О том, что Китай — не страна инноваторов, а его успехи обусловлены встраиванием в нижние этажи мирового разделения труда, я уже не говорю.
Вопрос с технофашизмом сложнее. По этому пути стремительно двигался Третий рейх. Технофашизма — это «бархатный» Мордор. У него есть уязвимое место: чем высокотехнологичнее социум, тем больше возможностей у небольшой группы «умников» парализовать систему управления им (small is powerful) и, кинув клич «сарынь на кичку», бросить «внешний пролетариат» (А. Тойнби) на захват и разграбление высокотехнологичного мира анклавов. Понятно, что «умники» постараются занять место прежних хозяев, и очень возможно, что им это удастся. А дальше — по ибн-Хальдуну, который давал следующую схему арабской истории: из пустыни приходят бедуины, вырезают зажравшуюся верхушку цветущего города и основывают новую династию. Это первое поколение. Второе расширяет территорию (экспансия) и консолидирует власть. Третье поколение — мирное, оно поощряет развитие искусства, наук, культуры в целом, но при этом — размякает. Четвёртое поколение погружается в разврат, пьянство, увеселения; деградируя, оно слабеет, и тогда из пустыни приходит очередная волна бедных и суровых бедуинов, режет зажравшихся и цикл начинается снова.
Технофашизм — это замкнутый круг, левый проект — спираль. Однако РФ в её нынешнем виде предложить миру его не может. Она вообще едва ли что-то стоящее может предложить, в лучшем случае — упереться в защите традиционных европейских ценностей как от Пост-Запада, так и от Востока (по поводу последнего тоже не нужно иллюзий). Это не мало, однако защита, оборонительная стратегия далеко не всегда ведёт к победам; впрочем, иногда победителем оказывается тот, кто падает последним на поверженного врага и, придавив его, лишает последнего дыхания. И всё же предпочтительнее наступательная стратегия. У компрадорско-олигархического режима таковой быть не может — только имитация её. Будучи зависимым сырьевым элементом капсистемы, что может он предложить? Коррумпированную власть, запредельное социальное неравенство, отставшую деиндустриализированную экономику, отворачивающуюся от собственного народа и его ценностей бездарную «илитку» — «аристократию помойки», которая и может существовать только за счёт помойки, сырьевого сталкерства на заброшенных территориях с последующей перепродажей артефактов в «цивилизованный мир»? Маловато не только для рывка в будущее, но даже для обеспечения безопасного существования детей и внуков — наворованное безопасности не гарантирует. Судьбы Остапа Бендера на румынской границе и Бориса Березовского в Лондоне свидетельствуют об этом со стеклянной ясностью. Да и противостоять — реально противостоять — «хозяевам Истории» ни один компрадорско-олигархический режим не может. Как заметил в блестящем романе «Новый вор» Ю. Козлов, капфеду (капиталистическому феодализму — так он называет компрадорско-олигархический строй) не тягаться даже с проседающим ПостЗападом: «У тридцатилетнего воровского капитализма нет шансов против бронированного шестисотлетнего западного, как у щурёнка против крокодила».
— И что же можно противопоставить «крокодилу»?
— Логически оружием в борьбе на мировой арене для верхов РФ, да и для верхов других стран, не находящихся «под знаком» Матрицы ПостЗапада, кажется государство — сильное социальное государство, Система с цельной и продуманной внутренней и внешней политикой. Но именно здесь постсоветские верхи сталкиваются с серьёзнейшей и едва ли разрешимой для них в их нынешнем состоянии проблемой. Суть в том, что РФ, как и многие геополитические сущности нынешнего мира, не является, по крайней мере полностью, ни системой, ни государством, ни — тем более — социальным государством. Система — это совокупность элементов, связанных определённым образом в пространстве и времени и включённых в более крупную систему. При этом, несмотря на влияние этой более крупной системы, решающую роль в развитии системы меньшей играют ей внутренние связи, внутренние факторы. Если же дело обстоит наоборот или даже если внутренние и внешние факторы уравновешены, то мы имеем дело не с системой, а с образованием, с неким устройством, строем. Трудно сказать, кто в нынешней Большой системе «Мир» — система. США? Пожалуй, да — с большим числом оговорок. Китай? С ещё большим числом оговорок. Евросоюз? Нет. И едва ли РФ с её полуколониальной (в лучшем случае) экономикой и прикормленной ПостЗападом «илиткой». Не система — образование.
Вряд ли кто-то возьмётся всерьёз доказывать то, что РФ — социальное государство. Это при таком-то разрыве между богатыми и бедными? Это после продавленной пенсионной реформы? Здесь всё ясно. Более интересен вопрос: является ли РФ (как и большинство геополитических сущностей нынешнего мира) государством в строгом научном смысле этого термина и если нет, то что это?
— Неожиданная постановка вопроса.
— Что мы видим во всамделишной реальности нашей страны? Мы видим сеть корпораций кланового типа, т. е. построенных по клановому принципу, — госкорпораций, силовых структур, обычных корпораций, организованностей национальных меньшинств (этнокорпораций), криминальных кланов. То, что именуют государством, выступает здесь не только и даже не столько в качестве отдельной целостности, сколько модератора, формы организации этих различных негосударственных (постгосударственных) структур, норма жизни которых — комбинация легальной и внелегальной деятельности внутри страны и за её пределами. Отчасти таким модератором и формо-ширмой (ширмо-формой) было позднесоветский Центроверх в лице ЦК КПСС (тоже, кстати, негосударственная форма, но, безусловно, система, а не образование); во многом таким было так называемое «феодальное государство». Насилие вовсе не было его главной функцией — оно и так было встроено во внеэкономические производственные отношения. Главной функцией было обеспечение корпоративно-иерархической формы внутренней организации господствующего слоя.
Я ни в коем случае не рассматриваю нынешнюю власть РФ как феодальную, как возрождение феодализма. Феодализм — доиндустриальное общество. РФ, хотя и деиндустриализирующееся образование, всё же из стадиально иной «лиги». Кроме того, феодализм был системой правовой («на праве земля строится» — один из принципов феодализма) и индивидуализированной («вассал моего вассала — не мой вассал»). У нас же — иерархия не индивидов, как в западноевропейском феодализме (впрочем, иного и не было), а коллективностей в виде клано-корпораций (о праве я умолчу). Это в большей степени напоминает «Договорную цепь» ирокезов в XVII в. — иерархию кланов и племён, различавшихся уровнем допуска к естественным ресурсам, подконтрольному объёму последних. Ещё одно сходство заключается в том, что над «Договорной цепью» восседали англосаксы (тогда — ещё англичане, американцев не было), а вожди племён и главы кланов продавали им землю — за бусы, одеяла, «огненную воду». Сегодня земля, недра остаются в цене, вот только меняют их на яхты, зарубежную недвижимость и т. п. Разумеется почти все исторические аналогии носят внешний характер, но порой эта «внешность» столь узнаваема… Ну и нужно помнить, чем ирокезы закончили.