Претендент Давид Бронштейн бросил перчатку Михаилу Ботвиннику, завоевавшему титул чемпиона мира в турнире 1948 года. Поединок был сыгран по новым, специально разработанным правилам ФИДЕ. Они предусматривали сразу две привилегии для чемпиона. При ничейном счете он сохранял свое звание. В случае поражения получал право на матч-реванш.
Многим из тех, кто был увлечен шахматами, импонировал общительный и дружелюбный кандидат в чемпионы: Бронштейна успели полюбить за его бесстрашные атаки, стремление сыграть красиво, полное отсутствие почтения к авторитетам. Сам Бронштейн говорил: «Сыграть матч на звание чемпиона мира – заветная мечта каждого шахматиста. Что касается меня, то мечтаю об этом с того самого дня, как впервые пришел в Киевский Дом пионеров и доказал строгому экзаменатору Александру Марковичу Константинопольскому, что умею провести пешку в ферзи».
Известный советский теоретик Константинопольский сначала был учителем Бронштейна в шахматной школе Киевского Дома пионеров, а потом и его секундантом в матче за титул чемпиона мира с Ботвинником. Помогали Давиду и давние друзья – гроссмейстер Исаак Болеславский и полковник госбезопасности Борис Вайнштейн, возглавлявший в годы войны советские шахматы. Мудрые советы старались дать и давние соперники Ботвинника. Например, советский шахматист, двукратный чемпион СССР Григорий Левенфиш не без иронии советовал претенденту: «А вы повесьте над кроватью фотографию Ботвинника и каждое утро, проснувшись, разглядывайте ее, приучайтесь. Вам ведь придется два месяца кряду смотреть на эту физиономию».
Гроссмейстеры подарили шахматному миру грандиозное зрелище. В стратегии и тактике они оказались достойны друг друга. После половины матча Ботвинник на одно очко опережал соперника. Однако под занавес шахматного спектакля Бронштейн преподнес сюрприз: выиграв подряд две партии, он вышел вперед. Михаил Ботвинник рассказывал: «Бронштейна я недооценил, а может быть, недооценил опасности, которые были связаны с трехлетним отрывом от шахмат. Будь Бронштейн силен в эндшпиле, я, конечно, проиграл бы ему матч».
Бронштейна, выступающего уже пять лет за общество «Динамо», после победы в 22-й партии вызвали в ложу, где находился Виктор Абакумов – министр госбезопасности и глава «Динамо». Он пожелал Бронштейну успеха в матче. До конца оставалось две партии.
Напряжение достигло апогея. Вся шахматная Москва хотела пробиться в Концертный зал Чайковского, где проходил матч, и стать свидетелями рождения нового чемпиона. Накануне 23-й партии претендент оказался в состоянии внутреннего смятения и сильного перевозбуждения. Но взять тайм-аут и успокоиться Бронштейн не решился. Нидерландский шахматист Генна Сосонко писал: «Много раз по ходу игры Бронштейн мог добиться ясно ничейной позиции, мог сделать ничью и после неудачного хода, записанного Ботвинником, но, пройдя мимо всех возможностей, проиграл».
Оставалась последняя, 24-я партия. Победа в ней приносила Бронштейну титул чемпиона. Не случайно через 60 лет свою книгу о нем Сосонко назвал «Давид Седьмой», считая его достойным звания шахматного короля. Владимир Линдер в стихотворении, посвященном 95-летию со дня рождения Бронштейна, писал:
Хвост держал от Синей птицы,
В счете вел за два шага!
Будут долго ему сниться
Золотые берега…
Победить в последней партии по заказу Бронштейну не удалось. «Могу сказать, – вспоминал он, – только одно: да, я подвергался сильному психологическому давлению с разных сторон, но только от меня целиком зависело, поддаться ему или нет. <…> В глубине души я, видимо, все-таки не верил, что могу победить Ботвинника».
Не верил Давид в это еще и по другой причине. Он просто не мог представить, что в нашей стране позволят стать чемпионом мира сыну репрессированного еврея. Ведь после выхода из лагеря его отец до конца жизни не имел права жить в столице и приезжал в Москву поболеть за сына полулегально.
Давид Ионович Бронштейн родился 19 февраля 1924 года. В этом году состоялись первые в истории зимние Олимпийские игры, Петроград был переименован в Ленинград. Давид родился почти через месяц после смерти вождя мирового пролетариата, Ленина, в городке Белая Церковь под Киевом в семье преданных ленинцев и пропагандистов его идей. Давид был единственным сыном в семье убежденных борцов за справедливость – работника мукомольной промышленности Ионы Борисовича Бронштейна и Эстер-Малки Аптекарь, заведовавшей женотделом районного партийного комитета.
В детстве любознательный мальчик пробовал заниматься буквально всем подряд, пока не познакомился с игрой в шахматы. С тех пор он в детских снах много раз проводил свою пешку в ферзи в партии со вторым чемпионом мира Эмануилом Ласкером. В 1938 году отца-правдолюба арестовали и осудили на семь лет. Однако это не мешало родителям Давида верить в советскую власть и товарища Сталина, который «просто всего не знает». Отец писал Давиду из лагеря: «Дорогой сыночек Дэвик! Первое, чтобы ты никогда не забывал, что тому, что ты сумел выдвинуться как шахматист, ты обязан не столько своим способностям, сколько системе советской власти, которая дала тебе эти возможности устройством Дворцов пионеров, дала талантливых учителей. <…> Пишу это тебе для того, чтобы ты берег Власть Советов как зеницу ока».
В 16 лет Давид получил серебряную медаль за второе место в чемпионате Украины и стал мастером спорта. Освобожденный от армии из-за плохого зрения, он с начала войны жил на Кавказе, давал сеансы в военных госпиталях, а с весны 1943-го работал на восстановлении Сталинграда. Там с ним случайно познакомился полковник НКВД Борис Вайнштейн, в то время председатель Всесоюзной шахматной секции, заместитель начальника Главного управления оборонительного строительства НКВД СССР. «Он увидел абсолютно неприспособленного, полуголодного, раздетого молодого человека, бредившего шахматами. Распознав грандиозный талант Дэвика, Вайнштейн добился перевода Бронштейна в Москву и стал его покровителем и защитником», – пишет Сосонко.
В Москве Давид жил то в гостиницах, то в квартире Вайнштейна. Став членом общества «Динамо», он подружился с динамовскими футболистами. Среди них известный тренер Михаил Якушин и знаменитый Лев Яшин, в будущем – единственный вратарь в истории футбола, ставший обладателем «Золотого мяча». Владимир Линдер писал о Бронштейне:
Грел в груди звезду Давида,
Верен клубу с буквой «Д».
Но при этом вся планида
В монархической среде.
20-летний мастер покорил столицу, поразив своим комбинационным талантом, безудержной фантазией, непохожестью на других шахматистов.
Вот что писал о том времени тренер Михаила Таля, многократный чемпион Латвии Александр Кобленц в своей книге «Воспоминания шахматиста»: «И моим кумиром был Давид Бронштейн. Когда он разговаривает со своим собеседником, на его лице играет добродушная, чуть лукавая улыбка. Он принадлежит к тому типу людей, которые органически не терпят присваивать себе что-то “чужое” – он полностью поглощен своими оригинальными идеями. <…> Он ими охотно делится, неутомимо доказывает их жизнеспособность. Если противоречишь ему, начинает горячиться. Выдвигает все новые и новые аргументы с такой быстротой, что едва успеваешь следить за его речью. В избитые, казалось бы, дебютные схемы он внес многие новые идеи, ошеломляя противников порою хитроумными замаскированными замыслами. Вот почему друзья называли его “хитрый Дэвик”».
Давид стал чемпионом Москвы, дважды подряд победил в чемпионате СССР, выиграл межзональный турнир в Стокгольме и разделил первое-второе места на турнире претендентов в Будапеште. Одолев в дополнительном матче Исаака Болеславского, Бронштейн добился исполнения детской мечты – завоевал право играть с чемпионом мира. Виктор Корчной говорил: «Он – Гений! Гений! Ведь гений – это человек, который идет впереди своего времени, а Бронштейн заметно опередил свое время. <…> В период 1945–1951 годов он превосходил всех по пониманию шахматной игры».
Импровизация, игра по вдохновению, широта взглядов, желание внести новое – все это было характерно для претендента Бронштейна. Шахматист и музыкант Марк Тайманов писал, что Бронштейн «выдающегося дарования был шахматист, но, чтобы стать чемпионом мира, не хватало ему жесткого целенаправленного характера».
Хотя у самого Бронштейна на этот счет была своя версия, которую он приводил на излете спортивной карьеры: «Почему я не хотел быть чемпионом мира? А мне просто было стыдно перед моим поколением. Судьба во время войны мне оставила жизнь – и для чего? Чтобы я натянул на себя корону?!»
В 1953 году умер Иосиф Сталин, Елизавета II взошла на британский престол, сэр Уинстон Черчилль получил Нобелевскую премию по литературе.
В этом году очередная попытка Бронштейна пробиться к матчу за шахматную корону завершилась неудачей. На турнире претендентов в Цюрихе он разделил только второе-четвертое места. Но его книга, посвященная этому состязанию, стала мировым бестселлером. Седьмой чемпион мира Василий Смыслов выразил общее мнение шахматного сообщества планеты, написав: «Его книга “Международный турнир гроссмейстеров” вошла в золотой фонд шахматной литературы благодаря редкой глубине содержания и оригинальности стиля».
После Цюриха была еще великолепная победа на межзональном турнире в Гётеборге, но турнир претендентов в Амстердаме 1956 года принес новую неудачу. В его игре было все меньше искрящейся легкости и беззаботности, которые восхищали любителей шахмат всего мира.
Но Бронштейн оставался тем же неповторимым фантазером, от которого всегда ждали чего-то нового и удивительного. Он поражал разнообразием дебютного репертуара, что порой позволяло остроумно демонстрировать уважение к соперникам. Против француза избирал французскую защиту, против голландца – голландскую, а играя с англичанином, применял английское начало.