Разнообразие в невеселую жизнь Алаторцевых внес художник Мариинского театра Сергей Попов, дальний родственник матери. Сестра шахматиста Ольга Алаторцева потом вспоминала: «Попов привил нам любовь к искусству. Он с восторгом говорил о постановках своего театра. Создал в местном народном доме художественную студию, где мы осваивали основы рисунка. Здесь же Сергей Петрович организовал шахматный кружок, в котором дал нам первые уроки игры».
Это были первые шахматные партии, сыгранные Алаторцевым. «Владимир оказался самым способным учеником. Сначала он играл с Поповым, имея лишнего ферзя, затем получая вперед ладью и, наконец, они стали сражаться на равных! Молва о юном шахматисте быстро распространилась в Турках. Появлялись новые партнеры. За ним даже приезжали из авиачасти. Там одиннадцатилетний Володя дал свой первый сеанс одновременной игры», – писали в своей книге «Две жизни гроссмейстера Алаторцева» Исаак и Владимир Линдеры.
Вскоре от тифа умерла мать, и отец забрал детей в Санкт-Петербург. Володя увлекался рисованием, но страсть к шахматам победила все другие интересы. Его пригласил заниматься Петр Арсеньевич Романовский – один из сильнейших мастеров России. Учебу в институте Алаторцев совмещал с шахматными баталиями в Доме ученых.
«В стране, предпочитавшей местоимение “мы” (сделаем), он порой выглядел белой вороной, потому что чаще употреблял “я” (сделаю). Самодисциплина и шахматный талант помогли ему быстро занять достойное место в когорте ленинградских шахматистов», – писали Линдеры.
В Ленинграде Алаторцев стал главным соперником Михаила Ботвинника. В чемпионате города 1932 года он занял за ним второе место, через год в чемпионате СССР результаты были такими же.
Самым дорогим призом для него стала книга Романовского «Пути шахматного творчества» с дарственной надписью. Ботвинник вспоминал о своем сопернике: «Мне довелось играть с Владимиром Алаторцевым много партий. Ряд партий, иногда имеющих решающее значение, я выигрывал, но были и напряженные ничьи. Проиграл лишь однажды, когда мы сыграли “показательную партию” с ускоренным контролем, ходы которой передавались по радио в прямом эфире. Было это в Ленинграде, в 1933 или 1934 году. Алаторцев особенно хорошо играл сложные, острые позиции. Обычно хорошо ставил партию, особенно белыми. Черными с ним было нелегко играть».
К середине 1930-х Алаторцев считался одним из сильнейших советских шахматистов. Он уверенно вошел в мировую шахматную элиту, играя на равных с Ботвинником, Лилиенталем, Ласкером, Флором и многими другими.
В 1936 году в Берлине Адольф Гитлер провел XI летние Олимпийские игры, а в Москве с одобрения Иосифа Сталина состоялся Третий Международный шахматный турнир. Один из сильнейших шахматистов страны, чемпион Ленинграда и второй призер чемпионата СССР Владимир Алаторцев неожиданно не был включен в состав этого турнира. Это было сильным ударом по самолюбию амбициозного спортсмена.
Тогда бурный процесс «шахматизации» всей страны продолжался полным ходом. Открывались шахматные газеты, клубы и кружки. Новые крупные турниры вызывали взрыв шахматного энтузиазма в массах! Уже в начале 1936 года на страницах газет и журналов активно обсуждался и публиковался список советских мастеров, которые должны были участвовать в Третьем Московском международном турнире. Например, газета «За индустриализацию» писала: «В турнире должны играть Ботвинник, Рюмин, Алаторцев, Левенфиш». Варианты четверки были разные, но во всех участие Владимира Алаторцева не вызывало сомнений. Чемпион Ленинграда 1933 года, Алаторцев достойно выступил на Втором Московском международном турнире, сыграв вничью с первыми тремя призерами – Михаилом Ботвинником, Сало Флором и Эмануилом Ласкером. Сало Флор тогда говорил про своего соперника: «Алаторцеву в этом турнире не повезло. Бесспорно талантливый мастер, с большим будущим, но находящийся еще на перепутье своего шахматного совершенства. Цейтнот, желание добиваться победы даже в худших для себя позициях, – главный бич, от которого быстрее надо избавляться».
Затем Алаторцев провел отличный матч с сильным гроссмейстером Андрэ Лилиенталем, который чудом спасся от поражения. Уступая за две партии до конца два очка, венгр невероятным усилием воли сравнял счет. А ведь для получения высшего, гроссмейстерского шахматного звания Владимиру необходима была только победа в матче. В итоге это звание было присвоено ему лишь полвека спустя. Но по уровню игры он был его достоин уже тогда, в середине 1930-х. Андрэ Лилиенталь также признавал высокий уровень Алаторцева: «Я глубоко уверен, что Алаторцев по праву занимает достойное место в группе сильнейших мировых теоретиков. Он непрерывно совершенствуется и растет. В недалеком будущем мы будем свидетелями его крупнейших успехов». Однако в итоговом списке даже из пяти советских участников Третьего Московского международного турнира Алаторцева не оказалось.
Николай Крыленко, возглавлявший шахматную организацию СССР, объяснил решение оргкомитета: «Ботвинник сказал, что если будет играть Алаторцев, то он отказывается от участия!» Для признанного лидера советских шахматистов Алаторцев был трудным соперником, а в предстоящем турнире трудных соперников и без того хватало. Когда ленинградская шахматная организация не стала отстаивать его право на участие в столь важном международном турнире, Алаторцев посчитал это предательством.
Он понял, что интересы Ботвинника здесь всегда будут на первом месте. Алаторцев принял решение уехать из ставшего ему родным Ленинграда в Москву. Уехал от родных, друзей и наставника Петра Романовского, который давал своему любимому ученику четкие и верные советы, причем не только шахматные, но и жизненные. «Алаторцев благодаря природной интуиции, огромной работоспособности и творческому подходу к осмыслению любой шахматной проблемы продолжал неуклонно двигаться к цели», – писали Исаак и Владимир Линдеры.
В ближайшие три года он добился ряда крупных успехов. Дважды победил в чемпионате Москвы, затем выиграл чемпионат профсоюзов. Длительное и тесное общение с Романовским способствовало тому, что к тридцати годам уже и сам Алаторцев проявил талант шахматного тренера. Он начал преподавать в обществе «Зенит» на курсах повышения квалификации молодым кандидатам в мастера. Юрий Авербах вспоминал: «Нам были показаны во всей глубине партии, игранные Владимиром Алаторцевым. <…> Это произвело в моем понимании целую революцию. Я увидел, что величие шахмат прежде всего в стратегии, в позиционной игре».
Начало Великой Отечественной войны застало Алаторцева в Ростове-на-Дону, где проходил полуфинал чемпионата СССР. Для нескольких участников этот турнир стал последним в жизни. На фронте погибли мастера Марк Стольберг и Сергей Белавенец, попал под бомбежку Александр Ильин-Женевский… В ноябре 1941 года Алаторцев стал одним из организаторов фронтовой шахматной бригады.
В трудные дни обороны столицы с целью поднятия духа москвичей и всего советского народа директор городского шахматного клуба Владимир Алаторцев стал инициатором проведения шахматного чемпионата Москвы. «Несмотря на воздушные тревоги, – писал американский корреспондент Ларри Лесюэр, – в городе работают кинотеатры и даже проводится традиционный шахматный турнир». По возвращении в Нью-Йорк Лесюэр собрал свои московские репортажи в книге «Двенадцать месяцев, которые изменили судьбу мира». В предисловии, помеченном маем 1943 года, автор добавлял, прибегая к шахматном образу: «Русские – лучшие шахматисты мира». Шестая германская армия, рвавшаяся к Волге, “получала мат при любом ходе”!».
Сам Владимир Алаторцев говорил, что «чемпионат столицы 1941 года войдет в историю шахмат как первое крупное соревнование военного времени, всколыхнувшее шахматную жизнь в Москве и других городах страны. В осажденном городе о нем широко рассказывалось по радио и на страницах газет. Особое внимание турниру уделяла газета “Вечерняя Москва”». Именно тогда началось сотрудничество Алаторцева с этой популярной московской газетой, в которой он вел шахматный отдел более четверти века.
Алаторцев был главным организатором работы Московского городского шахматного клуба в госпиталях и написал специальную брошюру «Шахматы в госпитале». Книга оказалась единственной, выпущенной в военные годы. Юрий Авербах вспоминал, что «однажды Алаторцев давал сеанс в Центральном авиационном госпитале. Я обратил внимание, что с несколькими участниками, в частности с одним полковником, Героем Советского Союза, он сделал ничью. “Твоя задача, – сказал он мне, – не в том, чтобы обыгрывать, а усиливать интерес к шахматам!”».
Алаторцев никогда не пользовался своим высоким общественным положением для личного блага. Но порой использовал его во имя спасения близких друзей. В том числе он сильно переживал за судьбу своего учителя Петра Романовского, оставшегося в блокадном Ленинграде. К началу 1942 года тот уже похоронил жену и четырех дочерей. Алаторцеву удалось организовать эвакуацию и спасти своего друга и учителя. Едва живого его доставили в городскую железнодорожную больницу.
В 1956 году Хрущев сделал секретный доклад «О культе личности и его последствиях» на XX съезде КПСС. Шах Ирана Мохаммед Реза Пехлеви совершил первый визит в СССР. Владимир Алаторцев защитил диссертацию «О некоторых вопросах общей теории шахмат» и добился того, чтобы знаменитый особняк баронессы фон Мекк на Гоголевском бульваре был отдан в распоряжение шахматистов и на долгие годы стал центром шахматной жизни в стране. 1956 год был знаменателен и тем, что в шахматном турнире претендентов вновь победил Василий Смыслов, получив право сыграть второй матч на первенство мира.
Опыт, знания, глубокое понимание шахмат Алаторцев сумел передать своему главному ученику – будущему чемпиону мира Василию Смыслову, о чем тот с благодарностью вспоминал: «В 1948 году во время матча-турнира на первенство мира Владимир Алексеевич был моим секундантом. Это был период глубокого творческого общения. Мы совместно анализировали партии, шлифовали позиции…»