Позже Суворов-старший, имевший заслуженную славу хорошего организатора, стал членом Военной коллегии и сенатором. В 1760 году он обеспечивал снабжение армии провиантом. И вот теперь Елизавета отправила его наместником в свои новые владения. По словам Болотова, Василий Иванович сильно отличался от своего предшественника.
«Он был довольно во всем сведущ, но только в нем не было ни малейшей пышности и великолепия, какое мы привыкли видеть в прежнем губернаторе. Губернатором он был разумным, деловым и притом очень трудолюбивым… Стол его был очень умеренный, гостей он к себе никогда не звал и вообще отличался крайней расчетливостью. Он входил во всякое дело с основанием и никому не давал водить себя за нос».
Основательность Суворова проявилась в том, что за год он сделал Восточную Пруссию прибыльной для государства Российского, доведя ее доходность почти до миллиона рублей.
Некоторую головную боль толковому, но суховатому чиновнику доставил приезд двух симпатичных дочерей на выданье. Василию Ивановичу тоже пришлось давать балы, к которым душа его откровенно не лежала. Зато девицы были довольны. По всей видимости, именно здесь, в Кенигсберге, Анна Васильевна Суворова познакомилась с князем Иваном Романовичем Горчаковым, за которого вскоре и вышла замуж. Их сын, Андрей Горчаков, станет учеником и любимцем своего знаменитого дяди и не подведет его: он прославится как ярчайший генерал наполеоновских войн, герой Фридланда, Бородина, Лейпцига…
А что же Александр Васильевич? Был ли он в Кенигсберге, в гостях у батюшки? Да, молодой подполковник Суворов, получивший в Семилетней войне боевое крещение, приезжал в столицу Восточной Пруссии на отдых после ранения. Более того, здесь с ним случилось весьма таинственное приключение: он вступил в масонскую ложу.
В зрелом возрасте Александр Васильевич отзывался о масонстве иронически. Потому-то его биографы долго не верили, что полководец мог принадлежать к братству вольных каменщиков. Однако недавно в Москве историк Александр Серков обнаружил протоколы заседаний кенигсбергской ложи Трех корон, из которых следует, что в 1761 году Суворов действительно прошел там посвящение в высокие шотландские степени.
В круг прусских масонов сын губернатора попал при любопытных обстоятельствах: он с порога представился там членом петербургской ложи Трех звезд, о которой самые пытливые историки не смогли найти ни малейшего упоминания. Судя по всему, будущий триумфатор Рымника, Адды и Нови просто дурил голову своим новым знакомым. Вопрос: зачем? Историк Вячеслав Лопатин – гуру сувороведения – предположил, что Александр Васильевич был отправлен отцом в качестве шпиона:
«Знаток финансов и специалист по тайным розыскным делам, Василий Иванович Суворов, очевидно, был осведомлен о роли масонов в политических играх. Резонно предположить, что новому генерал-губернатору хотелось познакомиться с настроениями кенигсбергских вольных каменщиков. Приехавший на побывку сын как нельзя больше подходил для этого. Александр Васильевич прекрасно владел немецким языком, имел большой опыт военной службы и знал толк в разведке».
Версия интересная и кажется вполне правдоподобной. Хотя, право же, нельзя исключить, что Саша Суворов просто маялся от скуки и решил развлечься столь экстравагантным способом. В конце концов, масонство было в моде.
Протоколы говорят, что в ложе Трех корон будущий генералиссимус пересекался с Готлибом Гиппелем, который спустя годы станет бургомистром Кенигсберга. Этот человек открыто симпатизировал России[10], стал известен как писатель и философ, а в историю вошел тем, что Эрнст Теодор Амадей Гофман, тоже уроженец «прусской Москвы», списал с него образ советника Дроссельмейера в «Щелкунчике». Каждый раз, когда в Большом или Мариинке вы видите танцующего Дроссельмейера, вспоминайте Суворова: в некотором смысле они были знакомы.
Итак, что при Корфе, что при Суворове русская Пруссия жила спокойной и даже веселой жизнью. 1 августа 1759 года прогремела Кунерсдорфская победа, которую громко и пышно отпраздновали в Кенигсберге. Армия Фридриха была разбита, сам он бежал и, находясь в глубокой подавленности, думал покончить с собой. Но разногласия союзников не позволили добить прусского короля в этом году. В следующем он попытался взять реванш и с огромными потерями одержал пиррову победу над австрийцами при Торгау. Но русские по-прежнему гнули: в 1761 году Румянцев взял стратегический порт Кольберг, открывающий дорогу на Бранденбург. Перспективы войны для Австрии и Франции еще выглядели туманно, но позиции России уже были обеспечены прочно. И Фридрих ясно отдавал себе в этом отчет. Но 25 декабря 1761 года случилось событие, которое современники назвали «чудом бранденбургского дома». В Петербурге скоропостижно умерла Елизавета Петровна.
Ее преемник, Петр Федорович, молниеносно сделал то, чего от него все и ожидали: он предложил Фридриху мир. Новый император, сын дочери Петра I и голштинского герцога, по духу и воспитанию был немцем. Очень характерны строки его переписки с прусским королем. «Я не доверяю русским», – нервозно сообщал своему молодому корреспонденту Фридрих. «Могу Вас уверить, что, когда умеешь обращаться с ними, можно на них положиться», – отвечал ему император. И это слова внука Петра Великого…
Нового государя более всего волновала судьба родных шлезвиг-голштинских владений, часть которых еще со времен Северной войны находилась под властью датчан. За освобождение вотчин он собрался воевать с Данией, запросив поддержку прусского короля. 24 апреля 1762 года в Петербурге был подписан сепаратный мирный договор между Россией и Пруссией, согласно которому Россия обязывалась возвратить Фридриху занятые земли через два месяца. Впрочем, Петр был готов поддержать Фридриха II не только возвратом территорий: он передал под начало своего кумира корпус Захара Чернышева, который теперь должен был действовать против бывших союзников – австрийцев.
Был ли в повелениях новоявленного царя хоть какой-то политический смысл для России, или он всецело находился во власти эмоций, своего голштинского происхождения и преклонения перед королем Пруссии? Защитник Петра III историк Александр Мыльников справедливо напоминает, что Восточная Пруссия не имела с Россией общих границ: между русской Прибалтикой и занятой провинцией лежали герцогство Курляндское и владения Речи Посполитой. Оборона новых земель в будущем представляла бы тяжелую задачу. Но ведь и Елизавета, как вы помните, изначально хотела поменять завоеванную область на Курляндию, с которой у России граница как раз была.
Мыльников указывает, что Петр III тоже не забывал про курляндский вопрос. Он получил согласие Фридриха II на избрание герцогом Курляндии своего голштинского дяди. Кроме того, прусский монарх обязался способствовать избранию королем Польши пророссийского кандидата. Война же против Дании, по мнению историка, была выгодна России в том смысле, что на западе от Прусского королевства возникла бы крепкая пророссийская Голштиния и Фридрих, таким образом, оказался бы окружен со всех сторон российской сферой влияния. А это вынудило бы его идти в фарватере политики Петербурга.
Однако, на наш взгляд, все не так просто. Во-первых, нет никаких доказательств того, что Петр III выстраивал именно такой стратегический план относительно русских интересов в Голштинии, а не просто радел за владения своего отца.
Во-вторых, в случае будущего конфликта России и Пруссии Петербургу было бы крайне сложно оказать какую-то помощь маленькой голштинской армии на другом конце Балтики и это герцогство было бы скорее российской ахиллесовой пятой, вроде Ганновера для англичан, чем шпагой, направленной в сердце Берлина.
В-третьих, все обещания, которые давал Фридрих II относительно Курляндии и Польши, носили гипотетический характер и касались будущего, а Восточную Пруссию Петр обязался отдать прямо сейчас, хотя этого никто не только не просил; на это никто даже не рассчитывал. Своему дипломату Гольцу Фридрих первоначально дал такую инструкцию относительно переговоров с Петербургом:
«Они (русские) предложат отвести свои войска за Вислу, возвратить нам Померанию, но захотят удержать Пруссию или навсегда, или до заключения общего мира. На последнее вы соглашайтесь; но если они захотят оставить за собой Пруссию навсегда, то пусть они вознаградят меня с другой стороны…»
В-четвертых, России в целом была невыгодна война с Австрией по той простой причине, что у империй по-прежнему имелся общий враг – Турция. Поэтому Елизавета и не хотела особенного ослабления Вены, но Петр вообще не интересовался южным направлением российской политики. Ведомый хитрым прусским поводырем, он, наоборот, стал поощрять турок к нападению на Вену…
В-пятых, настрой Петра III вызывал большие сомнения в том, что Россия сможет играть первую скрипку в нарождающемся русско-прусском союзе. Свидетельства по-детски наивного восхищения царя Фридрихом можно почерпнуть даже в апологетической книге Мыльникова. 30 марта 1762 года император писал королю: «Вы хорошо знаете, что в течение стольких лет я вам был бескорыстно предан, рискуя всем за ревностное служение вам в своей стране…» Канцлеру Воронцову царь говорил, что «всегда считал себя состоящим на прусской службе». На наш взгляд, за свое недолгое царствование Петр не сделал ничего, что однозначно говорило бы о его отставке «с прусской службы» и поступлении «на службу российскую». А поскольку новый император действовал резко, бесхитростно и даже демонстративно, часть гвардии, армии и чиновничества предсказуемо начала роптать.
При Петре III началась молниеносная смена кадров. Суворов-отец, имевший репутацию верного человека Елизаветы, был немедленно отозван из Кенигсберга и назначен губернатором… в Тобольск, что фактически равнялось сибирской ссылке. В Пруссию отправили генерала Петра Ивановича Панина, героя приведенной нами выше легенды о Пугачеве. Семилетняя война, по сути, была его звездным часом. Он бился при Гросс-Егерсдорфе и Цорндорфе, а в победе при Кунерсдорфе сыграл заметную роль, за что, помимо наград, получил тысячу пятьсот червонцев от императрицы Марии-Терезии.