Император французов принял Луизу 6 июля 1807 года. Она прибыла на свидание с узурпатором в роскошном туалете, в то время как Наполеон, только что вернувшийся с верховой прогулки, был облачен в простой егерский мундир и дал ей аудиенцию как бы между делом. Королева пустила в ход все свое очарование, и позже Бонапарт признался Жозефине, что «собеседница была полна кокетства».
Пока жена пыталась добиться хоть каких-то политических уступок, Фридрих Вильгельм угрюмо сидел в приемной. Страшно даже представить, какие картины рисовало его воображение относительно происходящего за закрытыми дверями. Приближенные посматривали на Фридриха не то с сочувствием, не то с насмешкой. В конце концов монарх не выдержал и нервно ввалился в комнату. Но это лишь послужило поводом для очередного унижения. Бонапарт при появлении «пустого места» просто прервал переговоры, а вечером публично сострил: «Если бы король вошел позже, я, пожалуй, вынужден был бы уступить Магдебург!» Конечно, император издевался: не для того он побеждал прусские и русские войска, чтобы купиться на нежную улыбку венценосной прусской красавицы. На острове Святой Елены Бонапарт напишет: «Говорили, будто я оскорбил Королеву Пруссии, вовсе нет. Я только сказал ей: “Женщина, возвращайся к своей прялке и хозяйству”».
Итак, в Тильзите Пруссия испила горечь позора. Она осталась на карте Европы только благодаря заступничеству Александра I. Царю требовался буфер между Россией и Францией, а Наполеон хотел союза с Александром против Англии и пошел на незначительную уступку, забрав, впрочем, у Пруссии огромные территории и больше половины населения. Произошедшее повергло королевскую чету в глубокую депрессию. Фридрих Вильгельм без конца твердил об отречении. Нежная жена поддерживала его как могла, но переживания подкосили ее здоровье. 19 июля 1810 года она умерла от воспаления легких.
В 1813 году под воздействием победы России в Отечественной войне Пруссия восстала против Наполеона. И вот тут-то красивая, женственная королева, умершая во цвете лет, превратилась в символ борьбы за независимость. Именно поэтому в ее честь впоследствии был назван мост, а также кирха и театр в Тильзите. Солдаты шли умирать с ее именем на устах. Как гласит апокриф, прусский герой борьбы с Бонапартом фельдмаршал Блюхер после Ватерлоо воскликнул: «Теперь Луиза отмщена».
Кстати, прекрасная королева не чужая и для России. Ее дочь Шарлотта вышла замуж за великого князя Николая Павловича – будущего Николая I – и в итоге стала русской императрицей Александрой Федоровной. Соответственно Луиза – бабушка Александра II, царя-освободителя.
В конце 1812 года и начале 1813-го земли нынешней Калининградской области вновь стали ареной Наполеоновских войн.
Со времен Тильзитского мира прошло всего пять лет, а как изменился политический ландшафт Европы. Бонапарт вторгся в Россию, пытаясь заставить хитрого Александра исполнять условия мирного договора (ведь русский царь, латая пробоину в казне, начал принимать английские корабли под американским флагом!). Бывшие союзники стали врагами. Зато, как помнит читатель, прусский король Фридрих Вильгельм, покоряясь Бонапарту, предоставил в его распоряжение свои войска: около двадцати тысяч человек, которые влились в 10-й корпус императорской армии.
Однако Великая армия потерпела поражение и бежала. На исходе 1812 года авангарды отдельного корпуса генерала Петра Витгенштейна перешли прусскую границу, отрезая неприятелю пути отступления. 24 декабря Тильзит занял шеститысячный отряд Павла Васильевича Голенищева-Кутузова. А между тем к городу спешил тот самый 10-й корпус под командованием французского маршала Жака Макдональда, который ранее осаждал, но не смог взять Ригу.
В войне 1812 года в обеих армиях-противницах воевало по яркому полководцу с шотландскими корнями: у нас это был Барклай, а у французов – Макдональд, о чем несложно догадаться по его фамилии. Командующий 10-м корпусом прославился еще в эпоху революционных войн, но при Наполеоне долгое время находился не у дел – из-за симпатии к опальному генералу Моро, объявившему корсиканца узурпатором и врагом революции. Только в 1809 году, с видимой и даже демонстративной неохотой, Бонапарт вернул ветерана в обойму. Но Макдональд, изнывавший от бездействия, не упустил шанс. Во время сражения при Ваграме он так ловко и талантливо атаковал австрийцев, несмотря на шквальный огонь противника, что Бонапарт переменил к нему отношение. Перед битвой император даже не поздоровался с Макдональдом, едва кивнув генералу, но в ходе боя, наблюдая за его действиями, не мог сдержать восторга. «Какой храбрец!» – кричал он. После победы впечатленный государь прямо на поле битвы произвел Макдональда в маршалы, обнял и предложил ему дружбу. Чуть позже полководец получил еще и титул герцога Тарентского.
И вот теперь этот личный друг Бонапарта, маршал и герцог, отступал в Восточную Пруссию. Его корпус ретировался двумя колоннами. Первая, под началом самого командующего, достигла Тильзита и, потеснив Голенищева-Кутузова превосходящими силами, вынудила его отступить. В месте, где Наполеон достиг зенита славы, Макдональд стал ожидать подхода второй, более многочисленной колонны во главе с прусским генералом Людвигом Йорком. Однако ее он так и не дождался. Между Йорком и Макдональдом успел вклиниться отряд Ивана Ивановича Дибича.
В нашей истории есть только четыре полководца, получивших ордена Святого Георгия – главной военной награды империи – всех четырех степеней. Это Кутузов, Барклай, Паскевич и… Дибич. Последний известен скромно, и этому есть целый ряд причин. В 1825 году именно он, будучи начальником Главного штаба, предупредил Николая I о подготовке восстания декабристов; во второй армии прошли аресты заговорщиков, включая одного из главных революционных вождей – Павла Пестеля. Верноподданность Дибича сделала его персоной нон-грата в советском пантеоне героев 1812 года, но и во времена империи память о нем оказалась скомпрометирована. Виной всему неудачи полководца при подавлении польского мятежа 1830–1831 годов. Исправить их Иван Иванович возможности не получил: в разгар кампании он заболел холерой и скоропостижно скончался в момент, когда общество единодушно роптало против него.
Нерешительность Дибича вызвала резкие, почти убийственные отзывы современников. Денис Давыдов писал, что «клеймо проклятия горит на его памяти в душе каждого россиянина, кто бы он ни был…». Пушкин в письме Вяземскому язвил, что потеря Дибича будет весьма чувствительна… для поляков, то есть скорбеть о нем будет Варшава. Сдержанней и справедливей поэтов оказался Бенкендорф, отметивший: «Он умер в цвете лет, после блестящего поприща, омраченного единственно этой кампанией. Армия и Россия почти обрадовались его смерти, приписывая ему одному срам столь продолжительной борьбы против польской революции». Эта судьба ярко показывает, как молниеносно испаряется мирская слава. Череда побед ничего не значит, если ее итогом становится поражение. Что значила бы для нас Полтава, погибни Петр Великий в 1711 году, прорываясь из Прутского окружения? Каким бы мы помнили Суворова, сгинь он на перевале Сен-Готард? Что писали бы в учебниках истории о Кутузове, умри он не в апреле 1813 года, а в начале сентября 1812-го, сразу после оставления Москвы? Посмертная биография Ивана Ивановича предлагает печальные ответы на эти вопросы.
Но вспомним Бенкендорфа, сказавшего, вопреки общему хору, о «блестящем поприще» Дибича. Каким оно было? Всего за два года до кончины Иван Иванович, командуя Дунайской армией, нанес несколько уверенных поражений туркам, осуществил сенсационный переход через Балканы, считавшийся невероятным, и овладел Адрианополем – второй столицей Османской империи.
Этот успех произвел настолько удручающее впечатление на противника, что он запросил мирные переговоры. По Адрианопольскому трактату Россия получила все черноморское побережье современного Краснодарского края – землю, на которой уже стояли Анапа и Геленджик и где позже возведут Новороссийск и Сочи! Довольный Николай I даровал Дибичу «победный титул» графа Забалканского, поставив его в один ряд с Потемкиным-Таврическим, Суворовым-Рымникским, Кутузовым-Смоленским…
А что до этого? До этого были Наполеоновские войны, в которых Дибич сражался при Аустерлице, Прейсиш-Эйлау, Фридланде, Полоцке, Дрездене, Кульме, Лейпциге, Ла-Ротьере, Арси-сюр-Об. Бился он и в Восточной Пруссии.
Вернемся же в декабрь 1812 года, когда в российских Колтынянах, на территории нынешней Литвы, авангард Йорка внезапно наткнулся на солдат генерал-майора Дибича.
Поначалу у Ивана Ивановича было всего тысяча четыреста человек против почти четырнадцати тысяч у противника. Но положение второй колонны 10-го корпуса к тому моменту выглядело весьма расстроенным. На дворе уже стояли крепкие морозы, к которым пруссаки оказались не готовы, в обозе скопилось много раненых и больных, маршевая убыль росла с каждым днем, а снарядов для артиллерии не хватало. И хотя формально неприятель превосходил русских по численности, но уже почти уступал в боеспособности. Между тем Йорку в тыл заходил семитысячный русский отряд, а к Дибичу шло подкрепление.
Прусский генерал не был предан Наполеону. Как и большинство его сослуживцев, он сражался против Бонапарта в кампании 1806–1807 годов и раненый попал в плен при Любеке. С каждым днем идея воевать против русских за интересы Франции нравилась ему все меньше. Похоже, что от перехода на сторону России Йорка удерживало только предсказуемое недовольство Фридриха Вильгельма, которого Наполеон морально подавил, изрядно запугал и сделал трусливо-покорным. Внутренне генерал склонялся к соглашению с Дибичем, но в этом случае успешный прорыв со стороны Тильзита мог поставить его в положение предателя и нарушителя присяги. Кстати, герцог Тарентский действительно пытался пробить коридор для второй колонны, но его вылазка закончилась ничем.
Итак, первоначально Йорк занял выжидательную позицию. Стороны договорились, что Дибич двинется к Пруссии, Йорк пойдет за ним, но в боевые действия вступать они не будут. Если по достижении прусской границы связь с Макдональдом не восстановится (читай, если маршал не прорежет пруссакам путь), Йорк сложит оружие и объявит нейтралитет. Очевидно, никакой непреклонности в словах генерала не звучало; скорее, в них был намек на то, что русские должны помочь ему сохранить лицо.