Данные показывают ряд серьезных неувязок и дефектов в проведении капитального строительства. Так, новое строительство в текстильной промышленности было недостаточно продумано: строительство велось в тех областях, которые имели наименьшие возможности быть обеспеченными собственным сырьем. ВСНХ производило постройку новой камвольной прядильной фабрики (камвольная промышленность почти полностью работала на дорогом импортном сырье), а грубосуконная промышленность, продукция которой шла на удовлетворение нужд беднейших слоев населения, оставалась в первобытном состоянии. Имел место прием заказов заводами без учета своих производственных возможностей, главным образом, из стремления получить оборотные средства в виде авансов. Например, трубочный завод Военпрома в 1925 году имел портфель заказов в 15–25 раз превышающий месячный выпуск завода[950].
Сокращение вложений в сферу промышленности оздоровило финансовую обстановку и в определенной мере сбалансировало отрасли народного хозяйства. Но после относительно благополучного 1926/27 года уже с конца 1927 года вновь нарастают хозяйственные затруднения. Одной из причин кризисных явлений в экономике стало нарастание финансовых вливаний в индустриальный комплекс. В феврале 1927 года пленум ЦК наметил увеличение капитальных вложений в промышленность до 1100 млн руб., причем 1/4 средств предполагалось вложить в металлопромышленность. На протяжении 1927 года на различных уровнях были приняты решения о максимальном увеличении темпов развития промышленности и перераспределении средств через бюджет в пользу тяжелой индустрии. В связи с осложнением международной обстановки на первый план вышла задача образования валютного, хлебного, сырьевого, топливного резервов при сохранении намеченного темпа индустриализации, а также приоритетного развития оборонных отраслей[951].
XV съезд партии в декабре 1927 года в основу экономической стратегии положил идею достижения в ходе социалистической индустриализации «наиболее благоприятного сочетания» трех важнейших взаимообусловленных целей: индустриальной реконструкции экономики, причем в самой индустрии — особое внимание на развитие отраслей тяжелой индустрии; систематического повышения удельного веса социалистического сектора экономики; повышения жизненного уровня народа. Здесь был заложен «оптимальный план», исходящий не из максимума накоплений на ближайший период, а из такого состояния элементов народного хозяйства, которое обеспечивало бы длительно наиболее быстрый темп развития. Это была программа постепенной трансформации, а не резкого свертывания нэпа. Но не были учтены возможности изменения политической и экономической ситуации. Весь это вариант исходил из того, что нэп есть тот путь, на котором «только и возможно социалистическое преобразование хозяйства страны»[952].
В 1927–1928 годах начал формироваться и другой вариант стратегии индустриальных преобразований. Зародыши этого курса можно найти в постановлении XV съезда партии по отчету ЦК и в резолюции «О работе в деревне», принятой по докладу В. Молотова: принцип равнозначности заменен идеей решающего ускоренного роста промышленности и реконструкции народного хозяйства на промышленной основе. Эта стратегия исходила из того, что равномерное движение ко всем трем целям практически нереально, поэтому приоритет отдавался индустриализации и, в первую очередь, развитию тяжелой индустрии. Одной из причин столь резкого поворота в промышленной политике было почти полное отсутствие собственного станкостроения, не позволявшее модернизировать страну на основе собственного производства оборудования и остро ставившее проблему импорта станков, а значит и экспорта для получения необходимой валюты. С завершением восстановительного периода перед страной вставала задача развития тяжелой промышленности и энергетики — отраслей с высоким органическим строением капитала, срок оборота которого составлял 3–5 и более лет.
Не приходилось серьезно говорить об индустриализации без разрешения транспортной проблемы. Причем, учитывая российские просторы, железнодорожное и иное дорожной строительство требовало колоссальных капиталовложений, огромного количества металла и мобилизации значительных трудовых ресурсов. И это в условиях металлического и топливного голода, почти полного отсутствия импорта капитала. Оборудование в легкой промышленности было сильно изношено. Значит, нужно было ввозить его из-за границы или производить самим, для чего был необходим, в частности, металл. То есть дилемма была жесткой: или интеграция в мировое хозяйство, или увеличение капиталовложений в тяжелую промышленность. Опять замкнутый круг.
На промышленные планы, в сторону их увеличения, весьма существенное внимание оказали вопросы укрепления обороноспособности страны. Одновременно с проведением в 1924–1925 годах реформы вооруженных сил началось реформирование военной промышленности, в основу которой был положен комплекс специальных промышленных предприятий, способных, независимо от уровня технико-экономического развития соответствующих отраслей производства, производить предметы вооружения и боевой техники на уровне мировых стандартов. Но оценивая состояние обороноспособности СССР, начальник Штаба РККА М. Н. Тухачевский в своем докладе в Политбюро в декабре 1926 года отмечал низкую мобилизационную готовность советской промышленности[953]. Для руководства страны необходимость подготовки промышленности для нужд обороны определялась невозможностью накопления достаточных мобилизационных запасов готовой промышленной продукции в мирное время и сжатыми сроками проведения мобилизации в случае войны. Поскольку будущая война связывалась с неизбежной блокадой, то на первый план выдвигалось увеличение производственных мощностей тех отраслей, которые находились в зависимости от импорта.
Хотя черная металлургия росла более быстрыми темпами, чем вся промышленность в целом, но к началу 1927 года ни в области чугуна, ни стали не были достигнуты довоенные размеры производства. Положение в цветной металлургии оставалось еще хуже: сохранялась зависимость от заграницы и диспропорция между производством и спросом на цветные металлы. По уровню обеспеченности автотранспортом страна находилась на 41 месте в мире.
Что касается чисто военной промышленности, то в начале 1927 года производственные мощности советских военных заводов определялись ниже, чем казенных и частных военных заводов в 1916 году. Наибольшее отставание имело место в производстве артиллерийского выстрела: в 1927 году его производство исчислялось 6 млн штук, тогда как в 1916 году было произведено 30,9 млн. На уровне 30–50 % от уровня 1916 года на советских военных заводах производились порох, взрывчатые и отравляющие вещества. Восстановление мощностей ВПК по состоянию на начало 1927 года в СССР, в лучшем случае, было завершено наполовину. По сравнению с Францией, военная промышленность СССР имела мощности по производству боевых самолетов в 7 раз ниже, по танкам — в 20 раз, по пулеметам — в 2 раза и т. д. Проверка военных заводов в 1927 году выявила, что по отношению к стоимости основного капитала военной промышленности произведенные капитальные затраты составили всего 0,75 % при минимальной норме 4 %[954].
Причины столь низкой готовности ВПК к выполнению задач обороны страны во многом лежали в политике, проводимой по отношению к «оборонке» в 1924–1925 годах. В начале весны 1924 года были урезаны дотации на содержание военно-промышленных предприятий, а в 1924/25 году финансирование оборонных отраслей из бюджета составило 92,5 % от уровня предыдущего года. Хотя в следующем году расходы на военную промышленность несколько возросли, но удельный вес финансирования предприятий оборонного комплекса по отношению к мирным отраслям сократился. 12 действующих военных заводов (из 62-х) перешли в состав трестов гражданской промышленности и сменили свой производственный профиль. Оставшиеся в ведении ГУВП ВСНХ предприятия вынужденно приступили к поиску и размещению на недогруженных производственных мощностях мирных заказов[955].
Положение резко меняется в конце 1926 года, когда продукция военной промышленности включается в единый государственный план. Обновление изношенного оборудования и развитие спроса на технически сложную мирную продукцию, способную быть изготовленной на военных заводах, определило перспективы их перевода на трестовский хозрасчет. В декабре 1926 года ВСНХ СССР были сформированы 4 военно-промышленных треста: орудийно-арсенальный (14 предприятий), патронно-трубочный (8 предприятий), военно-химический (12 предприятий), оружейно-пулеметный (5 предприятий). Позже к ним добавляется авиационный трест (11 предприятий). Концентрация военно-промышленных производств на специально отведенных для них производственных мощностях ограниченного числа предприятий продолжала оставаться отличительной особенностью формирования советского ВПК.
1926/27 год дал резкий скачок расходов на развитие военной промышленности — 362,7 % по сравнению с 1923/24 годом. В бюджете на 1927/28 год общие расходы на оборону возрастали до 1 млрд руб. по сравнению с 780 млн руб. в предыдущем году. Удельный вес военных затрат в объеме общегосударственных расходов вырос с 15,4 % до 17,3 %[956]. Увеличение расходов приходилось в основном на дотации военной промышленности, на оборонное строительство в системе НКПС, на финансирование закупок стратегического сырья и материалов за границей, на создание фондов финансирования оборонных предприятий и т. д. «Военная тревога» 1927 года положила начало созданию государственного оборонного комплекса — системы государственных мобилизационных органов. В свою очередь, повышенные планы военного ведомства стали одним из решающих факторов давления на цифры первого пятилетнего плана.