Весь основной капитал был изъят из оборота (управление основными фондами было передано ВСНХ и наркоматам), и имущественная ответственность по долгам на него не распространялась. Тресты не имели права самостоятельно ни продать, ни заложить имущество, ни сдать его в долгосрочную аренду, ни возвести новых зданий и сооружений. Идея создания единого промышленного фонда, сосредоточенного в руках ВСНХ, на практике привела к тому, что управление государственными строительными программами, финансирование которых почти полностью происходило за счет бюджетных и отраслевых источников, имело чисто административный характер и осуществлялось не по техническим и коммерческим расчетам, а по заказам и потребностям. Промышленность пользовалась средствами банка, именуемыми «долгосрочными промышленными ссудами», однако в этих операциях банк был лишь передаточной инстанцией для сумм, выделяемых административным путем по соглашению НКФ и ВСНХ. В условиях взаимного кредитования предприятиями друг друга под поставки продукции важнейшим видом ценных бумаг выступали векселя, но они учитывались преимущественно в банке, а их обороты на биржах были невелики. Не получили широкого распространения и акции. Участие трестов в работе фондовых и товарных бирж носило формальный характер, сводясь чаще всего к простой регистрации товарных сделок.
Но даже в условиях столь жесткой регламентации тресты находили многочисленные лазейки. Выборочные обследования их деятельности показывали дезорганизацию и перерасход ресурсов. Создание запасов сырья, топлива и полуфабрикатов часто объяснялось непригодностью для производства материалов, полученных трестами при их образовании. Но нередко размер заготовок не соответствовал потребностям. В условиях падающей валюты тресты обращали свои денежные ценности в материальные. Попытки предотвращения этого административными методами были недостаточно эффективными. Только после введения твердой валюты трестам было предложено установить план ликвидации излишков.
Систематически нарушался предприятиями запрет вхождения в акционерные общества, паевые товарищества и иные торгово-промышленные и кредитные предприятия без санкции Центрального управления государственной промышленностью (ЦУГПРОМа). Задержка в предоставления отчетности рядом трестов (Уралплатина, Русские самоцветы, Сахартрест, Северолес, Югосталь и др.) на несколько месяцев давала возможность руководству бесконтрольно расходовать средства на содержание отдельных квартир и домов, арендованных для сотрудников и нередко заселенных посторонними элементами, на содержание дач, домов отдыха и санаториев, на автомобильный и конный транспорт для передвижения по городу. Постоянной стала практика выдачи авансов в счет зарплаты и пособий на переезды из одной квартиры в другую, на лечение болезни, на погребение родных и прочее. Широко и вне соответствия с действительной потребностью отпускались средства на проезды и командировки сотрудников, в том числе на оплату трамвайных билетов для личных поездок[329].
Линия хозрасчета на уровне предприятий только наметилась, но не получила дальнейшего развития. Нэповская система хозяйствования ограничивалась слабой материальной базой, — с одной стороны, и политическими установками — с другой. Вопрос о взаимоотношениях трестов с подведомственными предприятиями особенно активно обсуждался в прессе и различных комиссиях накануне XII съезда партии. Но рекомендации трестам свелись к общим положениям о том, что тресты должны «избегать удушающей централизации, угашения инициативы и механического вторжения в работу своих предприятий»[330]. Но даже минимальных реальных хозяйственных свобод предприятия так и не дождались. Декреты о центральных (10 апреля 1923 года) и местных (17 июля 1923 года) трестах отводили предприятиям подчиненную роль безликих исполнителей: они не имели прав юридических лиц и возможности самостоятельно выступать на рынке. Кроме того, трест располагал основными и оборотными фондами своих предприятий. Выработанное в ВСНХ Положение об управлении заведением, входящим в состав треста от 13 июня 1923 года давало заведению самостоятельность в пределах, определяемых правлением треста. Осуществлялось это путем фиксирования полномочий директора через выдаваемую ему правлением треста нотариально заверенную доверенность и инструкцию. Попытка директоров трестированных предприятий в первой половине 1920-х годов добиться некоторой самостоятельности не получила поддержки: им было отказано в проведении всесоюзного съезда директоров в июле 1924 года[331].
Наряду с этим шло нарастание централизованно-планового воздействия высших хозяйственных органов на тресты, в чем важную роль играли Госплан и ВСНХ. Сохранение интересов и навыков «главкизма» у руководства ВСНХ во многом объясняет противодействие, которое центральные органы оказывали попыткам расширения самостоятельности трестов и формирования представительных органов «снизу», которые рассматривались как желание госпромышленности оторваться от государства. Так, в октябре 1922 года Президиум ВСНХ решил ликвидировать созданное в августе временное бюро Совета съездов промышленности и транспорта. Существование в это время постоянных бюро съездов по отраслям промышленности допускалось лишь в тех отраслях, где отсутствовали синдикаты, всероссийские тресты и главные управления. А со временем стали ликвидироваться и те бюро съездов, которые существовали. Не получил своего дальнейшего развития и созданный в июне 1922 года Совет синдикатов. Президиум ВСНХ не счел возможным санкционировать образование постоянного совета синдикатов, а постановил санкционировать созыв периодических совещаний синдикатов при Президиуме ВСНХ. Хотя «представительные» структуры (совещания, съезды, бюро и т. п.) продолжали существовать, но решающего значения они не имели, оставаясь совещательными органами при ВСНХ и чисто формальными образованиями[332].
Начиная с 1923 года юридическими актами все определеннее закреплялись возможности вмешательства государства путем планирования в промышленное производство. XII съезд партии в апреле 23 года, подтвердив основные принципы хозяйствования в условиях нэпа, в то же время отметил активную и господствующую роль государства в хозяйственной жизни страны. Решениями съезда, подчеркнувшего руководящую роль ВСНХ по отношению к трестам, было погашено стремление последних к автономии. Съезд подтвердил неограниченное право государства распоряжаться свободным от обязательств достоянием трестов. Предел и формы вмешательства государственной власти в текущую работу трестов неопределенно декларировались как «исключительно с точки зрения хозяйственной целесообразности»[333].
Решения партийного съезда стали отправной вехой в деле укрепления централизованного планирования и администрирования в работе государственных предприятий. Тресты все больше используются как организационная форма госмонополистического типа для управления промышленностью и проведения плановости. Так, примечания к статье 29 Закона о трестах 1923 года к сфере полномочий ВСНХ относили директивные указания о рационализации производства и сбыта, повышении производительности труда, капитальном строительстве и т. п. Согласно приказа ВСНХ от 3 мая 1923 года правление треста могло расходовать амортизационный фонд только по утвержденным ВСНХ (ГСНХ) сметам. Постановлением СНК от 3 июля 1923 года госпредприятиям (как состоящим на госбюджете, так и действующим на началах коммерческого расчета) воспрещалось производить не предусмотренные законом отчисления и пожертвования на благотворительные и иные цели. Приказом ВСНХ от 12 января 1924 года тресты обязывались испрашивать разрешение на приобретение акций и паев даже чисто государственных предприятий[334].
Несмотря на попытки ускорить восстановление крупной промышленности, к 1923 году она находилась в плачевном состоянии. Созданная в сентябре 1922 года комиссия под председательством В. П. Милютина для подведения итогов нэпа в народном хозяйстве пришла к выводу о тяжелых перспективах развития крупной индустрии из-за сырьевого и топливного кризиса и недостатка оборотных средств. Возрождение промышленности связывалось с расширением продукции сельского хозяйства, то есть с расширением рынка для продуктов промышленности и с получением из-за границы сырья, машин и технического оборудования[335].
Аналогично оценивал состояние промышленности в конце 1922 года заместитель председателя ВСНХ Г. Л. Пятаков. Обобщая данные о движении промышленности, он отмечал восходящую линию развития в отраслях группы «Б», особенно работающих на вольный рынок, и нисходящую линию в тяжелой индустрии, начинающийся процесс восстановления основного капитала в мелкой и отчасти средней промышленности и продолжающийся процесс разрушения основного капитала крупной промышленности[336]. Не удивительно, что в декабре 1922 года X съезд Советов поставил рост тяжелой индустрии в зависимость, главным образом, от государственного бюджета. В резолюции XII партийного съезда «О промышленности», принятой по докладу Троцкого, была выдвинута задача возможно быстрого восстановления промышленности и особенно тяжелой индустрии а так же подчеркнута необходимость кредитования госпромышленности и широкого привлечения иностранного капитала в различных формах. Вопрос о создании в госпромышленности прибавочной стоимости был поставлен как «вопрос о судьбе Советской власти»[337].
Выполнение поставленных задач наталкивалось на проблему повышения производительности труда, прежде всего в государственном секторе промышленности. В целях стимулирования трудовой деятельности еще в начале 1919 года сдельная система оплаты труда начала практиковаться на предприятиях топливной, горной и металлургической промышленности. Задача всемерного развития премиальной системы поощрения трудового соревнования была выдвинута IX съездом РКП(б). В резолюции «Об очередных задачах хозяйственного строительства» премиальная система тесно увязывалась с продовольственным снабжением: «До тех пор, пока у Советской республики недостаточно продовольственных средств, прилежный и добросовестный рабочий должен быть обеспечен лучше, чем нерадивый»