Историками давно замечено: одинаковые общественные институты, действующие в разное время и в разных исторических условиях, приводят к различным историческим результатам, причем нередко противоположным. Затея с кооперативами, начатая в ходе «перестройки», — яркая тому иллюстрация. Ленинская кооперация и горбачевская перестройка — разные по своей социальной сущности явления. Однако Горбачев, этот мастер идейного камуфляжа, пытается прикрыться Лениным. Выступая на IV Всесоюзном съезде колхозников, он говорил: «На долю нынешнего поколения советских людей выпали чрезвычайно ответственные и очень непростые задачи. И чем глубже мы проникаем в их суть, чем больший размах приобретает перестройка, тем острее ощущается потребность вновь и по-новому прочитать Ленина, проникнуть в глубину его взглядов на пути создания нового общества. Именно так мы и поступаем, когда возвращаемся к одному из самых блестящих ленинских открытий — учению о социалистической кооперации»[366]. Команда была дана и «придворные» идеологи бросились затушевывать разницу между кооперацией 20-х и 80-х годов.
Так, согласно А. Ципко, «многое из того, что писал (о кооперации. — И. Ф.) Ленин, не было реализовано. А потому мы вынуждены сегодня доделывать недоделанное, добиваться более последовательного воплощения в жизнь ленинского кооперативного плана»[367]. По Ципко, «ленинское учение о кооперации в современных условиях, при нынешнем уровне развития производительных сил социализма не потеряло своей актуальности»[368].
Кооперативное движение, начатое по инициативе М. С. Горбачева, стали изображать как возрождение ленинской кооперации. По словам Л. И. Абалкина, «кооперация, располагающая большим богатством содержания и многообразием форм, в нашей стране вступает сегодня во вторую молодость. Возрождение кооперации — глубоко закономерное явление. Оно составляет часть разработанной КПСС программы перестройки, качественного обновления советского общества»[369]. По Абалкину, «Ленин связывал новое понимание кооперации с переходом к нэпу, считая, что уже при нем кооперирование населения образует все необходимое для построения социализма. И сегодня, говоря о возрождении кооперации, КПСС рассматривает ее широкое развитие как часть, составное звено перестройки и качественного обновления советского общества»[370]. В том же духе пишет и В. М. Селунская: «Возрождение кооперации — закономерное явление. Оно составляет органическую часть программы перестройки и обновления советского общества»[371].
Но повторим еще раз: кооперация 20-х и кооперация 80-х годов — разные вещи. В сущности своей они несопоставимы, ибо ленинская кооперация времен нэпа вела к социализму[372], к обобществлению собственности, принявшему впоследствии форму огосударствления, а кооперация «перестройки» — к ее разобобществлению (разгосударствлению) и к установлению частной собственности буржуазного типа, т. е. к капитализму. Поэтому обращение за «советом» к Ленину при учреждении кооперативов в период «перестройки» есть не что иное, как прием сокрытия (от непосвященных) мер, осуществляемых с целью перехода к капиталистической системе хозяйствования.
Понятно, почему новоиспеченные кооперативы получили «возможность в неограниченных масштабах привлекать наемных работников, не являющихся их членами. Это позволяло владельцам (учредителям) кооперативов получать огромные доходы за счет присвоения прибавочной стоимости. Таким образом, под названием кооперативов были узаконены типичные частнокапиталистические предприятия. К тому же законом о кооперации они были поставлены в несравнимо более льготные условия, чем государственные предприятия. Им была предоставлена возможность, покупая сырье и полуфабрикаты по стабильным государственным ценам, продавать свою продукцию по свободным рыночным ценам.
Это удивительное (не по мнению «выдающихся» экономистов, а с точки зрения обычного здравого смысла) обстоятельство в условиях дефицита товаров приносило им огромные прибыли. В виде, как бы сейчас сказали, эксклюзивного права переводить деньги из безналичного оборота в наличность кооператоры получили еще одну возможность увеличивать свой капитал, ничего при этом не производя»[373]. Отсюда ясно, какую цель преследовали прорабы «перестройки», открыв путь кооперативам. Они стремились сформировать слой частных предпринимателей и создать благоприятные условия для их обогащения, чтобы потом, опираясь на таких бизнесменов, продолжить осуществление своего разрушительного плана. Но это не все.
Создание кооперативов позволяло приступить к отмыванию «грязных денег», масса которых заметно увеличилась в годы антиалкогольной кампании. Едва ли стоит сомневаться в том, что творцы «перестройки» это хорошо разумели. Кооперативы, следовательно, вводились и для того, чтобы стать каналом легализации капиталов теневого и криминального мира.
Исследователи резонно замечают, что «кооперативы — весьма удобная форма для «отмывания» капитала»[374]. Особенно удобны для такого дела торговые кооперативы. Понятно, почему кооператорам были даны права «в посреднической деятельности, т. е. в перекупке, а проще — в спекуляции»[375]. Ясно и то, почему кооперация занималась не столько производством, сколько торговлей, или, по терминологии Н. И. Рыжкова, спекуляцией[376]. Ведь торговля, особенно в условиях дефицита, который тогда был налицо, — наиболее простое, быстрое и эффективное средство «отмывания» и приращения капитала. По средним оценкам сумма «отмываемых» денег была огромной, достигая 70–90 млрд. руб. в год[377]. Но и это опять-таки не все.
Многие директора госпредприятий, почуявшие запах собственности и сообразившие, какая перед ними открывается перспектива, «стали на своих заводах создавать кооперативы, которые использовали средства производства, принадлежащие государству, выпускали зачастую ту же самую продукцию, но при совершенно иных экономических взаимоотношениях с ним. Фактически стало происходить переплетение, перемешивание собственности и управления, что вызвало массу осложнений в кадровой политике, в психологии трудовых коллективов, во многом криминализировало обстановку и т. д.»[378]. Н. И. Рыжков, свидетельство которого мы привели, рассказывает о попытках запретить подобную практику. Но они встретили «шквал критики» и в прессе, и в «новом парламенте». Рыжков резюмирует: «Лоббизм начинал набирать силу»[379]. Тут дело, пожалуй, посерьезнее, чем лоббизм.
Открытие кооперативов на госпредприятиях — вещь далеко не безобидная для существовавшей тогда системы. Оно создавало экономические предпосылки превращения государственных предприятий в частные, прокладывая путь к превращению их в капиталистические. Показательно, что на защиту такого рода кооперативной деятельности встал, помимо прессы, и «новый парламент». Это означало, что уже и «парламент» начинал «плясать под дудку» противников режима, что, впрочем, было естественно для большинства его депутатского состава, запечатленного с натуры Б. Олейником[380]. Поэтому деятельность «парламента» в данном случае надо характеризовать не как лоббизм, а как потворство и даже содействие ползучему социально-экономическому перевороту.
Ю. Александров, сопоставляя кооперативную реформу с тем, что предпринималось до нее, пишет: «Поначалу, в 1985–1986 гг., мероприятия, проводимые в рамках горбачевской перестройки, не противоречили принципам существовавшего способа производства и объективно укрепляли экономику, которая в те годы развивалась достаточно динамично. Первым шагом к развалу советского народного хозяйства стал, пожалуй, закон о кооперации… Так называемые кооперативы выступили мощным фактором, разрушающим советскую экономическую систему»[381].
Верно то, что поначалу проводимые Горбачевым мероприятия «не противоречили принципам существовавшего способа производства». Но то была лишь внешность, так сказать, декорум. В действительности же эти мероприятия, как мы старались показать, способствовали распаду «существовавшего способа производства» как посредством дезорганизации и развала экономики, так и с помощью политики, скрытой целью которой являлась поддержка теневых и криминально-мафиозных структур. Закон о кооперации не смог бы так заработать, как заработал, и дать такой результат, какой дал, не будь подготовительного периода, включающего не только 1985–1986 годы, но и предшествующее время «застоя», характеризуемого разрушением единства советского общества, обостряющимися экономическими проблемами, ростом теневой экономики, перерождением партийной, советской и хозяйственной номенклатуры. Однако специфической особенностью 1985–1986 годов по сравнению с прежним временем было то, что высшим руководством страны в лице Генерального секретаря ЦК КПСС и его доверенного окружения был сознательно взят курс на реставрацию буржуазного строя в нашей стране. «Никто, — резонно замечает А. И. Подберезкин, — не знает до конца, где, когда и кем в партийной элите было принято решение о смене курса, но то, что такие решения были приняты уже не в узком кружке, а в достаточно широком коллективе, просматривается точно: процесс эволюции, радикализации этих решений на полуофициальном уровне, очевидно, начался не позже 1986 года»