[949]. Аналогичный расклад сил рисует и В. А. Крючков, касаясь обстоятельств, предшествующих событиям 19–21 августа: «Августовским событиям 1991 года предшествовал целый период широкомасштабной политической, пропагандистской, психологической подготовки трагического развала Союза, осуществляемой сознательно и целенаправленно одними, в силу заблуждений и неведения последствий — другими»[950].
Стало быть, «умные» и «дураки», или «посвященные» и «непосвященные» — вот круг участников подготовки и осуществления событий августа 1991 года. Это собственно две движущие силы августа-91, преследующие разные цели. Отсюда вывод: нельзя рассматривать августовские события как нечто одномерное, поддающееся однозначной трактовке. Они представляют собой сложное сплетение людских групп, столкновение несоединимых интересов и противоположных задач. По верному наблюдению В. А. Крючкова, «тогда в одном водовороте событий смешалось все: всплеск правды и потоки лжи, луч надежды и горечь поражения, ликование обманутых, торжество подлецов и страдания честных людей»[951]. Только с учетом сложности и многозначности случившегося в августе 91-го возможно приближение к истине. Начнем с тех, кто не был посвящен в тайный замысел августовской операции.
Достаточно лишь беглого взгляда, чтобы обнаружить неоднородный состав непосвященных, среди которых видим гэкачепистов, а также их сторонников и противников.
В ГКЧП вошли люди, встревоженные за судьбу Отечества и, наконец, прозревшие относительно того, в какую пропасть сталкивает страну Горбачев. Они воспротивились подписанию нового Союзного договора, намеченного на 20 августа 1991 года.
Подготовленный Горбачевым и главами республик проект Договора о Союзе суверенных государств (ССГ) ставил, так сказать, крест на Советском Союзе, готовя его уничтожение. Именно так оценивали данный проект эксперты. Их мнение разделял А. И. Лукьянов, согласно которому новый Союзный договор, будь он подписан и приведен в действие, ликвидировал бы СССР как «федерацию советских республик»[952]. В. С. Павлов назвал проект Договора о ССГ «откровенно антиконституционным, противоречащим решению Съезда народных депутатов и итогам всенародного референдума по этому вопросу, антигосударственным и антинародным»[953]. Он усматривал в нем подобие «мюнхенского сговора, сплетенного Горбачевым и его сателлитами за спиной народа»[954]. По словам Павлова, «это был проект ликвидации СССР как единого федеративного государства, ликвидации социалистического строя и Советов народных депутатов как основы правового, демократического народовластия»[955]. Бывший премьер советского правительства полагает, что нарушение Конституции СССР и законов СССР приняло со стороны Горбачева «характер государственной измены, предусмотренной уголовным кодексом»[956].
А вот мнение В. А. Крючкова, тщательно изучившего текст документа: «Ознакомление с подготовленным Союзным договором, я думаю, ни у одного здравомыслящего человека не оставляло сомнений, что с его подписанием Союз Советских Социалистических Республик прекращает свое существование и вместо федеративного государства появляется новое образование, где федерация заменяется в лучшем случае конфедерацией»[957]. Взамен СССР, подчеркивает Крючков, создается «совершенно иное образование. Слово «Социалистических» опущено[958], «Советских» для проформы оставлено. Ведь это же коренным образом противоречило состоявшемуся референдуму 17 марта 1991 года, где было упоминание о характере государства, социально-политического строя, четкой преемственности между СССР и новым государственным образованием. Причем в соответствии с решениями Съезда народных депутатов СССР и итогами упомянутого референдума существо государства в смысле его социально-политического строя оставалось неизменным»[959]. Крючков, говоря о том, что новый Союз лишь приблизительно напоминает конфедерацию, указывает на бутафорный его характер[960].
Аналогичное мнение высказывал и бывший министр обороны Д. Т. Язов. На допросе 22 августа 1991 года он говорил следователям Леганову и Сычеву: «20 августа должен был быть подписан Союзный договор. Лично мне и многим другим товарищам, с которыми я беседовал, стало вдруг ясно, что тем самым на нас неумолимо надвигается развал Союза. Все выступали за Союз Советских Социалистических Республик, и вдруг поступает проект Союзного договора, в котором речь идет о суверенных государствах. Мы были убеждены: здесь не простая ошибка, здесь идет целенаправленная работа (курсив мой. — И. Ф.) на то, чтобы не было никакого Союза, а лишь конфедерация республик с собственными президентами»[961].
Нас могут упрекнуть в том, что все приведенные суждения о проекте нового Союзного договора принадлежат гэкачепистам, т. е. заинтересованным лицам. Но вот — «глас», раздающийся с противной стороны. В дневниковой записи Черняева, помеченной 3 августа, говорится о том, как Горбачев накануне отлета в Крым «дал интервью о Союзном договоре — все сказал… Заангажировался фактически на будущую свободную конфедерацию» (курсив мой. — И. Ф.)[962]. В книге Черняева, написанной на основе дневниковых материалов, приводится еще более красноречивая формула: Горбачев во время интервью о предстоящем подписании Союзного договора «фактически «засветил», что речь теперь идет о «свободной конфедерации независимых государств»» (курсив мой. — И. Ф.)[963]. Нетрудно понять, что создание «свободной конфедерации независимых государств» есть начало поэтапного развала СССР, сопровождаемого сменой общественно-политического строя в нашей стране, что с полной очевидностью явствует из следующего пассажа черняевской книги: «Все внешнеполитические условия были налицо, чтобы политически порвать со старым строем именно тогда — в конце лета и осенью 1990 года. Порвать с партией, с социалистической идеологией, с прежним порядком осуществления власти, назначить выборы в новый парламент, отказаться от Советского Союза и начать в этот момент (а не через полгода) «ново-огаревский процесс». Иначе говоря, признать, что перестройка — это революция, означающая смену строя»[964]. Как видим, «ново-огаревский процесс» недвусмысленно связывается Черняевым, обладающим достаточной информацией о планах Горбачева, с отказом от СССР, а также с политическим и общественным переворотом. Так оно на самом деле, конечно, и было. Но это нельзя квалифицировать иначе, как антиконституционный и антинародный (если учесть результаты всенародного референдума 17 марта 1991 года) переворот.
Таким образом, члены ГКЧП или отдельные представители Комитета (кто именно, покажет, наверное, будущее), выступившие против подписания горбачевского Союзного договора, выступили в защиту Конституции СССР и против антигосударственного переворота. Их попытка предотвратить переворот и попрание Конституции оказалась неудачной, поскольку они стали пешками в грандиозной провокационной игре, тщательно подготовленной и виртуозно проведенной закулисными силами. Персональный состав этих сил определен, по-видимому, частично В. С. Павловым, который, надо думать, располагал соответствующими на сей счет сведениями. Он утверждал, что «уже в июне 1991 года Горбачев, Ельцин, Попов и другие деятели «Демократической России» действовали скоординированно… заодно. И объединял их не кто иной, как Президент США господин Буш»[965].
Эти и другие игроки использовали гэкачепистов как разменную монету в своей дьявольской игре. Когда те поняли, какая им навязана роль, то было уже поздно, ибо, по выражению древних римлян, «даже боги не могут сделать бывшее не бывшим». На исходе трех августовских дней у В. С. Павлова сложилась «твердая уверенность» в том, что его с товарищами по ГКЧП «расчетливо предали, и притом заранее»[966]. Вряд ли уместно в данном случае рассуждать о предательстве. Гэкачепистов не предали, а обманным образом вовлекли в заведомо провальное предприятие[967], которому преднамеренно присвоили категорию «путча», чтобы прибегнуть, как мы уже отмечали, к аналогичным по характеру «ответным» действиям, т. е. к чрезвычайным мерам по изменению общественного, государственного и политического строя СССР, не возможным в обычной ситуации.
М. С. Горбачев, судя по всему, являлся если не единственным, то одним из тех, кто спровоцировал выступление гэкачепистов. В. А. Крючков свидетельствует: «После каждого разговора об обстановке в стране Горбачев, как правило, давал указания, поручения продолжать анализ ситуации, готовить на всякий случай соответствующие материалы, предложения. Не исключал возможности введения то ли президентского, то ли чрезвычайного положения в стране или отдельных ее регионах, использования жестких мер в экономике для предотвращения ее полного краха. Все чаще такие поручения он давал председателю Кабинета Министров Павлову, министрам Язову, Пуго, мне, ответственным сотрудникам аппарата Президента СССР, руководителям ЦК КПСС. Все подготовленные материалы затем возвращались на доработку или с командой «ждать момента». При каждом таком поручении Горбачев обычно говорил: «Поднимите старые материалы, актуализируйте их, подправьте с учетом происшедших изменений и будьте наготове»