. Мы долго не могли угомониться: какая честь, какая редкая привилегия принимать в КГБ (брезгливая гримаса!) господина Бейкера. Разумеется, он должен понять, что председатель КГБ относится к своему ведомству совершенно неодобрительно. Господин Бейкер, кажется, не питает никаких сомнений на этот счет. Ему, совершенно очевидно, нравится господин Бакатин (курсив мой. — И. Ф.).
— О, совсем недавно я отдыхал вместе с Эдуардом Амвросиевичем Шеварднадзе, и он мне сказал…
— О, господин Шеварднадзе сказал… Это мой очень близкий друг.
— О, мы очень близки с Эдуардом Амвросиевичем, и он мне сказал, когда мы ели шашлык…
Ну что ж, раз оба собеседника числят Эдуарда Амвросиевича среди своих дорогих друзей, вопроса о взаимопонимании не возникает. Бейкер очень дипломатично и твердо разъяснил, что России не должно быть позволено притязать на чрезмерную долю при разделе наследства бывшего СССР. Господин Бакатин дипломатично, но с энтузиазмом принял этот тезис. Помощник господина Бакатина господин Никонов, сидящий за тем же столом, одобрительно улыбнулся: Россия должна раз и навсегда расстаться с великодержавными амбициями»[1046].
Описанная Л. В. Шебаршиным сцена высвечивает не только третью сторону, стараниями которой Бакатин оказался во главе КГБ СССР, но и объясняет, почему за этим Комитетом сохранилось союзное значение с правом подчинения ему КГБ РСФСР, а также и то, почему было отдано предпочтение Бакатину перед Иваненко[1047].
Относительно третьей стороны едва ли ошибемся, если скажем, что это — американская сторона. Именно американцы, как явствует из рассказа генерала Шебаршина, не хотели усиления России за счет других республик «бывшего СССР», а значит, и усиления КГБ РСФСР за счет КГБ СССР. Они не могли допустить, чтобы КГБ РСФСР стал правопреемником КГБ СССР. Вот почему, надо полагать, было отменено первоначальное решение по КГБ РСФСР и КГБ СССР, принятое утром 23 августа 1991 года. Вместе с этой отменой отпадала, естественно, и кандидатура генерала Иваненко. К тому же Бакатин имел перед Иваненко одно очень существенное преимущество: он обладал опытом по части расшатывания государственного и общественного строя СССР.
В. В. Бакатин приобрел этот опыт, возглавляя в 1988–1990 годы Министерство внутренних дел СССР. С первых же дней его деятельности в качестве министра «обстановка в коллективе МВД стала накаляться, возникла нервозность. Началась реорганизация центрального аппарата министерства, местных органов. Центр передал почти все права и соответственно задачи на места; министерства внутренних дел союзных республик получили практически полную независимость; центр лишился влияния, оставив за собой подготовку кадров в центральных учебных заведениях, разработку методологии борьбы с преступностью, координацию работы органов по строго определенным направлениям да кое-что еще второстепенное. Решение кадровых вопросов передавалось на места. Так было низведено до непозволительно низкой отметки значение одного из важнейших союзных органов»[1048]. Согласно В. А. Крючкову, «рассредоточение сил и возможностей органов внутренних дел», проведенное Бакатиным, «было непродуманным шагом»[1049]. Ну, а если посмотреть на дело иначе и предположить продуманность «рассредоточения сил и возможностей органов внутренних дел», предоставления министерствам внутренних дел союзных республик «практически полной независимости». Что тогда? А тогда придется признать, что эти меры полностью соответствовали генеральной линии горбачевской «перестройки» на развал союзного государства и коренную ломку социально-экономических отношений.
Наделение республиканских министерств внутренних дел независимостью, в том числе кадровой по отношению к Центру способствовало в условиях конца 80-х годов усилению начавшегося процесса суверенизации и сепаратизма союзных республик, т. е. распаду СССР. И тут у Бакатина, а также у тех, кто направлял его, была, по всей видимости, полная ясность.
Рассредоточение функций МВД СССР по периферийным министерствам ставило в очень сложное положение органы прокуратуры и госбезопасности, подрывая всю правоохранительную систему страны[1050]. Помимо этого, Бакатин ликвидировал формировавшийся на протяжении десятилетий агентурный милицейский аппарат — эффективный инструмент борьбы с преступностью[1051]. Он также издал приказ, разрешающий сотрудникам милиции работать по совместительству в других организациях, что создавало благоприятные условия для сращивания правоохранительных органов с преступным миром[1052]. В. С. Широнин, подытоживая эти бакатинские дела, замечает: «Таким образом, за нынешний криминальный разгул Россия в немалой степени обязана безответственности Бакатина»[1053]. Однако Бакатин работал не только на перспективу, но и на потребу дня, причем, как нам представляется, не в состоянии неосознанной безответственности, а с ясным разумением смысла предпринимаемых мер. В чем состоял этот смысл?
А. А. Зиновьев с присущей ему проницательностью говорит: «Разрушение планово-командных принципов и централизованного управления в экономике было равносильно полному краху коммунистической экономики и засилью экономики преступной»[1054]. «Перестройка», в ходе которой командно-административная система подверглась разрушению, стимулировала развитие преступности, включая экономическую преступность. Мы уже видели, как благоприятно воздействовали на развитие теневой и криминальной экономики антиалкогольная кампания и кооперативное движение. По-другому и быть не могло: советскую экономику можно было трансформировать в буржуазную только на преступной основе. В противном случае на эту трансформацию потребовались бы многие десятилетия, если не столетия. Пример тому — Запад, где капиталистическое общество рождалось в ходе постепенного естественноисторического развития. Но «перестройщикам» нужен был переход к капитализму сейчас же, немедленно, по приказу сверху. Поэтому ставка была сделана на криминальный мир и людей с криминогенным сознанием как рычаг социального переворота, не столь, впрочем, бесстыдно-откровенная, как в период последующих «либерально-демократических» реформ. «Класс частных собственников, — замечает Зиновьев, — начал создаваться искусственно, причем в основном из уголовников и как класс уголовников. Уголовные элементы советского общества стали опорой реформаторов…»[1055]И еще: «В массе населения (Советского Союза. — И. Ф.) не было никакой потребности в переходе к капитализму. Об этом мечтали лишь преступники из «теневой экономики», отдельные диссиденты, скрытые враги и часть представителей привилегированных слоев, накопившая богатства и хотевшая их легализации»[1056]. При подобных обстоятельствах необходимы были послабления криминальному «сообществу», что и постарался обеспечить Бакатин, направленный в МВД. «Преступный мир просто обязан поставить за это Бакатину памятник в золоте, инкрустированном бриллиантами», — не без иронии говорит В. С. Широнин[1057].
Таким образом, Бакатин к моменту назначения председателем КГБ СССР имел навыки по части разрушения государственной и общественной системы Советского Союза, что в нем и привлекало тех, кто направил его в Комитет госбезопасности. Вступив в должность, он с величайшим рвением стал громить вверенное ему учреждение. Это было настолько противоестественно и запредельно, что даже некоторые сотрудники Комитета не предполагали подобной возможности. Им казалось, что «Горбачев решил поставить во главе КГБ своего, чтобы «охладить пыл» чекистов, которые, мол, по старинке видят в лице Запада врага СССР. И поскольку отношения с Западом внешне изменились, а сам «Горби» превратился в кумира Европы и Америки, то органы госбезопасности должны стать «мягче» по отношению к деятельности зарубежных спецслужб на территории СССР. Этот более «широкий» подход и должен был обеспечить Бакатин… Так думали на Лубянке некоторые кадровые сотрудники. Однако они жестоко ошиблись: произошло нечто невероятное — Бакатина прислали для того, чтобы учинить настоящий погром органов госбезопасности…»[1058]. Теперь об этом откровенно говорят Ельцин и Коржаков. Да и сам Бакатин не скрывает того[1059].
Комитет государственной безопасности СССР был уничтожен способом расчленения на отдельные части: самостоятельные ведомства и службы. «Сначала, — пишет Коржаков, — «монстра» разбили на отдельные ведомства. Пограничные войска стали самостоятельной «вотчиной». Первое главное управление КГБ СССР переименовали в Службу внешней разведки и тоже отлучили от комитета… Затем от КГБ отделили технические подразделения, и образовалось ФАПСИ — Федеральное агентство правительственной связи и информации»[1060]. Помимо этого, из КГБ СССР была выведена служба правительственной охраны, подразделения по борьбе с терроризмом и др.[1061]. В результате целостная и могущественная организация превратилась «в разновидность островного архипелага, где каждый из островков не связан друг с другом»[1062].
Огромный ущерб был нанесен кадрам системы госбезопасности. Между августом и октябрем 1991 года на Лубянке побывало около десятка «демократических» комиссий, проводивших «переаттестацию» сотрудников Комитета, являвшуюся, по сути, политической чисткой