Поскольку в коалиционной армии не было английских подразделений, лорд Бургеш — военный представитель Англии в ставке коалиции — был относительно беспристрастным наблюдателем. Он назвал действия русских при Краоне «лучшей битвой за всю кампанию*. М.С. Воронцов, И.В. Васильчиков и находившиеся под их командованием войска, несомненно, продемонстрировали большое умение, дисциплину и отвагу. Действия пехоты Воронцова были особенно поразительны, так как немногие из этих полков участвовали в серьезных баталиях после весны 1813 г., а для многих солдат это был вообще первый боевой опыт. Впоследствии французы заявляли, что победа осталась за ними, поскольку план Г.Л. Блюхера провалился, и в конце дня на поле боя господствовали французы. В узком смысле они действительно были победителями, точно так же как были они «победителями» в каждом арьергардном бою русской армии во время наступления французов на Москву в 1812 г. Однако русские не оставили после себя ни одной пушки и очень мало военнопленных. Клаузевиц подытоживает результаты сражения при Краоне так: «…русские при Краоне защищались столь успешно, что главная цель — достичь Лаона в стройном порядке — была достигнута <…> это было сделано благодаря исключительной храбрости солдат, хладнокровию их командира и прекрасно выбранной позиции»[857].
Русские потеряли 5 тыс. человек. В самом раннем полном отчете о сражении, подготовленном французами, говорится о том что из их рядов выбыло 8 тыс. человек, и поскольку они были вовсе не намерены завышать собственные потери, эта цифра вполне может быть точной. Впоследствии, однако, французские историки приводили другие данные, а Г. Уссе (H. Houssaye) писал, что «русские потеряли 5 тыс., а французы 5,4 тыс. человек». Французский эксперт, современник событий, пошел еще дальше, заявив, что союзники потеряли 5,5 тыс., а Наполеон всего 5 тыс. человек. По-видимому, это было сделано в качестве дополнительной заявки на победу. Аналогичным образом утверждалось, что 29 тыс. французов противостояли 50-тысячному войску союзников, что, быть может, и правда, если посчитать всех солдат, находившихся на расстоянии однодневного перехода от места сражения, но полностью искажает картину того, что на самом деле происходило на поле боя 7 марта. В действительности все эти статистические трюки не затрагивают сути вопроса, хотя и являются наглядным подтверждением того, как сложно историку докопаться до истины. Даже если русские и французы понесли одинаковые потери в сражении при Краоне, суть состояла в том, что Наполеон больше не мог себе позволить истощать свои силы подобным образом[858].
Наполеон преследовал Блюхера до Лаона и 9 марта атаковал здесь русско-прусские войска. Он снова полагал, что вероятнее всего столкнется всего лишь с арьергардом и сильно недооценил размер коалиционной армии. На самом же деле Г.Л. Блюхер сконцентрировал у Лаона все свои корпуса общей численностью почти 100 тыс. человек и имел численное превосходство над французами в пропорции два к одному. Кроме того, наполеоновская армия была разделена на две части: император наступал по дороге от Суассона, а О. Мармон — по дороге от Реймса. Коммуникации между ними были очень затруднены вследствие заболоченности местности и активности русской кавалерии. Поэтому вовсе не удивительно, что атака Наполеона 9 марта окончилась неудачно. После наступления темноты вечером того же дня пруссаки застали Мармона врасплох и обратили его в бегство в ходе одной из самых успешных ночных атак той войны. Наполеоновская армия теперь была во власти коалиции. Французского императора спас полный упадок сил у Блюхера, который парализовал действия Силезской армии. Невероятное напряжение сил в течение предыдущих двух месяцев совершенно расстроило здоровье 72-летнего фельдмаршала. После поражения Пруссии в 1806–1807 гг. Блюхер пережил нервное расстройство, побочным эффектом которого были тревожные галлюцинации, связанные с рождением слона. Теперь же штабные офицеры, приходившие к Блюхеру за приказами, обнаруживали, что он живет в своем собственном мире и не в состоянии отвечать на их вопросы. Любой свет, попадавший ему в глаза, причинял ему сильные страдания[859].
В течение нескольких последующих дней выяснилось, сколь хрупкой была структура командования коалиционной армией, и насколько сильно действия Силезской армии зависели от настойчивости, отваги и харизмы Г.Л. Блюхера. В принципе первым по старшинству полным генералом в армии был А.Ф. Ланжерон, однако Г. Йорк и Ф.В. Бюлов ни при каких обстоятельствах не стали бы ему подчиняться. Самого Ланжерона страшила мысль о необходимости принятия на себя командования армией, и он утверждал, что это должен был сделать А. Гнейзенау как начальник штаба Блюхера и человек, лучше остальных осведомленный о намерениях главнокомандующего. Однако ни Йорк, ни Бюлов не питали глубокого уважения к Гнейзенау, к тому же он был младше их по званию. Йорк использовал момент для того, чтобы выдвинуться на первые роли: он подал прошение об освобождении от занимаемой должности и вернулся к исполнению своих обязанностей только после того, как Блюхер обратился к нему с письменной просьбой об этом, которую поддержал прусский принц Вильгельм — один из бригадных командиров Йорка и брат короля. Лишившись поддержки и вдохновляющего влияния Блюхера, Гнейзенау растерял свою отвагу и уверенность в собственных силах. Он пал жертвой одного из своих врожденных недостатков — убежденности в том, что союзники предают Пруссию. В результате спустя чуть больше недели после сражения при Лаоне Силезская армия рассредоточилась в поисках продовольствия и не оказала влияния на ход войны[860].
Бездействие Силезской армии позволило Наполеону отойти, перевести дух и затем внезапно атаковать 12-тысячный отряд, который ранее, 12 марта, занял Реймс, под командованием Э.Ф. Сен-При, в 1812 г. бывшего начальником штаба П.И. Багратиона. Хотя потери французов при Лаоне составили по крайней мере 6 тыс. человек, из Парижа подошли подкрепления, и в распоряжении Наполеона вновь оказалось 40 тыс. солдат. Этого было более чем достаточно, чтобы нанести поражение Сен-При, тем более что Наполеон застал войска коалиции врасплох. В какой-то мере Сен-При сам был виноват в том, что не принял должных мер предосторожности, однако сложно было предположить, что армия Блюхера встанет как вкопанная, потеряет из виду Наполеона и не сможет предупредить о перемещении его войск. Часть отряда Сен-При состояла из прусского ландвера, который рассредоточился на местности в поисках продовольствия и оказал слабое сопротивление, когда французы атаковали 13 марта. Однако русские полки Сен-При его собственного 8-го пехотного корпуса состояли из более стойких вояк и сумели вступить в беспощадный бой с противником, несмотря на то, что их генерал был серьезно ранен и не участвовал в сражении с самого его начала.
Главным оплотом сопротивления русских был Рязанский пехотный полк — старая боевая единица с хорошим послужным списком, созданная Петром I в 1703 г. За время последней войны полк сражался под Бородино, Баутценом и Лейпцигом: в результате 35% офицеров полка были убиты или ранены, а 32% солдат удостоились военных наград. Сам генерал Э.Ф. Сен-При пользовался популярностью в своих войсках, о которых он хорошо заботился, например, употребив средства, полученные в результате захвата казны одного из французских полков, для покупки новой одежды для своих солдат зимой 1813–1814 гг. Особенно близкие отношения сложились у него с Рязанским пехотным полком, который он называл «гвардейцами 8-го корпуса». Командиром Рязанского полка был умевший вдохновлять своих подчиненных полковник И.Н. Скобелев — сын государственного крестьянина, который прослужил двенадцать лет, прежде чем получил указанное звание. 13 марта среди неразберихи сражения третий батальон Рязанского пехотного полка оборонял бруствер напротив главных ворот Реймса и отбил атаки французов, пытавшихся ворваться в город. Тем временем первый батальон полка, изначально находившийся в двух километрах от городских стен, построился в каре против французской кавалерии и, поместив в центр каре раненого Э.Ф. Сен-При, пробился туда, где держал оборону третий батальон. Два батальона Рязанского пехотного полка затем сформировали ядро русского арьергарда под командованием Скобелева, который сдерживал натиск французов достаточно долго для того, чтобы большая часть 8-го корпуса успела выбраться из города и перестроиться за пределами городской черты. Сам Рязанский полк был отрезан, но смог уйти от неприятеля по городским закоулкам при помощи местного проводника-роялиста[861].
Нанеся поражение Э.Ф. Сен-При, Наполеон дал своим войскам двухдневный отдых в Реймсе, прежде чем бросить их на юг против К.Ф. Шварценберга. В то же время первые три недели марта были очень напряженным временем для лиц, входивших в состав ставки коалиции, и прежде всего для Александра I. Российский император был не лишен военного таланта, но он нервничал, и ему не хватало уверенности. Переписка, которую он вел в марте 1814 г., свидетельствует о наличии у него опасений, что история может повториться. Александр I был взбешен тем, что Шварценберг в очередной раз наступал крайне осторожно и медленно — и это тогда, когда армии Блюхера грозила серьезная опасность. Российский император постоянно пытался подгонять Шварценберга, одновременно с беспокойством осведомляясь о безопасности Блюхера и Сен-При и сетуя на то, что известия от них поступали так редко. 12 марта в ставке коалиции разыгралась неприятная сцена, когда Александр I спросил Меттерниха о существовании секретных приказов, которые Шварценберг получал от австрийской стороны и которые сдерживали продвижение главной армии. Тогда же Фридрих-Вильгельм III выкрикнул, что австрийцы предают дело коалиции и обрекают прусских и русских солдат армии Блюхера на гибель. Поступившие сведения о поражении Сен-При, разумеется, отнюдь не развеяли опасений Александра I. Помня о февральских событиях, он боялся, что, как и тогда, армейский корпус П.X. Витгенштейна и авангард П.П. Палена будут отрезаны и станут уязвимыми для внезапного нападения. А.Ф. Ланжерон вспоминал, что скорость и отвага Наполеона, проявленные им в феврале, выбили союзников из колеи: «Мы полагали, что его появления можно ждать, откуда угодно». Как ни к кому другому все вышесказанное относилось к Александру I