Это реалии ушедшей эпохи, когда производство оружия было важнейшей государственной задачей и на это расходов не жалели. Тогда и в мирное время содержались многомиллионные армии, проводилась тщательная и всесторонняя подготовка к их развертыванию в ходе мобилизации до численности, превышавшей все население многих небольших государств. Работал крупный военно-промышленный комплекс, готовый при необходимости вобрать в себя значительную часть гражданского производства и перейти к массовому выпуску вооружений и боеприпасов.
Сейчас, насколько можно судить, военно-промышленного комплекса, способного перейти к работе в режиме полной мобилизации, нет ни у России, ни у стран НАТО. Если говорить о российском военно-промышленном комплексе, то даже после масштабной реорганизации, технической модернизации и усиленного финансирования в рамках Государственной программы вооружений на период 2011–2020 годов, на которую было выделено 19 трлн рублей, он с трудом справляется с выполнением государственного оборонного заказа и с экспортными поставками. В 2016 году ВПК задолжал военную технику на 242 млрд. рублей, что в 2,6 раза превышает сумму гособоронзаказа на 2014 год и составляет примерно половину экспортных поставок в 2013 году. Хотя в 2016 году выполнение военных заказов шло без срывов, тем не менее, в правительстве стали обсуждать сокращение военных затрат, что сразу начало сказываться на состоянии военно-промышленного комплекса.
И в американском ВПК, в связи с резким сокращением военного бюджета с 708 млрд. долларов в 2011 году до 485 млрд. долларов в 2015 году, также отмечаются серьезные проблемы, связанные с сокращением целого ряда исследовательских и производственных программ, расширением гражданского сектора в корпорациях, занятых выполнением оборонного заказа, а также с неудержимым вздорожанием боевой техники, стоимость которой становится неподъемной даже для американского военного бюджета.
Потому вопрос о том, сумеет ли сложившийся ВПК в России и в странах НАТО в случае перетекания войны в затяжную фазу перейти к массовому военному производству, является пока что дискуссионным. Предсказать меры по развитию военного производства уже в ходе войны, их влияние и эффект сейчас крайне затруднительно. Но попытки быстро увеличить выпуск вооружения при переходе к затяжной войне, определенно будут.
Здесь как раз возникает фактор вероятных ядерных ударов. Если война определенно становится затяжной и обе стороны не смогли быстро достичь своих целей, то становится очень привлекательно со стратегической точки зрения нанести ядерный удар по военной промышленности противника, по ключевым транспортным узлам, а в отношении стран НАТО еще и по портам, вокруг которых строится вся система их перевозок. Если значительная часть оборонной промышленности противника будет разрушена этим ядерным ударом, то это дает наносящему удар определенное преимущество и некоторое время, чтобы наличными силами добиться существенных стратегических успехов. Особенно, если удар пришелся в момент, когда военное производство еще не набрало обороты, а склады уже опустели.
Такая ядерная война подчиняется уже не стратегии сдерживания, не стратегии контрсилового или ответно-встречного удара (эти стратегии предусматривали сначала использование ядерного оружия, а только потом, по итогам массированного ядерного удара переход к обычным вооружениям и войсковым операциям для закрепления успеха), а является средством перелома хода войны в свою пользу и захвата стратегической инициативы.
Если судить по опыту стратегических бомбардировок времен Второй мировой войны, то влияние ядерного удара на промышленность может быть оценено как сравнительно небольшое. К примеру, бомбардировки немецкой промышленности в 1943 году, которые были сопоставимы со взрывом 69 атомных бомб мощностью по 30 килотонн каждая, уничтожили и надолго вывели из строя всего 6,9 % немецкого станочного парка. При таком ущербе трудно говорить о разрушении военной промышленности. Военное производство Германии сломили не сколько бомбардировки, сколько захват союзниками главных источников топлива: Рурского и Силезского угольных бассейнов.
Но в том случае речь шла о технике, для уничтожения которой надо было обеспечить либо прямое попадание авиабомбы, либо возникновение после бомбардировки пожара. Обычное промышленное оборудование тех лет: токарные, сверлильные, фрезерные станки, прессы — были весьма устойчивыми к поражающим факторам обычного и даже ядерного взрывов. Современная промышленная техника, разного рода обрабатывающие центры на ЧПУ, как раз крайне уязвима к одному из поражающих факторов ядерного взрыва — электромагнитному импульсу.
Наземный или надземный ядерный взрыв создаст электромагнитный импульс в радиусе нескольких километров от эпицентра, и для наиболее распространенных типов ядерных боеприпасов не будет превышать безопасного радиуса (то есть радиуса, за пределами которого ударная волна не наносит человеку травм). Но высотный ядерный взрыв, на высоте 80-160 км от земли создают совершенно другую картину. На высоте образуется обширный источник электромагнитного импульса с сильными токами, который имеет форму плоской антенны радиусом 1000–1500 км и толщиной 20–40 км. Вся площадь под ним будет подвержена кратковременному и очень мощному электромагнитному полю в диапазоне частот, на которых работает оборудование связи, электроснабжения и радиолокации. В 1958 году американцы испытывали высотный термоядерный взрыв, и обнаружилось, что он вырубил системы энергоснабжения в радиусе тысячи километров от эпицентра.
Долгое время эта особенность ядерных взрывов не находила себе почти никакого применения. Во всяком случае, в опубликованных данных не было указаний о планировании высотных ядерных взрывов, которые бы ставили целью поражение противника электромагнитным импульсом. Но сейчас, когда получили широчайшее распространение полупроводниковые приборы, компьютеры на микросхемах, в том числе и в промышленности, удар с целью электромагнитного поражения становится весьма выгодным. Высотный взрыв не причинит на земле никакого ущерба своим световым излучением и ударной волной, но выведет из строя всю электронику на огромной площади. Скажем, военный завод, оснащенный современным оборудованием на ЧПУ и компьютерах, после высотного ядерного взрыва над ним в секунды становится ни на что не пригодным. Выходят из строя процессоры, микросхемы, сервоприводы. Если на станке образца 1940-х годов можно было снять поврежденный электродвигатель и перемотать на нем закоротившую обмотку, после чего станок был снова годен к работе, то вот восстановить новейший обрабатывающий центр с ЧПУ таким простым образом невозможно.
От таких электромагнитных ударов рушится энергосистема, вся связь, Интернет с его серверами, выходят из строя все компьютеры, системы промышленной автоматизации, электрические и электронные системы автомобилей, локомотивов, судов и многое, многое другое. В зоне высотного ядерного удара и электромагнитного поражения жизнь очень быстро и на весьма продолжительное время возвращается в эпоху, когда приказы писали на бумаге и передавали с фельдъегерем, а снаряды точили на станке с механическим приводом.
Конечно, если расположить военную промышленность под землей, в специальных, экранированных сеткой Фарадея бункерах, с автономной системой энергоснабжения, принять другие специальные меры по защите оборудования от электромагнитного импульса, то она может пережить даже массированный электромагнитный удар. Но, насколько известно, такого не делается ради экономии на капитальных вложениях, да и вообще затраты «на случай ядерной войны» уже давно не в чести.
Таким образом, ядерного арсенала морского базирования, и у России, и у США, вполне хватит для того, чтобы уничтожить высотными взрывами и мощными электромагнитными ударами основную часть военной промышленности друг у друга. После этого или придется договариваться о мире, или же война станет очень похожей на Вторую мировую и может продлиться несколько лет.
Наконец, как только война между Россией и НАТО перейдет в затяжную фазу, немедленно найдутся страны, которые пожелают воспользоваться исключительно благоприятной для себя ситуацией. Втягивание США в большую войну с Россией несомненно вызовет ослабление американского военного присутствия в других регионах мира и сделает маловероятным вмешательство американской армии, также, как и всего НАТО в целом, в другие конфликты.
Первый на очереди участник такой большой заварухи — это КНДР. Для нее втягивание США в войну с Россией означает складывание исключительно благоприятных условий, чтобы покончить с Южной Кореей решительным ударом. Северокорейская армия имеет серьезное превосходство над южнокорейской в ядерном, ракетном и артиллерийском вооружении, и она может добиться победы в войне, если США не смогут оказать Южной Корее значимую военную помощь в нужный момент.
Китай — это второй выгодоприобретатель от большой войны между Россией и НАТО, для которого целесообразнее всего как можно дольше сохранять вооруженный нейтралитет. Это позволяет занять главенствующее положение в мире после окончания войны, даже в случае мирного договора, поскольку в этом случае оба противника будут сильно ослаблены. Китай также может поддерживать любую из сторон торговлей, поставками сырья, техники и оборудования. Даже невоенные поставки представляют собой веский фактор для военного производства в ходе войны. Наконец, Китай может выбрать момент и поддержать одну из сторон свой военной мощью, ранее незадействованной.
В ходе войны Китай получит колоссальные политические и экономические уступки от той стороны, которую он пожелает поддержать. Его роль будет аналогична роли США в Первой и Второй мировых войнах, когда американцы получили от Великобритании и Франции все, что только пожелали за помощь в войне. С этой точки зрения Китаю выгоднее поддерживать НАТО, поскольку этим открывается возможность получить колоссальные уступки во всех регионах мира: в Азии, в Африке и в Латинской Америке. Для России это вариант, практически гарантирующий поражение в затяжной войне.