оветская авиация стала выходить в мировые лидеры по дальности, высоте полетов, грузоподъемности и другим важнейшим параметрам. Самолеты отечественной конструкции позволили осуществить героические перелеты, прославившие Советский Союз на весь мир. В частности, в 1937―1939 гг. выдающиеся советские летчики В.П. Чкалов, Г.Ф. Байдуков, А.В. Беляков, М.М. Громов, В.К. Коккинаки, М.В. Водопьянов, П.Д. Осипенко, М.М. Раскова, В.С. Гризодубова и другие совершили беспосадочные перелеты из Москвы в отдаленные регионы мира, в том числе через Северный полюс в США.
В 1930-х гг. были опубликованы классические труды академика Н.И. Вавилова по проблемам генетики, в частности, «Линнеевский вид как система» (1931), «Селекция как наука» (1934), «Закон гомологических рядов в наследственной изменчивости» (1935), и новаторские работы академика Д.Т. Лысенко по яровизации и теории «стадиального развития растений», в том числе «Физиология растений на новом этапе» (1932), «Не извращать теорию яровизации» (1934) и «Стадийное развитие растений» (1935). Кроме того, в те же годы сельскохозяйственная практика обогатилась крупными достижениями научных школ по травопольной системе земледелия академика В.Р. Вильямса, по вопросам питания растений и химизации сельского хозяйства академика Д.Н. Прянишникова, борьбе с засухой академика Н.М. Тулайкова и т. д.
Вместе с тем, в середине 1930-х гг. в биологической науке началась острейшая борьба между «мичуринцами» (Д.Т. Лысенко, В.Н. Ремесло, Д.А. Долгушин) и «вейсманистами» (Н.И. Вавилов, Н.К. Кольцов, Г.Д. Мёллер, А.С. Серебровский), в центре внимания которой оказались проблемы генетики и агробиологии. С середины 1950-х гг. в широкое общественное сознание была вполне сознательно вбита абсолютно ложная матрица, что, дескать, сам Т.Д. Лысенко и все советские «мичуринцы» были отпетыми ретроградами и палачами, погубившими цвет советской биологической науки, а академик Н.И. Вавилов и все его сторонники стали безвинными жертвами сталинской тоталитарной системы, уничтожившей всю советскую генетику. На самом деле все «мичуринцы» отнюдь не отрицали самих законов генетики, а лишь выступали против их абсолютизации и утверждали, что: 1) условия жизни растений и животных влияют на их наследственность, 2) определенные изменения условий жизни могут вызывать и определенные изменения самой наследственности, 3) путем сознательного изменения условий жизни, т. е. «воспитания» растений и животных, можно получать направленные изменения их наследуемых признаков, 4) ряд таких приобретенных признаков наследуются, а значит, возможна внехромосомная передача наследственных признаков и т. д. Все эти положения учения Т.Д. Лысенко были обоснованы как конкретными экспериментальными данными собственной многолетней практики и работой других селекционеров, прежде всего И.В. Мичурина, так и теоретическими аргументами, взятыми из работ выдающихся русских ученых, в том числе К.А. Тимирязева.
В то же время среди тогдашних советских генетиков, совершенно далеких от практической селекционной работы, доминировали взгляды А. Вейсмана и Т. Моргана, которые безапелляционно утверждали, что за генетическую наследственность отвечает только «зародышевая плазма», которая на протяжении всей жизни биологического тела не меняется и не зависит от изменений внешней среды и самого тела, и в неизменном виде передается из поколения в поколение. Более того, согласно хромосомной теории Т. Моргана за наследственность отвечали только хромосомы, расположенные в ядре клетки.
Естественно, что основные положения «мичуринской биологии» находились в существенном противоречии с теориями А. Вейсмана, Т. Моргана и их наследников. Причем эти расхождения носили не просто научный, а методологический и мировоззренческий характер, поэтому совершенно неслучайно многие «вейсманисты» были сторонниками печально знаменитой «евгеники» — англосаксонской расовой теории Ф. Гальтона — кузена Ч. Дарвина, взятой затем на вооружение германскими нацистами. Более того, в 1920 г. академики Н.К. Кольцов и А.С. Серебровский и профессор-антрополог В.В. Бунак основали и возглавили «Русское евгеническое общество», которое было закрыто только в 1929 г.
Аналогичное противоборство шло и на других «фронтах научного строительства», в частности, в языкознании, где с 1927 г. особую активность стал проявлять только что созданный Всесоюзный центральный комитет нового алфавита (ВЦКНА), поставивший своей главной задачей коренную реформу русского языка. В ноябре 1929 г. по инициативе Наркомпроса РСФСР была создана специальная комиссия по проработке вопроса о латинизации русского алфавита, которую возглавил известный социолингвист, бывший глава Московского лингвистического кружка профессор Н.Ф. Яковлев. Уже на первом заседании комиссии были полностью одобрены основные тезисы его «языковой реформы», в которых прямо говорилось, что «русский гражданский алфавит является алфавитом самодержавного гнета, миссионерской пропаганды и великорусского национал-шовинизма», что именно этот алфавит «продолжает оставаться алфавитом национал-буржуазной великорусской идеологии» и в настоящее время «служит главным препятствием делу латинизации всех языков народов СССР и мешает сделать решающий шаг на пути к созданию международного языка».
В середине января 1930 г. комиссия провела заключительное заседание и постановила: «признать, что переход в ближайшее время русских на единый интернациональный алфавит неизбежен», поскольку «русский гражданский алфавит является пережитком классовой графики русских феодалов-помещиков и буржуазии и до сих пор связывает население с национально-буржуазными традициями русской дореволюционной культуры». Поэтому только реформа алфавита «окончательно освободит трудящиеся массы русского населения от всякого влияния буржуазно-национальной и религиозной по содержанию дореволюционной печатной продукции». В самом полном виде абсурдные «доводы» в пользу «языковой реформы» были представлены в работах и статьях самого Н.Ф. Яковлева («За латинизацию русского алфавита», 1930), А.В. Луначарского («Латинизация русской письменности», 1930), И.А. Хансуварова («Латинизация — орудие ленинской национальной политики», 1931) и ряда других откровенных русофобов, которые прямо заявляли, что «за введением метрической системы и григорианского календаря неизбежно придет время для латинизации русского шрифта». Что особо примечательно, большинство авторов всех этих работ, те же Н.Ф. Яковлев и А.В. Луначарский, были выходцами из дворянского сословия.
В июне 1931 г. в Москве состоялось Всесоюзное совещание по реформе русской орфографии, пунктуации и транскрипции иностранных слов, на котором был утвержден проект новой орфографии и пунктуации русского языка, в том числе упразднение букв «и», «й», «э», «ъ». Понятно, что подобная реформа русской орфографии и пунктуации вкупе с ее латинизацией означали окончательную гибель русского языка. Поэтому это наступление на русский язык получило сильнейший отпор со стороны самих народных масс, которых активно поддержали И.В. Сталин, В.М. Молотов и К.Е. Ворошилов, прекрасно осознававшие, чем грозит эта «реформа» для единства всей страны и ее элементарной управляемости. Именно эти обстоятельства, вероятнее всего, и стали основной причиной специального решения Политбюро ЦК, принятого в июле 1931 г., запретившего всякую «реформу» и саму «дискуссию» о реформе русского алфавита. А в марте 1938 г. было издано совместное постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «Об обязательном изучении русского языка в школах национальных республик и областей», в котором прямо говорилось, что «русский язык уже стал международным языком социалистической культуры и общения».
Годы первых пятилеток были связаны и с целой чередой различных общественных кампаний по критике и переосмыслению прежних положений в марксистской философии, политэкономии и искоренению враждебных взглядов и теорий ряда крупных влиятельных научных школ. Наиболее значимым оказалось переосмысление роли исторической науки и образования как наиболее действенных средств контроля над исторической памятью советского народа и формирования патриотических чувств. Исторический нигилизм и откровенная русофобия, насаждавшиеся в 1920-х гг. исторической школой «главного марксиста» академика М.Н. Покровского, были решительно осуждены, и в конце марта 1934 г. Политбюро ЦК «признало необходимым восстановить исторические факультеты в Московском, Ленинградском, Томском, Казанском, Ростовском и Саратовском университетах».
С открытием исторических факультетов в университетах началась целенаправленная кампания по пересмотру прежнего отношения к истории собственной страны и восстановлению единства тысячелетнего исторического пути «русской цивилизации». Были реабилитированы и стали широко отмечаться многие события и связанные с ними имена выдающихся русских князей, царей, государственных деятелей и полководцев, представителей русской науки и культуры, которые ранее упоминались только в отрицательном ключе, как эксплуататоры и их приспешники. Теперь в контекст общей русской цивилизации и исторического прогресса гармонично вписывался и советский период, неразрывно связанный с торжеством марксизма-ленинизма, государственным патриотизмом и выдающейся ролью «вождя всех времен и народов» товарища И.В. Сталина.
Важнейшее значение в этом процессе имел коренной пересмотр прежних нигилистических взглядов на роль исторических дисциплин в школьном и вузовском образовании. Было признано необходимым использовать историю как мощное средство формирования всего общественного сознания советских граждан и воспитания патриотических чувств. Поэтому в августе 1932 г. ЦК ВКП(б) принял постановление «Об учебных программах и режиме в начальной и средней школе», в котором обязал «резко улучшить преподавание истории» и поручил Наркомпросу РСФСР «возглавить всю работу по созданию стабильных исторических учебников».
Во исполнение этого решения в апреле 1933 г. под председательством наркома просвещения А.С. Бубнова состоялось заседание комиссии по школьным учебникам истории, на котором было принято решение: 1) ускорить переиздание «Русской истории в самом сжатом очерке» М.Н. Покровского и 2) поручить рабочей группе в составе Н.Н. Ванага (руководитель), Б.Б. Граве, А.М. Панкратовой и В.Н. Вернадского написать учебник по истории России и СССР. Однако первые опытные образцы таких учебников оказались совершенно неприемлемы, поскольку все они по-прежнему писались в духе самых худших нигилистических традиций школы академика М.Н. Покровского. Поэтому уже через год на Всесоюзном совещании историков было прямо заявлено о том, что необходим полный разрыв с «вульгарным социологическим подходом» и возвращением к преподаванию нормальной, «прагматической истории».