Стою благоговейно у дверей
И вновь хочу представить те мгновенья,
Когда он назначал свиданье Ей.
Она являлась – Жрица вдохновенья.
И, если оставалась до утра,
Ее уста таинственно вещали…
И взгляд Ее на кончике пера
Старался удержать он на прощанье.
И засыпал внезапно у стола,
Едва Она исчезнет простодушно.
И снова ждал, как и Она ждала,
Когда Господь соединит их души.
И лишь однажды не пришла Она,
Как будто знала, что он смертью занят.
Старинный стол. Свеча. И тишина.
И чистый лист – как боль Ее
И память.
И с той поры Она незримо здесь.
Ей некуда идти и некого тревожить.
И все, что было с ними, – то и есть.
И ничего другого быть не может.
«Литературный киллер получил заказ…»
Литературный киллер
Получил заказ:
Убить успех
Престижного коллеги,
Чтоб свет его
В чужих сердцах погас.
И чтобы сам ушел он
В тень навеки.
Старался киллер…
Он к смертям привык.
Чужая злоба
Щедро заплатила.
Однако на успех
Ста тысяч книг
Ему патронов
Явно не хватило.
«Грустит ночами старый дом…»
Грустит ночами старый дом.
В нем поселились мрак да ветер.
А дому снится на рассвете
Все чей-то шепот под окном.
Он просыпается, волнуясь,
И затаив дыханье ждет,
Что кто-то дверь его резную
С привычным шумом распахнет.
Но тихо все. Во мраке комнат
Ткут паутину пауки,
Да половицы смутно помнят
Еще недавние шаги.
Покинут дом весельем детским,
Теплом хозяев и гостей.
И никуда ему не деться
От трудной памяти своей.
Барский дом в Тарханах. 1977 г. Лермонтово
«Я разных людей встречал…»
Я разных людей встречал —
Лукавых, смешных и добрых,
Крутых, как девятый вал,
И вспыльчивых, словно порох.
Одни – словно хитрая речь.
Другие открыты настежь.
О, сколько же было встреч
И с бедами, и со счастьем!
То надолго, то на миг…
Все в сердце моем осталось.
Одни – это целый мир,
Иные – такая малость…
Пусть встречи – порой напасть,
Со всеми хочу встречаться:
Чтоб вдруг до одних не пасть
И чтоб до других подняться.
«Мою душу распяли на дыбе…»
От страшной жажды песнопенья
Пускай, Творец, освобожусь,
Тогда на тесный путь спасенья
К Тебе я снова обращусь.
Мою душу распяли на дыбе,
Оболгав и унизив ее.
Я до дна чашу горечи выпил
И слезами разбавил питье.
И душа моя корчилась в болях.
И не ведал я, чем ей помочь.
Словно шел я заброшенным полем,
Над которым нахмурилась ночь.
И терзали враги мою душу,
Исчерпав все уменье свое.
Не за то ли, что верил я в дружбу
И корысти не ждал от нее.
Но внезапно рассыпалась дыба
От мелькнувшего в небе огня…
И сказал я негромко: «Спасибо»,
Не узнав, кто услышал меня.
«Парил орел над полем и цветами…»
Парил орел над полем и цветами,
Над памятью растаявших снегов.
Его паренье – как застывший танец,
Как песня – без мелодии и слов.
Парил орел, навек влюбленный в небо.
И крылья распластались в синеве.
И весь он – миролюбие и нега.
Как вышивка по голубой канве.
Он снизу мне казался безобидным,
Смиренным обывателем небес.
Но, как я понял, это все для вида.
Настанет миг, и в нем проснется бес.
Не потому ль к траве прижался заяц
И в страхе спрятал уши и глаза?
Он царскую породу эту знает
И ждет, чтоб царь покинул небеса.
И миг настал – орел, как истребитель,
Вошел в пике и ринулся к земле.
И расхотелось мне все это видеть
И слышать крик, растаявший во мгле.
Лермонтов и Варенька Лопухина
1. «Они прощались навсегда…»
Они прощались навсегда,
Хотя о том пока не знали.
Погасла в небе их звезда,
И тихо свечи догорали.
«Я обещаю помнить Вас…
Дай Бог дожить
До новой встречи…»
И каждый день,
И каждый час
Звучать в нем будут
Эти речи.
Она его не дождалась.
С другим печально обвенчалась.
Он думал:
«Жизнь не удалась…»
А жизнь лишь только начиналась.
2. «Он ставит в церкви две свечи…»
Он ставит в церкви две свечи.
Одну —
За здравие любимой,
Чтоб луч ее мерцал в ночи,
Как свет души его гонимой.
Свечу вторую он зажег
За упокой любви опальной…
И, может, пламя горьких строк
Зажглось от той свечи печальной?
Две горьких жизни…
Два конца…
И смерть их чувства уравняла,
Когда у женского лица
Свеча поэта догорала.
«Просыпаюсь, говорю тебе в тиши…»
Есть сила благодатная
В созвучье слов живых,
И дышит непонятная,
Святая прелесть в них.
Просыпаюсь,
Говорю тебе в тиши:
«Будь счастливой.
Я люблю тебя всегда.
Дни тревоги нашей
В прошлое ушли,
Как весной уходят холода…»
Просыпаюсь,
Говорю тебе в тиши:
«Как я счастлив.
Я люблю тебя всегда.
И любовь моя
Вместила две души,
Потому что очень молода…»
«Учителей своих не позабуду…»
Учителей своих не позабуду.
Учителям своим не изменю.
Они меня напутствуют оттуда,
Где нету смены вечеру и дню.
Я знаю их по книгам да портретам,
Ушедших до меня за много лет.
И на Земле, их пламенем согретой,
Я светом тем обласкан и согрет.
Звучат во мне бессмертные страницы,
Когда мы об искусстве говорим.
Все в этом мире может повториться.
И лишь талант вовек неповторим.
К Учителям я обращаюсь снова,
Как к Солнцу обращается Земля.
И все надеюсь —
Вдруг родится слово.
И улыбнутся мне Учителя.
«За все несправедливости чужие…»
За все несправедливости чужие
Несу вину сквозь память и года.
За то, что на одной планете живы
Любовь и боль,
Надежда и беда.
Я виноват, что не промолвил слова,
Которое могло все изменить:
Вернуть любовь —
Кто в ней разочарован,
Вернуть надежду —
Если нечем жить.
Будь проклято несовершенство мира —
Наш эгоизм и слабый мой язык.
Прошу прощенья у больных и сирых
За то,
Что я
К вине своей привык.
«Читая Лермонтова («Не верится, что скоро нас не будет…»)
Не верится,
Что скоро нас не будет.
Не повторится жизнь.
Не встретятся друзья.
И для кого-то
Будет столь же труден
И первый шаг,
И поздняя стезя.
Но лишь одно
Меня утешить может,
Что станут все счастливей
И добрей…
А тот, кто в мыслях
И в делах ничтожен,
Не станет светом
На земле моей.
Офицеры
Фрейлины из школы номер семь
На балу танцуют выпускном.
Рядом с ними юные совсем
Офицеры в золоте погон.
Не отводят взоров от невест,
Здесь продлив свидания свои.
И звучит восторженно оркестр,
Словно бы играет вальс любви.
Новенькая форма на парнях.
На погонах звездочки надежд.
Дай вам боже не бывать в боях.
Дай вам бог полковничьих одежд.
Юных офицеров кружит вальс.
Школьных фрейлин закружил азарт.
Не стихает их счастливый вальс
Рядом с тишиною грустных парт.
Поэты и власть
власти нас не жалуют вниманием.
Был бы ты банкир иль олигарх, —
Мог, к примеру, на проект дать мани им.
А какая выгода в стихах?!
Власти нас вниманием не жалуют.