Последняя глава пособия Филиппова называется «Суверенная демократия» (в книге без кавычек). Это понятие преподносится не как элемент идеологии одной из российских политических партий, каковым оно является на самом деле. «Суверенная демократия» используется как объективное описание современного политического режима в России, который и обеспечил, как объясняется в пособии, успешное развитие страны в последние 10 лет. То же самое делается и в учебнике Данилова [21]. Вот как о схожей ситуации в Польше говорит историк Анджей Фришке: «Если мы имеем дело с монолитным повествованием, которое редактирует центр со своими собственными идейно-политическими интересами, то перед нами индоктринация. …Сегодня в Польше происходит индоктринация, причем наглая. Идет настоящая война за память» [22].
Стремление регулировать вопросы истории с помощью законодательства, столь характерное для исторической политики, тоже не обошло Россию стороной. Первым о необходимости принять закон, грозящий уголовным преследованием за «неправильные» высказывания об истории Второй мировой войны и роли в ней СССР, заговорил зимой 2009 г. министр по чрезвычайным ситуациям Сергей Шойгу, по совместительству один из лидеров «Единой России». Сегодня в Думу внесено уже два законопроекта, развивающих эти идеи [23].
Другой пример исторической политики в российском варианте — указ президента Медведева, изданный в мае 2009 г., о создании при Президенте Российской Федерации комиссии по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России. Указ вызвал волну негативных откликов как профессиональных историков, так и общественности. Вскоре, однако, число таких негативных суждений в публичной сфере резко уменьшилось. Возможно, к событию просто упал интерес, но нельзя исключить и то, что критическая реакция была притушена административным путем. Плохо и то и другое. Если СМИ было велено приглушить оппонентов, значит, власти не желают прислушиваться к критике и решительно настроены перевести сферу исторического сознания под политический контроль. Если общественность постепенно теряет интерес к теме, решив, что указ не будет иметь серьезных последствий, то это весьма наивно [24]. Указ имеет законную силу, и меры по его реализации неизбежно последуют. О том, каковы будут эти меры, можно догадаться по тем «сигналам», которые до нас доходят преднамеренно или случайно.
Летом 2009 г. достоянием гласности — судя по всему, непреднамеренно — стал циркуляр академика Валерия Тишкова, заместителя академика-секретаря Отделения историко-филологических наук РАН [25]. В нем руководителям академических институтов предлагалось составить аннотированный перечень историко-культурных фальсификаций с указанием «лиц и организаций, формирующих и распространяющих фальсификацию». Никаких оговорок, что речь идет о зарубежных «фальсификаторах», в циркуляре нет. Информацию надлежало представить в течение трех дней. Нетрудно предположить, какой ящик Пандоры открывает этот циркуляр, какие, казалось, уже забытые навыки по доносительству и сведению личных счетов он способен возродить [26].
Интересные выводы можно сделать из тех публикаций, авторы которых встали на защиту указа о комиссии по фальсификациям. Проанализируем подробнее тексты двух заслуженных активистов исторической политики — Павла Данилина и Александра Дюкова. Заодно и представим себе типичный портрет такого активиста.
Данилин является автором текстов о «суверенной демократии», которые вошли в пособие Филиппова и учебник Данилова. Вот что этот хунвейбин российского разлива заявил оппонентам учебника Филиппова в своем интернет-блоге: «Вы сколько угодно можете поливать меня грязью, а также исходить желчью, но учить детей вы будете по тем книгам, которые вам дадут, и так, как нужно России. Те же благоглупости, которые есть в ваших куцых головешках с козлиными бороденками, из вас либо выветрятся, либо вы сами выветритесь из преподавания» [27].
Текст Данилина о комиссии хочется цитировать щедро: идеи активистов исторической политики автор излагает с подкупающей откровенностью, а его стилистика тоже заслуживает внимания [28]. Автор честно признает: «Все это, безусловно, должно было стать раздражителем профессионального сообщества и стало, безусловная реакция была получена»; «реакция в профессиональном сообществе историков была резко негативной». Впрочем, сам Данилин объясняет такую реакцию главным образом беспомощностью профессиональных историков и их ревностью к успешным бойцам исторической политики: «Именно любители пробили издателей и массово издают книги, в которых на уровне много выше, чем могут позволить себе профессионалы, рассматриваются те или иные события эпохи Сталина, Великой Отечественной, конца царского времени. Эти любители и энтузиасты — вот главное достояние России. Вот те, кто, своего живота не жалея, занимаются тем, что называется отстаиванием исторической памяти. Борьбой с фальсификациями. Как вы думаете, чем на это отвечают официальные историки? Чаще всего жуткой ревностью в бытовом плане, а в академическом — смещением на позиции, которые занимают как раз ревизионисты». Данилин недоволен включением в комиссию даже тех двух представителей Академии, которые там оказались,— директоров академических институтов А. Н. Сахарова и А. О. Чубарьяна, ну и, разумеется, «либерала Сванидзе» [29].
Статья Данилина не оставляет сомнений в том, что искать главных «фальсификаторов» нужно внутри страны и борьба с ними должна быть безжалостной. «Ревизионисты подняли головы и выступают в центральных СМИ, как будто при Геббельсе». По мнению Данилина, новосозданный орган по борьбе с фальсификаторами истории — «это не научная и не академическая комиссия, а политический орган, целью которого будет именно политическая, а не научная работа».
Данилин сожалеет об отсутствии в комиссии «Исаева с Дюковым» [30]. Александр Дюков, молодой человек с историческим образованием, не так давно создал фонд «Историческая память» и стал выпускать одну за другой книжки на острые исторические темы. Из тех двух, с которыми я успел ознакомиться, одна посвящена отношению УПА к евреям и в целом кажется вполне пристойной [31]. Единственное, что удивляет, так это большой набор материалов из архива ФСБ, впервые введенный, как отмечается в книге, в научный оборот. Профессиональным историкам известно, как трудно попасть в архив ФСБ и получить там новые материалы [32]. Во второй книге, где Дюков выступает как составитель и редактор вместе с Игорем Пыхаловым, заголовок говорит сам за себя: «Великая оболганная война — 2. Нам не за что каяться!» [33]. Приведу лишь несколько цитат из введения, которые показывают, что наши активисты вполне успешно освоили стилистику худших образцов «историко-политического» жанра в исполнении наших соседей. «Наши враги — и внешние, и внутренние — покушаются на самое святое — на народную память о Великой Отечественной войне. Нас пытаются лишить Великой Победы. Вторя геббельсовской пропаганде, псевдоисторики внушают нам, что Победа-де была достигнута „слишком дорогой ценой“, что она якобы обернулась „порабощением Восточной Европы“, что солдаты Красной Армии будто бы „изнасиловали Германию“, а советских граждан, переживших немецкую оккупацию, чуть ли не поголовно сослали в Сибирь. Эта книга — отповедь клеветникам, опровержение самых грязных, самых лживых мифов о Великой Отечественной войне, распространяемых врагами России». Или вот это: «Еще один аспект, связанный с советскими репрессиями времен войны, рассматривает историк Александр Дюков. Документы Центрального архива ФСБ, впервые введенные им в научный оборот, свидетельствуют, что советская власть проводила по отношению к сотрудничавшим с нацистами коллаборационистам крайне умеренную и милосердную политику».
Дюков и его фонд, об источниках финансирования которого можно только догадываться, как раз и являются представителями тех «любителей-патриотов», которым, согласно Данилину, пришлось «пробивать издателей» (например, издательства «Европа», «Регнум», «Эксмо») и спасать от поругания нашу историю вопреки беспомощности или прямому предательству историков-профессионалов. Им предстоит сыграть важную роль в проведении исторической политики, и к этому вопросу мы еще вернемся.
Высказывания Дюкова о комиссии [34] умнее и сдержаннее, чем речи Данилина, но и он выражает сожаление, «что без представительства „либералов“ в Комиссии обойтись было нельзя». Впрочем, Дюков надеется, что это «не повлияет принципиально на эффективность работы». В приведенных цитатах из обоих активистов исторической политики хорошо виден ее важнейший элемент: разрушение пространства для диалога в обществе по проблемам истории. Такой диалог является способом эффективного существования истории в общественном пространстве, но он последовательно заменяется спором «патриотов и предателей», в котором «предатели» в идеале должны быть лишены права голоса.
В цитируемом интервью Дюков выражает надежду на то, что сотрудники центра «Историческая память» войдут в состав рабочих групп, создаваемых комиссией. Конечно, циркуляр Тишкова показывает, что руководство РАН тоже готово включиться в работу. Но такие фонды, как «Историческая память» Дюкова, демонстрируют желание и готовность перехватить ведущую роль в обслуживании исторической политики, а с ней и те потоки финансирования, которые будут обеспечивать выполнение заказа