Если бы пираты верили друг другу и держали данное слово, то решение задачи было бы принципиально другим. В ответ на предложение капитана дать по 1 монете двум членам команды помощник сможет пообещать дать им по 2 монеты, капитан будет вынужден обещать по три и так далее. Торг дойдет до состояния (34; 0; 33; 0; 33) против (0; 34; 33; 0; 33), и капитану станет выгодно «подкупить» самого помощника — предложить, скажем, (32; 35; 33; 0; 0). Поскольку помощник уже пообещал 66 монет, он согласится на такое распределение. Понимая это, третий, четвертый и пятый пираты будут знать, что у них есть шанс один к трем получить 33 монеты, поэтому их ожидаемый доход — 11 монет. Соответственно, капитан может предложить каждому из них 11 монет, ожидая, что они разумны и примут его план (ну или хотя бы двое примут). Таким образом, капитан вынужден отдать от 33 до 68 монет в зависимости от готовности пиратов к риску и способности договориться между собой, да и распределение монет между пиратами станет существенно более ровным — значительно более похожим на распределение национального богатства в развитых странах.
Насколько детская задачка может быть источником морали, сказать сложно. Но если ей верить, капитан сохраняет контроль над 98 % добычи только в обстановке тотального недоверия в команде и неспособности ее членов договариваться и соблюдать договоренности. Капитану нужно, чтобы пираты считали друг друга злобными и нечестными: это позволяет надежно удерживать все богатство, бросая команде пару монет. Вот почему одной из существенных причин вопиющего неравенства в ресурсозависимых обществах является высокий уровень недоверия и неспособность формировать устойчивые договоренности. Сохранению низкого уровня доверия способствуют как объективные причины (прежде всего отсутствие механизмов защиты прав, таких как эффективные законы и независимый суд), так и субъективные — насаждение всеобщего недоверия и «пиратского» (основанного на силе и подлости) стиля поведения со стороны власти, озабоченной сохранением статус-кво. Власть отлично понимает, что только разделенное ненавистью и страхом общество, в котором действуют законы пиратского корабля, будет с радостью отдавать 98 монет из 100. Если принять этот тезис, многое становится понятно и в современной России: и нарочитая «бесконтрольность» силовиков в совокупности с гиперадминистрированием, как бы говорящим «никому нельзя верить»; и произвол госкомпаний, открыто и цинично нарушающих бизнес-договоренности; и насаждаемая всеми, от СМИ до президента, «тюремно-блатная» культура; и путаница законов; и репрессивная постановка задачи налоговым органам (типа плана по сбору штрафов); и «внезапные» катастрофы банков, которые шли к банкротству много лет у всех на глазах; и пошлая роскошь олигархов и чиновников, выставляемая напоказ; и тщательно культивируемые ростки конфликта между условно «русскими» и условно «кавказцами»; и стравливание народов России и Украины; и многие другие факты.
И, конечно, смена власти без смены системы и психологии общества приводит только к усилению неравенства. Кто еще сомневается в этом, посмотрите, к чему привели октябрьский переворот 1917 года, а затем революция 1991 года и распад СССР.
Часть 3. Власть и мы
В своих размышлениях (и в рамках этого сборника тоже) мне часто приходится возвращаться к теме человеческого мифотворчества вообще и сотворения химер в частности — ничего не поделаешь, способность и потребность к со-творению (совместному творению) мифа и совместной вере в него явилась определяющим элементом приспособления в борьбе Homo sapiens за существование, и по сей день человек способен к коллективной активности только на основе мифа и в рамках сотворенных химер, другого способа нет. Под химерой здесь подразумевается, конечно, не гибридное фантастическое существо со стены средневекового собора; имеется в виду не существующий в объективном мире субъект, наделяемый людьми по общему согласию антропоморфными свойствами, включая волю, и предполагающий к себе антропоморфное отношение (в том числе — любовь или ненависть, подчинение или бунт, внимание или пренебрежение, ритуал выражения отношения и прочее). Химера коммуницирует с обществом через людей-посредников, избранных или присвоивших себе такое право — важно, чтобы общество признало такое присвоение по тем или иным причинам. Человечество создало множество подобных химер: боги, предки, юридические лица, футбольные клубы только самые известные и распространенные из них.
Одно из главных достижений человека в контексте общественной деятельности — изобретение химеры государства: сущности, которая возникает «над» системой коллективного принятия решений, в которой естественные права всех членов общества делегируются ограниченному кругу избранных (но не всегда — избираемых), а избранные реализуют эти права, руководствуясь своей волей или предписанными (как правило — своими предшественниками) правилами и делегируя эту реализацию тому или иному широкому кругу «агентов». Объединение людей вокруг замкнутой системы экспроприации и делегирования естественных прав называется государством. Для определения границы системы потребовалось ее поименовать и обозначить принадлежность к ней — гражданство; но, как известно, в человеческом сознании все, что имеет имя, существует как субъект. И государства (племена, кланы и прочие формы) немедленно приобрели все свойства стандартной химеры: наряду с именем, «лицом» в виде знамени и герба, девизом в виде гимна они приобрели историю, характер, свойства поведения, персональную ответственность на межгосударственном уровне, их стали любить и ненавидеть. При этом, как любой антропоморфный субъект, государства стали стремиться к доминированию в иерархии себе подобных и над физическими людьми. Гражданин, зависимый от государства, стал «обязан» любить свое государство и ненавидеть другие, стал «должен» помимо оговоренных естественных прав отдавать государству часть своего дохода и имущества, рисковать здоровьем и жизнью для того, чтобы защитить именно это государство от унижения или захвата другим государством, исчезновения или трансформации. Иногда такое отношение гражданина к государству рационально (но далеко не всегда справедливо) объясняется его же благом; чаще же этого не делается, а объяснения заменяются мистическими по своей сути ссылками на этернальный закон и обязанности «любить родину», «слушаться властей» и прочее.
В процессе развития человеческого общества химера государства в широком смысле была краеугольным камнем как в обеспечении общественного прогресса (и прежде всего — через снижение индивидуальных рисков), так и в организации плодотворной конкуренции между группами людей, приводившей к положительному естественному отбору. Однако мир менялся, и сегодня человечество изобрело значительно более гуманные способы развития. Конкуренция на государственном уровне как наиболее прогрессивная форма отбора сменилась в последние века конкуренцией на уровне корпоративном — на фоне межгосударственного сотрудничества и свободного движения населения между государствами, включая смену резидентства и гражданства. Государства как основа общества уступают свое место частично корпорациям, частично межгосударственным структурам. Уступают — но не сдаются: патриотизм, смешение понятий «власть» и «страна», персонализация государства с формулированием его «интересов», отличных от интересов его граждан, требование к другим и к себе «отстаивать интересы государства» и «ставить интересы государства выше своих собственных» очень живучи. Помимо того, что такая постановка вопроса впрямую выгодна «жрецам» химеры государства — чиновникам и власти, она, как и любой традиционный шаблон мышления, искренне разделяется значительной частью населения планеты Земля. И в этом смысле мы даже не можем сказать, «хорошо» это или «плохо», — в конце концов, понятия «хорошо» и «плохо» определяются по отношению к личным приоритетам, и если у вас они состоят не в улучшении качества жизни и ее продолжительности (как у меня), а, например, в удовольствии от величия своей страны (что бы вы под ним ни понимали), то мы с вами не договоримся о том, что «плохо», а что «хорошо».
Но это не отменяет моего права отстаивать свои приоритеты. О соотношении понятий «государство», «власть», «люди» и о влиянии государства на мои интересы — качества жизни (материального достатка, здоровья, духовной свободы) и ее продолжительности — и написаны статьи, собранные в этой главе.
Первая из них была опубликована в Facebook 7 октября 2017 года — к дню рождения президента.
Не мы для власти, а власть для нас
Многие в Facebook призывают именно сегодня «всех людей доброй воли» высказаться по поводу власти и выразить свое ею негодование.
Ну что ж, по-моему, не мы для власти, а власть для нас, поэтому чем больше власть критикуешь, тем всем будет полезнее. Не мы для власти, а власть для нас, поэтому во власть надо выбирать наиболее эффективных и полезных обществу, остальных — гнать заниматься чем угодно еще. А коль скоро те, кто сел во власть, должны быть самыми эффективными и полезными по определению, то и хвалить их не за что, даже если делают все правильно: так и было задумано, что удивительного?
Не мы для власти, а власть для нас. Поэтому власть должна быть дана лучшим. А чтобы найти лучшее, нужна конкуренция. Да, монополия на власть плоха ровно так же, как и любая другая монополия: она создает плохой продукт — и очень дорого. Поэтому я категорически против несменяемости власти и отсутствия конкуренции. Да, я за политическую конкуренцию и сменяемость власти. Даже принудительную, даже если кажется, что лучше сохранить все как было. Тем более, когда так не кажется.
Не мы для власти, а власть для нас. Но про власть я, кажется, уже все сказал — о ней много и не скажешь, власть — штука достаточно примитивная. Самое важное и сложное в этом высказывании — это «нас». Мы. Кто мы такие, те, для кого власть? Чего мы хотим и как выражаем эти желания?