Но всех этих квазичиновников надо кормить, иначе они будут нелояльны к власти. И появляются майские указы: регионам, которые лишены 99 % налогов с природных ресурсов, указано бросить все средства на обеспечение роста доходов населения, занятого в государственном секторе. В течение нескольких лет зарплата растет темпами в несколько раз превышающими темпы роста ВВП. Это покупает лояльность населения, но разрушает бюджеты регионов; ни о каких стимулах для диверсификации производства не может быть и речи. Более того, перед лицом полной невозможности пристроить всех граждан к легальному получению зарплат за счет бюджета, государство вынуждено буквально на пустом месте создавать никому не нужные и даже опасные для экономики типы активности.
И вот уже, чтобы занять миллионы ничего не умеющих и не готовых вести бизнес в стране, где это едва ли не считается позорным, граждан, начинается активная милитаризация: взлетают расходы на ВПК, растет обслуживающая его периферия. Расходы на ВПК отнимают ресурсы, фактически переводя их в обеспечение 2 млн сотрудников, 3 млн членов их семей и еще 5 млн связанных с ними работников: за вычетом расходов на тысячи тонн железа, электроники и взрывчатых веществ, которые (в добавление к созданным в предыдущие годы) обречены либо бесцельно ржаветь, гореть или взрываться на складах, либо приносить смерть и разрушение экономики в местах применения. Для той же цели создаются мегапроекты с итоговым нулевым выхлопом. Жилые дома в Сочи теперь стоят пустыми, как и олимпийские объекты. Но миллиарды долларов пошли на выплаты рабочим и инженерам (и большая часть — в карманы чиновников).
Да, во всех этих проектах есть еще и существенная составляющая личной заинтересованности ограниченного круга лиц, коррупционная нагрузка. Но свои доходы эти люди так же не вкладывают в новые производства: насытившись домами под Москвой и «майбахами», они выводят остальной капитал туда, где лучше законодательство, выше конкуренция и ниже ставка кредита. Отток капитала из России идет каждый год и редко составляет меньше 10 % внешнеторгового баланса.
А мир за эти годы уходит вперед, и потребности двигаются вместе с ним.
Общее изменение структуры потребления и средств производства приводит к удорожанию всего, даже рабочего места чиновника. Теперь вместо ручки и блокнота у чиновника компьютер, айпад и смартфон; он активно эксплуатирует оптоволокно и передает терабайты отчетов вместо того, чтобы печатать годовой отчет на старой машинке. Граждане уже не готовы жить, как 25 лет назад, — пищевые предпочтения, способ ведения домашнего хозяйства, потребление медиа и зрелищ — все изменилось. Возникла привычка к значительно большему потреблению, которая требует больше импорта; собственного производства нет.
И «нет» — это еще мало сказано. За 25 лет произошла естественная амортизация производств. Всего за 10 лет с 2006 года объем станочного парка в России сократился с 1,5 млн до менее чем 700 000 штук. Более 70 % оставшихся — металлорежущие станки, на них современной продукции не произведешь. Россия закупает за рубежом 92 % станкоинструментальной продукции и 95 % продукции станкостроения.
Так сформировался замкнутый круг ресурсного проклятия: советское наследие не располагало к диверсификации; конкуренция с нефтью убила остальной бизнес; государству было выгодно дискриминировать независимый капитал, и это привело к дискриминации всех остальных индустрий и внутреннего рынка в пользу нефти и экспортно-импортных операций; население за счет нефтяных сверхдоходов, с одной стороны, нарастило потребление, с другой — развило иждивенческую модель в экономических отношениях с государством, которое ради компенсации населению поборов неэффективных монополий убило региональные бюджеты и лишило их возможности местной диверсификации.
Сегодняшнее падение цен на нефть вносит колоссальные коррективы в экономическую ситуацию, но Россия успела забраться в тупик, в котором нет возможности развернуться: в результате падения цен страна просто спускается на существенно более низкий уровень развития, не меняя ничего в структуре экономики, — в этом закон и самая страшная суть ресурсного проклятия. Нужны масштабные изменения, на которые в стране сегодня нет заказчиков, — все основные группы влияния не видят способа переключиться на другие источники своей власти или обогащения. То же было и с СССР, который за 10 лет с момента изменения рынка сумел прийти только к деградации, распаду и разрушению идеологемы. В этом смысле Россия более похожа на СССР, чем кажется: территории, многонациональность, неоднородность экономики те же самые. В последнее время даже прибавляется характерная для СССР риторика «осажденной крепости» и идеологизация общества. Возможно, это дополнительные признаки того, что Россия обречена повторить 1990-е годы, может быть, уже в 2020-х.
Экономика России в XXI веке
А вот, собственно, и большая статья, написанная мной для того же Фонда Карнеги в апреле 2016 года — еще до того, как цена на нефть стала опять расти. Именно из нее взяты краткие выводы, ставшие первой главой этой части.
Экономика России за последние 15–16 лет пережила классический ресурсный цикл и «голландскую болезнь» — явления банальные и хорошо изученные. Повышение цен на нефть в начале века создало эффект быстрого роста бюджетных доходов и позволило власти отказаться от стимулирования процесса расширения налоговой базы. Более того, благодаря возможности контролировать нефтяные потоки власть консолидировала непрямой контроль за углеводородной индустрией, банковским бизнесом и через них — за всей экономической и политической жизнью страны. Это оказало негативное влияние на развитие любого ненефтяного бизнеса и на эффективность экономических и бюджетных решений.
Фактически к 2008 году бюджет России на 65–70 % состоял (прямо или косвенно) из доходов от экспорта углеводородов, а корреляция темпов роста ВВП, доходов федерального бюджета и размеров резервов с изменениями цены на нефть достигла 90–95 %. На этом фоне рубль за счет массивного притока нефтедолларов оказался значительно переоценен — в 2006–2007 годах его рыночный курс превышал расчетный инфляционный на 35 %. Таким образом, на экономическое развитие России оказывали влияние три негативных фактора:
1. Власть в своем стремлении к контролю за финансовыми потоками сознательно ухудшала инвестиционный климат, отказываясь от защиты прав инвесторов и предпринимателей и даже дискриминируя их. Это привело к сокращению потока инвестиций, удорожанию денег, снижению предпринимательской активности и постоянно растущим потерям финансового и человеческого капитала — из России было выведено более 1 трлн долларов, лучшие бизнесмены и профессионалы уезжали из страны.
2. Стерилизация дополнительных прибылей в резервы увеличивала стоимость денег, как следствие — привлекательность инвестирования снижалась, а развитие капиталоемких или медленно развивающихся областей становилось невозможным.
3. Переоцененный рубль и популистские меры правительства, направленные на необоснованный рост зарплат, вместе с высокими налогами резко завышали себестоимость продукции, делая внутреннее производство нерентабельным.
На фоне общего роста доходов за счет экспорта углеводородов и даже опережающего роста потребления Россия деградировала практически во всех областях экономики, так и не создав конкурентной производительной сферы. В российском ВВП до 20 % заняла добыча углеводородов, до 30 % (в 2 раза больше, чем в среднем по развитым странам) — резко гипертрофированная из-за огромных потоков импорта (за счет нефтедолларов) торговля, около 15 % — внутренний рынок энергии и инфраструктура, еще 15 % пришлось на государственные проекты, 9 % составила доля банковской сферы. И, наконец, не более 10 % ВВП относится к сфере независимых услуг и нересурсному производству.
На это наложилась неразумная социальная политика: рост доходов населения опережал рост ВВП даже с учетом нефтяной составляющей; бюджет стал работодателем почти для 30 % трудоспособного населения напрямую и еще почти для 8 % — косвенно, приняв на себя непомерную нагрузку; пенсионная реформа провалилась из-за нерешительности власти. Вдобавок бюджет был перегружен амбициозными неэффективными проектами и гипертрофированными затратами на оборону и безопасность, а расходы бюджета сильно увеличивались не только потому, что деньги тратились неэффективно, но и из-за высокого уровня коррупции.
В конечном итоге после падения цен на нефть Россия осталась с недиверсифицированной квазимонополизированной экономикой, в которой отсутствуют как факторы, так и ресурсы для роста.
При этом на фоне сегодняшнего снижения цен на нефть Россия не терпит экономический крах. За годы высокой стоимости нефти страна накопила достаточные запасы: золотовалютные резервы в 3 раза превышают ожидаемый объем импорта 2016 года; предприятия создали достаточное количество основных фондов; население накопило более 250 млрд долларов в банках и, возможно, не меньше — наличными, а также сформировало запас товаров долгосрочного пользования; средняя жилая площадь на человека увеличилась более чем в 2 раза. Падение доходов домохозяйств, безусловно, беспрецедентно, но и оно при нефти в 35 долларов за баррель возвращает нас к уровню 2004–2005 годов — временам небогатым, но вполне стабильным. В целом подушевой ВВП в России в 2016 году составит, по самым пессимистическим прогнозам, около 7500 долларов[84] — в списке стран это конец седьмого десятка, рядом с Туркменией, чуть ниже Китая (а ВВП по ППС, видимо, около 13 000–14 000 долларов — в списке где-то в девятом десятке, вместе с Алжиром, Доминиканской Республикой, Таиландом, Колумбией, Сербией, ЮАР). Эти показатели скромны, но еще далеки от катастрофических (зона цветных революций начинается на отметке около 6000 долларов подушевого номинального ВВП и 9000–10 000 долларов по ППС). Если ситуация не изменится (нефть не выше 35 долларов за баррель, никаких реформ не происходит), Россия может еще как минимум года 3 не опасаться масштабного кризиса в экономике — при условии, что выдержит банковская система