Безусловно, путем логических рассуждений каждому представителю каждой вышеперечисленной группы можно доказать, что реформы нужны, что в результате реформ каждому из них (в том числе тем, кто близок к власти) может «стать лучше». Но абстрактная их нужность сопряжена с реальными рисками: не только на годы потерять даже то, что есть сейчас, но и, в случае если реформы не будут успешными или если они пойдут не так, как анонсируются, потерять вообще все и навсегда. Поэтому те самые 80 % населения не готовы поддерживать планы реформ, более того — они активно саботируют даже те реформы, которые пытаются насаждать «сверху». Во многом поэтому немногие реформы, проводимые «сверху», выглядят в результате половинчатыми и формальными.
Эта система живет, пока есть достаточные доходы от продаж углеводородов, а «амортизация» технологического наследия времен Советов и высокой стоимости нефти не зашла слишком далеко. По мере снижения доходов, накопления нереализуемой потребности в замещении выбывающей инфраструктуры и отставания в развитии от стран первой и второй группы по уровню экономики, различные крупные страты, сегодня дорожащие относительным комфортом, будут выходить в зону, в которой изменения для них будут предпочтительными по сравнению с сохранением статус-кво. Первыми там окажутся бюджетники — им просто станет сильнее не хватать денег, а социальное обслуживание будет значительно хуже, чем сейчас. Параллельно изменят свое отношение региональные элиты и иерархии, которым тоже станет не хватать поступлений из центра. Достаточно быстро перемен захотят элиты центральные (возможно, кроме ближнего круга) — их быстро снижающиеся доходы не будут компенсировать общее ухудшение качества жизни в России и рост рисков. Страта пенсионеров к тому времени уйдет с политической сцены просто в силу естественных причин, социального обеспечения будут ждать те, кому в 1990-м было 20–25 лет, то есть те, кто как раз хорошо вписался в реформы и вправе задать вопрос «Почему их плоды потеряны?».
Так или иначе, но постепенно перемен будет хотеть много больше половины граждан России, но и тут возникнет существенная дилемма: значительная часть населения будет хотеть «левых» перемен, то есть перераспределения в их сторону остатков пирога; меньшая часть будет ждать «правых» перемен, то есть расширения возможности создавать пирог и его распределять. По опыту поставтократий социалистического типа, первых будет больше, так что за программы реформ, написанные до сегодняшнего дня, все еще будет меньшинство, и стране, видимо, придется пережить не только период банкротства «стабильности», но и период банкротства «левой демократии».
Ну и наконец: вторая причина проблем с экономическими программами значительно более прозаична. Она состоит в полной оторванности этих программ от реального экономического и политического контекста современной России. Все они отвечают на вопрос «Что хорошо?», но ни одна не дает ответа на ключевые вопросы: «Насколько это возможно?», «Как мотивировать общество на выполнение этой программы?», «Какие ресурсы для этого нужны, каким образом этого добиться с учетом реалий и ожидаемой реакции общества?», «Какие риски это в себе несет?», «Сколько времени это займет и что будет до того?», «Каков план Б на случай, если это не будет получаться?». Как руководитель бизнеса (а я руководил несколькими), я никогда даже не задумался бы о реализации плана, в котором нет ответов на перечисленные вопросы.
Так что, резюмируя, в России нет ни готовых к реализации программ, ни общества, готового какую бы то ни было программу реализовывать. Пройдет время, и в стране появится запрос на реформы — скорее всего, тогда же появятся и подходящие программы. Когда это будет — никто не знает. Очень ориентировочно можно сказать, что это произойдет не ранее 2030-х годов.
От общих вопросов организации государства можно перейти к более конкретным — тем паче, что в них, в силу фрактальности нашей общественной организации, достаточно точно отражаются проблемы глобальные. Следующие пять статей, завершающие эту главу, посвящены вопросам структурирования отношений государства и общества в части социальной и страховой защиты — пенсионного обеспечения, выплат пособий, страхования вкладов и вообще регулирования банковской системы, сбора налогов. Все статьи объединены одной мыслью — государство слишком велико и неуклюже, чтобы добавленная стоимость от его вмешательства в экономические процессы превышала вред, являющийся следствием побочных эффектов такого вмешательства.
Пенсионные системы
Эта статья была опубликована на «Снобе» 14 мая 2018 года.
Разные страны находятся на разных этапах развития пенсионных систем. Если Ираку, Филиппинам или Танзании еще только предстоит их создавать, Китаю или Индии — расширять их охват, то странам Организации экономического сотрудничества и развития, в которых пенсии получают практически 100 % пожилых людей, а размер средней колеблется от 40 до 70 % средней зарплаты (не обходится и без курьезов — во Франции в течение 2 лет средняя пенсия превышала среднюю зарплату), приходится решать вопрос о постепенном переходе на большую долю индивидуальных и добровольных схем — резкий рост продолжительности жизни и сокращение потребности в оплачиваемом труде делают формирование пенсионных накоплений путем отчислений из выплат работникам все более затруднительным.
Вопросы, стоящие перед создателями пенсионных систем, крайне разнообразны, и первый из них, конечно, состоит в миссии пенсионного обеспечения. Современные развитые страны видят в пенсионной системе не только схему обеспечения достойного уровня жизни в старости 100 % пожилых людей через государственное финансирование их расходов, но и систему мотивирования еще молодых людей к активному труду и повышению нормы сбережений. Налоговые льготы по пенсионным планам, солидарные выплаты в пенсионные фонды от работодателя и работника, минимальные уровни стажа и повышения уровней социальных пенсий за выслугу лет, выплаты высоких пенсий работникам отдельных сфер для привлечения и удержания достаточно квалифицированных кадров — все эти ухищрения служат обеспечению рынка добросовестными работниками, готовыми продолжать работать долго и результативно, а экономики — существенными объемами инвестиций, формируемыми за счет пенсионных сбережений.
Но времена меняются — и по мере роста эффективности финансовых систем и снижения роли капитала в развитии экономики роль пенсионных инвестиций будет становиться все менее важной, в то время как роль потребления (которое естественно снижается из-за пенсионных отчислений) как драйвера роста экономики будет расти. Пенсионные системы будут как-то эволюционировать, видимо, в сторону снижения налоговой нагрузки на потребление, возможно, за счет расширения спектра «разрешенных расходов» из пенсионных активов, перехода к частичному формированию пенсий из доходов от «национального богатства».
В основе традиционного видения начала ХХ века (времени сильных государств, низких налогов и низкого уровня оплаты труда) лежал принцип «работающие платят за пенсионеров, государство перераспределяет средства». Этот принцип жив и даже доминирует еще и сегодня, хотя общество стало значительно более финансово грамотным, а значит, способным самостоятельно копить «на старость», инвестиционные механизмы стали обеспечивать массе инвесторов более высокие доходы, а принцип «я плачу за других сегодня — другие заплатят за меня завтра» вызывает не только все больше недовольства, но и банальные сомнения в его выполнимости. Наиболее продвинутые страны, например США и Великобритания, уже давно внедрили и индивидуальные пенсионные системы, и добровольные схемы формирования пенсионных планов — в США всего чуть более 10 % активов пенсионной системы управляется государством и относится к солидарным схемам, а общий объем активов пенсионной системы на 20 % превышает ВВП страны.
Если брать отдельно «социальный» компонент пенсионной системы, то есть задачу обеспечения жизни старшего поколения, то и здесь есть несколько источников средств, между которыми надо аккуратно выбирать: в конечном итоге за сегодняшнего пенсионера могут платить сегодняшние работающие (через отчисления в солидарные схемы), сам пенсионер (произведший отчисления в прошлом), другие налогоплательщики (например, плательщики акцизов, налога на добычу полезных ископаемых или даже все потребители импорта через специальный пенсионный налог на импорт) и/или провайдеры услуг (через льготирование без компенсации тарифов на проезд, коммунальных услуг, медицинского обслуживания и так далее). Все зависит от того, чего именно мы хотим добиться и что мотивировать. Общепринятая сегодня схема финансирования пенсий через отчисления и небольшой объем льгот не представляется самой эффективной: отчисления работающих (и работодателей, что одно и то же) плохо влияют на потребление без возможности эту депрессию направлять в зоны, которые выгодны государству. Введение же специальных пенсионных налогов на сферы, которые государство хочет «придержать» в пользу других сфер (например, на добычу нефти в период ее высокой цены или на импорт, если мы хотим дать преимущества отечественной промышленности), даст в руки государства гибкие инструменты экономической политики.
Так или иначе, пенсионная сфера во всем мире будет меняться еще долго, и изменения будут значительными. В стороне не останется и Россия, тем более что по качеству жизни пенсионеров страна занимает позиции в хвосте группы развитых стран и в последние 10 лет эти позиции еще и ухудшает: по версии[90] Natixis Asset Management, Россия занимает 40-е место из 43 стран «развитого и развивающегося мира».
Нельзя сказать, что в России никто не занимался развитием пенсионной системы. За последние 28 лет проведено по меньшей мере пять существенных ее реформ, но все пять следует признать провальными.