ям, принял на себя Верховное командование армией: «Наш первый друг (месье Филипп) подарил мне икону с колокольчиком. Так как ты очень снисходителен, доверчив и мягок, то мне надлежит исполнять роль твоего колокола, чтобы люди с дурными намерениями не могли ко мне приблизиться, а я бы предостерегала тебя». И далее: «…стань новым Петром Великим, покажи, что ты властелин, и твоя воля будет исполнена… Важно, чтобы министры боялись тебя».
Но на трон уже легла тень смерти. Сын царицы страдал гемофилией, болезнью страшной и неизлечимой. Однако Александра Федоровна была не из тех женщин, которые сдаются без борьбы. Убежденная, что вера способна сдвинуть горы, она была одержима идеей найти святого человека, который молился бы за нее и сына. И тут из самой гущи народа, нижайший из самых низких, появился Григорий Распутин.
Жизнь этого удивительного человека хорошо известна, и я ограничусь лишь изложением основных фактов. В годы молодости Распутин, неграмотный крестьянин, отличался распутством, пьянством и буйством. Как и отец, который промышлял конокрадством, он никогда не жил в достатке и не гнушался воровством. Подобно многим сибирским крестьянам, Григорий время от времени занимался извозом, совершая поездки в самые глухие уголки Тобольской губернии. Рассказывают, что однажды ему довелось везти в один из дальних монастырей священника, и по дороге они разговорились. Священнику, видимо, удалось затронуть какую-то потаенную струну в сердце деревенского буяна.
Совершенно неожиданно Распутина охватило раскаяние. И с этого дня всю силу своей необузданной души он обратил к молитве, посту и хождению в церковь. Оставив дом и семью, он обошел пешком огромные просторы России, переходя от монастыря к монастырю. Он стал странствующим проповедником того типа, который столь характерен для России. Вскоре вокруг него образовался кружок верных последовательниц, которых он называл своими «утешительницами». Его идеи о грехе и покаянии представляли собой путаную мешанину из религиозного экстаза и эротики.
Вскоре слухи о Распутине – удивительные рассказы о его разнузданности и оргиях, благочестии и богоданном наитии – распространились по всей России и быстро дошли до Санкт-Петербурга. Уже в тревожном 1905 году Распутин оказался в столице. Звезда его восходила стремительно. Он стал желанным гостем в домах церковных сановников и любимцем тех слоев общества, где процветали вошедший в ту пору в моду мистицизм и увлечение спиритическими сеансами. Основой его влияния и успеха по-прежнему были женщины.
Григорию ничего не стоило после самой разнузданной оргии перейти к состоянию наивысшего религиозного экстаза. Наделенный живым умом, необычайной интуицией и необъяснимым магнетизмом, он хорошо понимал, какую ему следует выбрать для себя роль.
Постепенно он стал вхож к митрополиту Феофану, инспектору санкт-петербургской духовной академии и духовнику царицы, известному своей святостью и аскетизмом. Феофана не оставили равнодушным распутинский «дар проповедника», страстная истовость веры и врожденная мудрость его туманных толкований Евангелия. Благословение высокочтимого митрополита окончательно закрепило за Распутиным репутацию святого человека и провидца.
Прошло совсем немного времени, и митрополит Феофан осознал, что Распутин вовсе не был ни божьим избранником, ни «святым чертом», как называли его ревностные столичные поклонницы, что он просто дьявол. Но к тому времени уже и доброму митрополиту было не под силу обуздать власть Распутина. Не Распутин, а он, митрополит Феофан, вынужден был покинуть столицу и уехать в Крым.
В значительной мере успеху Распутина способствовало также покровительство двух дочерей черногорского князя, как их называли, «черногорок». Одна из них, Милица, была замужем за Великим князем Петром Николаевичем, вторая, Анастасия, – за его братом, Великим князем Николаем Николаевичем. Анастасия была ярой приверженкой спиритизма и мистицизма. Постоянно ощущая остракизм со стороны высшего света, сестры находили утешение в дружбе с царицей Александрой. Через Великого князя Николая Николаевича они и представили императорской чете Распутина.
Постепенно Распутину удалось удалить из близкого окружения царицы черногорских принцесс, восстановив этим против себя Великого князя Николая Николаевича. В 1914 году, находясь на посту Верховного главнокомандующего, Великий князь получил телеграмму с просьбой разрешить Распутину посетить его. Ответ был краток: «Милости просим. Повешу немедля».
Во дворце Распутина считали святым человеком и целителем, обладавшим сверхъестественной силой. Такие заслуживающие доверия свидетели, как преданный царю камердинер Чемодуров и семейный врач Д. Деревенько, рассказывали мне, что в ряде случаев Распутину и впрямь удавалось остановить кровотечение у больного мальчика. Однако они же отмечали, что Распутин каждый раз появлялся у постели ребенка к концу кризиса, когда кровотечение, судя по всему, должно было остановиться само собой.
Но самые удивительные факты я узнал от преданной царю старой фрейлины Елизаветы Алексеевны Нарышкиной («3изи»). Она с самого его рождения знала и любила царя, которого звала «Ники». Большую часть вины за его неуверенность и изменчивость характера она возлагала на людей, окружавших его в годы формирования, и на тяжелую руку его сурового отца. По ее словам, Александр III подавил волю своего чувствительного старшего сына, превратив его в неискреннего, скрытного и даже коварного человека. Но больше всего винила она царицу, однако вовсе не за то, за что ее более всего обвиняли в годы войны, не за ее немецкое происхождение. Мадемуазель Нарышкина подходила к трагедии царской семьи совсем с другой точки зрения, рассматривая ее в плане интимной, семейной жизни. Она категорически отвергала идею, которая, по мнению многих, даже тех, кто близко стоял к трону, не требовала доказательств, – идею о том, что интересы Николая II были для нее превыше всего. Нарышкина уверяла, что «Ники» и его дочери составляли единую группу, от которой Александра Федоровна и ее сын держались в стороне.
«Все произошло из-за него», – сказала она мне с каким-то непонятным раздражением, имея в виду царевича. И намекнула, что по мнению вдовствующей императрицы, которая близко знала интимную жизнь императорской четы, именно ее невестка была источником всех несчастий. Я понял, что душевные недуги царицы и трагедия не только царя, но и всей империи каким-то образом связаны с рождением наследника. Подлинная история личной жизни царицы не стала и вряд ли когда-либо станет достоянием гласности. Однако до тех пор, пока мы не согласимся с тем, что какие-то сугубо личные, интимные обстоятельства настолько потрясли Александру Федоровну, что полностью изменили ее, мы не сможем объяснить ужасную драму, происходившую в те годы в Царском Селе. Ее подруга и наперсница Анна Вырубова была в курсе всего, но она предпочла не касаться этого в своих полных вымысла мемуарах. После убийства царской семьи главный камердинер царя Чемодуров позволил себе произнести несколько зловещую сентенцию о «наказании за ужасный грех».
Распутин прекрасно вписывался в тот образ, какой составила себе царица о России. Он был для нее воплощением «священного единения» короны и крестьянства, а следовательно, рукой Провидения. Все слухи о моральной распущенности Распутина отвергались как клеветнические. Распутин совратил няньку царевича Вишнякову. Когда последствия этого уже невозможно было удержать в тайне, Вишнякова призналась царице в содеянном грехе. Однако положение Распутина было настолько прочным, что Александра Федоровна восприняла ее признание как попытку оболгать святого человека. По семейной традиции, Софье Ивановне Тютчевой, фрейлине и члену узкого придворного круга, было доверено воспитание принцесс. Она решительно воспротивилась привычке Распутина входить в любой час дня и ночи без всякого предупреждения в апартаменты ее воспитанниц. Однако царица и тут оказалась глуха к возмущению мадемуазель Тютчевой, и фрейлина была вынуждена подать в отставку. В конце концов вмешался царь и Распутина попросили воздерживаться от неожиданных визитов к юным принцессам.
К началу войны, против которой Распутин ожесточенно боролся, в Царском Селе у него сложился определенный круг приспешников, которые часто собирались в так называемом «малом доме» Анны Вырубовой. Слепая вера царицы в Распутина побуждала ее искать его советов не только в сфере личной жизни, но и по вопросам государственной политики. Генерал М. В. Алексеев, который пользовался большим уважением у Николая II, попытался поговорить с царицей о Распутине, но добился лишь того, что приобрел в ее лице непримиримого врага. Он рассказывал мне позднее, как был обеспокоен, узнав, что секретная карта военных действий каким-то путем попала в руки царицы. Но, как и многие другие, он был бессилен что-либо предпринять.
Александра Федоровна была неколебима в своем убеждении, что всем министрам надлежит подчиняться Распутину. Читаем в одном из ее писем: «…не нравится мне выбор военного министра (генерала Поливанова)… Он враг нашему Другу, а это плохая примета…» К советам Распутина прислушивались даже при решении стратегических задач: «Я с волнением буду следить за твоей поездкой (вдоль фронтовой линии)… Помни, что сказал он о Риге…» И снова: «Наш Друг, с которым мы (императрица и Анна Вырубова) виделись вчера… выразил опасение по поводу того, что если мы не введем в Румынию крупных воинских частей, то можем попасть в ловушку с тыла…» Чуть позднее она пишет: «Дорогой ангел, у меня к тебе множество вопросов о твоих планах относительно Румынии, наш Друг так хотел бы знать о них…»
Дом Распутина находился под постоянным внешним наблюдением и охраной тайной полиции, а сменяющие друг друга министры внутренних дел тратили бешеные деньги на внедрение в дом агентов для получения надежной информации о «божьем человеке». Чрезвычайная следственная комиссия, которую я создал от имени Временного правительства, раскрыла поистине чудовищную картину деятельности Распутина и его камарильи. Вокруг царицы и Вырубовой вились самые бессовестные льстецы и наиболее бесчестные министры, а то и просто заурядные шарлатаны. Из последних многие были связаны с германской секретной службой, которая окружила Распутина плотным кольцом своих агентов и «советников». Вне всякого сомнения, Распутин был центром, вокруг которого кипела деятельность не только прогерманских элементов, но и прямых германских агентов. Улики ошеломляют.