ил. 1), хотя с объяснением, которое Эванс, Джексон и Риден дают сезонным всплескам, я не согласна. Они считают это признаком того, что русское железо предназначалось для производства гвоздей, поскольку продольно-резательные машины на водном приводе работали только в зимние месяцы, когда поток воды в реке был достаточно большим[466]. Я бы оспорила это утверждение, указав на то, что производство в России вряд ли было настолько гибким, чтобы приспособиться к специфике английских резательных машин. Железо отправлялось из Санкт-Петербурга тогда, когда это позволяли географические условия, которые подчинялись годовому циклу. Совпадение этого цикла с сезонностью работ на более низком уровне производственной цепочки – скорее удачное совпадение, чем точное планирование.
Будучи амбициозной трансконтинентальной империей, Британия постоянно и во все возрастающем масштабе нуждалась в русском железе. Производство гвоздей было типичным протоиндустриальным бизнесом, который в основном развивался в Мидленде и северных районах Англии, таких как Йоркшир. Сельское хозяйство в этих местах не приносило особенной выгоды, поэтому в течение года возникали недели, а иногда и месяцы, когда работы было мало, и в таких случаях фермеры занимались железоделательным ремеслом, чтобы получить дополнительный доход. Для изготовления гвоздей требовались лишь небольшие горны и несколько дешевых инструментов, что делало это занятие очень доступным. Сама работа – ковка гвоздя из раскаленного стержня – была напряженной, но простой и занимала всего несколько секунд на один гвоздь. Гвоздильщики, как правило, брали железо в кредит и возвращали его через неделю в виде готовых гвоздей[467]. Затем эти гвозди продавались на внутреннем рынке Великобритании или экспортировались. Экспортная торговля имела большое значение, так как гвозди часто производились для удовлетворения потребностей конкретных рынков, в основном в Северной Америке или странах Карибского бассейна[468]. Таким образом русское железо попадало на другой берег Атлантического океана.
Великобритания была не единственным покупателем российского брускового железа в XVIII в., но, безусловно, крупнейшим и наиболее важным. Конкретные цифры (ил. 2) подтверждают этот тезис: доля Англии составляла три четверти рынка, Ирландии и Шотландии – еще 6 и 4,6% соответственно. Именно этим оправдано ограничение в данной статье только англо-русской торговлей железом во время Семилетней войны; при этом я пренебрегаю экспортом, который шел в другие страны.
Подавляющее большинство существующих исследований о связи между войнами и экономикой основано на материалах двух мировых войн XX в. Раннее Новое время в этой области обделено вниманием. Даже в тех работах, которые пытаются охватить тему от Античности до наших дней, события в период с 1500 по 1900 г. появляются редко. Например, труд «Военная экономика и экономические войны» перескакивает непосредственно от Средневековья к Первой мировой войне[469]. Правда, в сборнике «Война и экономика» пять статей из сорока посвящены раннему Новому времени, но это, скорее, делает его редким исключением[470]. В научных кругах существует распространенное мнение, что развязыванию войн часто способствовал меркантилизм, поскольку он был ориентирован на внутренние рынки, а не на стимулирование внешней торговли[471]. При этом логичным кажется вывод о том, что войны мешают развитию экономики, поскольку большое количество ресурсов направляется на военные нужды, а торговле мешают блокады, разрыв отношений со странами-противниками и другие подобные факторы. Поэтому на первый взгляд англо-русская торговля железом должна была пострадать во время Семилетней войны. Но при изучении Зундских регистров картина складывается совершенно противоположная.
Ил. 2. Направления экспорта российского железа из Санкт-Петербурга в XVIII веке (в %). Источник: STRO
Ил. 3 показывает, что за пять лет до войны железо из Санкт-Петербурга в Северное море через Зунд перевозили в среднем 7,6 судна. За семь военных лет это число возросло до 79,6 судна в год – более чем в десять раз. Тенденция роста сохранилась и после войны: за пятилетний период с 1764 по 1768 г. среднее количество судов выросло до 205,8 в год, что может показаться еще более удивительным, учитывая нагрузку, которую война обычно оказывает на экономику.
Как я уже упоминала ранее, развитие российской железной промышленности при Петре I было обусловлено в первую очередь потребностями военного дела. Участвовавшая в многочисленных конфликтах эпохи раннего Нового времени армия нуждалась в железе для изготовления оружия и инструментов. Это, разумеется, касалось и всех других стран, включая Великобританию. Поэтому нет ничего удивительного в том, что спрос на железо в Великобритании во время войны вырос. И все же динамика, которую можно увидеть на ил. 3, вызывает несколько вопросов: во-первых, как торговые отношения между Россией и Великобританией могли быть настолько хорошими – и даже улучшиться – во время войны, когда они были противоборствующими сторонами и должны были считаться врагами? Во‐вторых, почему третье число на гистограмме – годы с 1764‐го по 1768‐й – настолько больше предыдущего, ведь обычно сразу после войны денежные ресурсы истощены, а потребность в оснащении армии и флота снижается? И наконец, что отражают эти цифры: один конкретный промежуток времени или более широкие тенденции в отношениях между двумя странами?
Ил. 3. Среднее число судов, провозивших железо из Санкт-Петербурга через Зунд. Источник: STRO
Великобритания стала не просто крупнейшим российским покупателем брускового железа – в XVIII в. она была фактически импортером номер один в мире[472]. Поэтому неудивительно, что британских купцов интересовала быстроразвивающаяся российская железная промышленность. Несмотря на то что многие ученые времен холодной войны часто изображали допетровскую Россию как изолированное, негостеприимное место, полное угнетенных крестьян, едва сводящих концы с концами[473], торговые отношения между Британией и Россией на самом деле имели многовековую историю и всегда вызывали взаимный интерес. В XVIII в. дипломатические отношения между двумя странами мало чем отличались от тех, которые Великобритания имела с другими государствами, такими как Франция или Испания. Представление о России как об аутсайдере, «изначально отличном» от остальной Европы, кажется скорее мифом, чем реальностью. Справедливо же то, что в коммерческих вопросах Россия имела весомое преимущество, так как к середине XVIII в. британская экономика оказалась зависимой от российских товаров, таких как железо[474]. Поэтому Россия была разочарована сближением Великобритании с Пруссией в 1750‐х гг. Великобритания, в свою очередь, была недовольна франко-русским сближением[475]. Именно в это время, в середине 1750‐х гг., британские и российские дипломаты вели переговоры о заключении нового торгового договора между двумя странами после того, как срок действия предыдущего, от 1734 г., истек через 20 лет, в 1754 г.[476] В связи с этим обе страны надеялись отложить свои разногласия до начала военных действий в Европе, чтобы не повредить торговле. Однако в реальности им это не удалось. Приоритетом России была война с Пруссией, поэтому, когда Великобритания официально объединила силы с Фридрихом II, в Санкт-Петербурге стало ясно, что Лондон не будет союзником. Тем не менее когда в декабре 1756 г. императрица Елизавета официально встала на сторону Франции и Австрии, она не собиралась разрывать торговые связи с Великобританией. По мнению М. П. Романиелло, этому способствовало то, что Франция продолжала поддерживать Османскую империю[477]. Зачем России отказываться от своего старого торгового партнера ради нового союзника, если Людовик XV отказался сделать то же самое в ответ? Поэтому даже в «низшей точке англо-русских отношений»[478] в 1758 г. британские купцы сохранили свою долю рынка, составлявшую две трети экспортной торговли в Санкт-Петербурге.
Ил. 4. Экспорт железа из Санкт-Петербурга в Англию в скиппундах. Источник: STRO
Ил. 5. Экспорт железа из Санкт-Петербурга в Англию в скиппундах. Источник: STRO
На ил. 4 данные по экспорту сортового железа из Санкт-Петербурга в Англию за XVIII в. В отличие от ил. 3 с данными по среднему количеству судов, ежегодно проходивших через Зунд, на этом графике отображено количество железа, которое закупали английские купцы[479]. Интересно, что годы войны, которые часто сопровождаются резким падением торговли, в данном случае не сильно заметны. Так что англо-русская стратегия, заключавшаяся в попытке отделить политику и экономику друг от друга, явно сработала.
Ил. 5 дает более детальную статистику, позволяющую точнее оценить влияние войны на торговлю. На первый взгляд кажется, что война, наоборот, стимулировала бизнес, и это предположение подтверждается тем фактом, что железо было исключительно важным ресурсом в военное время. Однако тут встает вопрос: почему объем торговли был столь низким перед войной в начале 1750‐х гг.? Показатели в первой половине XVIII в. были в целом ниже, чем во второй, но в конце 1740‐х и начале 1750‐х гг. тем не менее наблюдался з