рала, под страхом смертной казни запрещено писать что-либо в другие места».
Осада шла, как обычно идут осады (обстрелы, апроши, вылазки). Австрийцы прогнозов не давали, а прусский канал передачи информации, как мы уже упоминали, был для россиян заблокирован. И вдруг случилось чудо! Очередная австрийская реляция от 2 июля начиналась совершенно буднично какими-то мутными и неинтересными для русского читателя сведениями об обнаруженном прусском конвое, его атаковании, о ночном переходе австрийской армии по не обозначенным на карте буеракам, но завершалась поистине прекрасно: «Внезапное приближение австрийской армии и причиненный обозу чувствительный вред в такое смятение неприятеля привели, что он, не выжидая уже более ничего, минувшей ночью с крайней скоропостижностью осаду Ольмюца снял». Вот так, после полугода поражений, отступлений, тревог и неопределенностей поступила первая по-настоящему хорошая новость из стана наших ближайших союзников. Оная была провозглашена в Санкт-Петербурге газетой 14 июля, а то с декабря прошлого года было как-то совсем тяжело ее читать. У австрийцев немного отпустило внутренний зажим, и они стали свободнее писать о разных мелких акциях, не удостоившихся внимания историков за неотложением в архивах каких-либо бумаг. Приведен, в частности, экстракт письма австрийского офицера из корпуса минеров: «13 июля был послан к прусскому городу Плессу деташамент. Нашей задачей было захватить соль, которую пруссаки хотели вывезти в крепость Козель. Мы подошли к городу на рассвете и загнали часть пруссаков в построенный в городе редут. Те, кто укрыться там не успел, бросились бежать через задние городские ворота. Мы нагнали их у леса и преследовали в непрестанных схватках две мили, а далее они уже совсем рассеяны были. В полдень возвратились мы в город, где затем прожили целую неделю, понемногу вывозя соль общей стоимостью 29 312 гульденов. Там же в добычу нам досталось 46 047 гульденов, которые город с округой королю прусскому заплатить должны были».
Сентябрь и октябрь прошли у нас под девизом «Скоро у австрияков сражению быть», так как австрийские и прусские войска кружили друг вокруг друга в предельной близости. И вот 15 октября специальный гонец, полковник граф Пеллегрини, выехал к российскому двору из ворот имения Китлиц с известием о виктории при Гохкирхе и 31 октября его доставил на берега Невы. На следующий день снова радость – к французскому послу маркизу Лопиталю пришла новость о победе принца Субиза при Луттерберге. Ради дуэта союзных побед в Петербурге был выпущен довольно пухлый буклет с подробными (но крайне занудными) описаниями баталий. Того же 31 октября наш генерал Пальменбах написал Фермору, что Кольберг взять ему не удалось и он отходит от города. Российская кампания 1758 г. завершилась. Но публике показалось, что неиллюзорный успех австрийского оружия («102 трофейных орудия и 30 знамен») должен быть как-то развиваем далее, ноябрь в Саксонии обещал быть горячим. Газеты подогревали интерес, например Нюрнберг сообщал через неделю после баталии: «До одержанной графом Дауном победы при Гохкирхе столь мало было надежд освободить Саксонию, что командующий имперской армией принц Цвейбрюккен уже было разослал циркулярное письмо по городам Франконии с требованием предоставить ему зимние квартиры. Однако ныне оба военачальника приняли решение кампанию продолжать и действовать соединенными силами, дабы максимально использовать успех сей славной баталии». Но в ноябре случился такой подвыверт войны, который мало кто ожидал. Газеты пророчили либо прогон прусской армии до Силезии, либо осаду Дрездена, а может, и то и другое. Действительно, 1 ноября армия Фридриха под давлением противника перешла пограничную между Саксонией и Силезией реку. Однако вместо осады случилась катастрофа: «В ночь на 10 ноября комендант несчастного города Дрездена учинил такое бесчеловечие, которому не найти примера не то что у христиан, но даже у самых лютейших варваров. Сперва приказал он наполнить дома в предместьях порохом и соломой, а жителям не только запретил выходить на улицу под угрозой смерти, но даже выглядывать в окна, за что было обещано стрелять по ним. В третьем часу ночи был дан сигнал пушечным выстрелом, и тут же разъярившиеся солдаты прибежали со всех сторон с факелами, поджигая стоящие на старом гласисе дома». Сожжение предместий обычное дело, это преддверие формальной осады, подумали петербуржские обыватели. Ждем-с. Но вместо журнала осады получили датированную 22 ноября новость, своей жестяной сухостью напомнившую печальные моменты начала года: «Кампания нынешнего года в Саксонии завершена совершенно. Позавчера главная австрийская квартира еще была в Берггисхюбеле, но полагают, что полки Дауновой армии на днях вступят в Зацский, Лейтмерицский и Юнг-Бунцлавские округа. Хотя в эту кампанию оба наших предприятия – против Дрездена и Нейсе – были неудачны, однако сейчас делаются все приготовления, чтобы в следующем году заблаговременно начать кампанию двумя армиями».
Описание действий шведской армии с самого начала года не подавало отечественному читателю ни малейшего повода для оптимизма.
Спокойное пребывание армии на зимних квартирах зависело только от состояния окруженных топкими болотами рек Пены и Требель, и оное ныне сделалось тревожным, ибо незадолго перед Рождеством ударил такой необычайный мороз, что конница начала свободно переходить Пену по льду. Поэтому расположенные на помянутых реках города Анклам, Деммин и другие места защищать стало невозможно.
В город Висмар вошло 3000 человек прусского войска. На Росток наложено контрибуции 100 000 талеров, на Гюстров 80 000 и на Рыбниц 20 000 талеров.
Фельдмаршал пишет, что, прибыв в Штральзунд, застал он в городе лишь небольшую часть армии, а остальная ретировалась на остров Рюген, оставив Анклам, Деммин и прочие города, которые тотчас же пруссаки и заняли. Ныне трудятся над тем, дабы обстоятельства поправить, а затем начать военные действия, хотя бы и не наступательно, а оборонительно – но не так, как нынче нашей армии приключилось.
24 марта напечатана была подробная статья о приготовлениях майора Брауна к храброму отпору пруссакам в пенемюндском шанце – а на другой день получили мы через частные письма, что оный сдался в плен.
Взлетело на воздух судно с 3000 центнеров пороха, вставшее по причине льдов у острова Готланд. Взрыв был столь силен, что на расстоянии до 20 миль посчитали его за легкое землетрясение, пока не уведомились об истинной причине. Больше всего печалит то, что судно направлялось в Штральзунд, где ощущают в порохе некоторый недостаток.
В ночь на Рождество Христово тридцать человек под командой унтер-офицера захватили магазин с собранным прусскими гусарами сеном, кое успешно вывезли в Анклам.
В такой день, конечно, писать в реляциях о, например, удачном вырезании неприятельского поста было бы просто неприлично. А тут сено, предмет вполне рождественский, вертепный. Политес, это, конечно, хорошо, но читатель уже начал понимать, что шведы – крохоборы, коли в своих публичных реляциях поминают как успех такие вот акции. Ждать от них хорошего действа не приходится. Да, они пытались надувать щеки, опубликовав в Стокгольме реестр состояния вооруженных сил королевства. «Шведская военная сила на сухом пути состоит ныне из 82 522 человек, а именно 7000 конницы, 3150 драгун, 13 800 вербованных солдат, 24 211 пехоты и 34 361 человек запасных войск». Ну, «запасные войска» – это крестьяне, растящие хлеб за себя и мобилизованного соседа, их трогать нельзя, иначе голод. Но все равно набирается 48 000 готовых штыков и сабель —а между тем померанская группировка из года в год пытается решать задачи по демилитаризации Пруссии силами 15−18 тысяч человек, а остальные для чего-то приберегаются.
Весной шведы начали мусолить тему своего скорого выступления в поход. «Блокировавшее Штральзунд со стороны суши прусское войско ночью на 18 июня внезапно из Шведской Померании ретировалось, взяв с собой почти все найденные тут телеги и фуража на четыре дня. Причин тому пока мы не знаем, но походом своим они сильно поспешают. Мы начали потихоньку возвращать с острова Рюген свои войска, хотя кавалерию быстро оттуда перевезти никак невозможно. За город выслано несколько команд, но предпринимать серьезные операции пока тут не собираются, ожидая прибытия сикурса из Швеции». Затем бурные события лета на главных фронтах Семилетней войны вытеснили известия о шведских поползновениях в сторону Берлина сначала в «подвал», как материал третьего сорта, они сильно редуцировались, а чаще просто снимались с номера, если одновременно поступали объемные сообщения о сражениях австрийцев, рейдах англичан и осадах пруссаков. Далее редактор справедливо рассуждал, что давать статейку о шведских стычках с гусарами месячной давности у никому не известных деревень уже и нет резона. Шведы всплыли в газете только в октябре, причем со старой песней: «Из Деммина и Анклама уведомляют, что шведские гарнизоны по получении известия о приближении пруссаков ретировались. В городке Лойце местные жители храбро оборонялись и многих пруссаков побили, но последние потом их дочиста ограбили. Пруссаков насчитывают до двух тысяч человек, они разъезжают по Шведской Померании и отгоняют скот».
Как ни странно, но в конце ноября, когда уже абсолютно все армии Европы расходились или уже встали по зимним квартирам, внезапно пришло сообщение из еще действующей, оказывается, шведской армии, от 21‐го числа: «Отряд подполковника Гюльденера атаковал противника, да с такой храбростью, что обратил его в бегство после краткого сопротивления. С нашей стороны убитых нет, только слегка ранен капитан Кампфер и несколько рядовых. У пруссаков убит один гусарский унтер-офицер, двое рядовых и нестроевой чин; захвачены три лошади, а на телеге найдены разные обозные вещи и тюк сена». Шведы всегда выглядели людьми со странным восприятием масштаба событий, но тут просто превзошли сами себя, устроив торжественный вход в лагерь под музыку и орудийный салют с трофеями выигранного «сражения» – ботинком (левым черным смазным, средней плепорции) и слегка дырявым чулком, о чем неотменно была составлена обстоятельная реляция для местной и международной прессы. Сеном начали год, сеном и закончили. Это было последнее «боевое» сообщение в «Санкт-Петербургских ведомостях» за 1758 г. Последний месяц года прошел в освещении того, кто где встал на квартиры и куда протянул кордоны, а также новым раундом нытья о граблении пруссаками Мекленбурга и Саксонии.