Первый вопрос, что приходит в голову современному человеку, засевшему за подшивку «Ведомостей»: а почему дается столь мало новостей из нашей Заграничной армии? В январских выпусках вроде бы все отлично, идут потоком торжествующие реляции о бескровном занятии Восточной Пруссии, о приведении ее жителей к российской присяге, о достижении договоренностей («капитуляций»), как дальше мы будем жить с пруссаками и т. п. Далее почти каждый номер открывается каким-то правительственным сообщением, но где же вести из Кенигсберга, Торуня, Мариенвердера? Хотя бы самые лаконичные, типа «у нас все хорошо». Но их нет. «Через Нойхофф третьего дня прошла рота ганноверских солдат с одной пушкой, а куда направляются, того они сами не знают» – вот такого порядка сообщения есть, а стотысячная русская армия как в воду канула. И к открытию кампании так и не появилась. Тому виной несколько накладывающихся друг на друга причин. Во-первых, с началом войны было решено, что вместо пестрого ассорти разнообразных армейских новостей в столице будет печататься отдельным изданием «Журнал о военных действиях российской императорской армии», причем об этом спохватились уже в разгар кампании и первый материал в оном датируется началом июня 1757 г.[775] Журнал издавался не регулярно, а по мере накопления записей о происходящем и присылки их в столицу на конфирмацию. Там рукопись основательно чистили от всего предосудительного и утверждали в различных инстанциях. Живость изложения, конечно, при этом утрачивалась. Таким образом, в академической типографии получали утвержденный текст, но о действиях армии не сочиняли сами ничего. Вся подборка журнала сразу после войны была переиздана в виде книги, причем издатели даже не попытались исправить хотя бы самые явные неточности, вполне простительные в военное время (например, вошло в книгу утверждение, что на Егерсдорфской баталии убит граф Дона, хотя в 1757 г. почти сразу же уведомились, что он жив). Во-вторых, при армии не было ни единого человека, сколь-нибудь похожего на корреспондента. Писать партикулярно на родину не воспрещалось, но насколько нам сейчас известно, никто не дерзнул излагать родственникам или друзьям (пускай даже с просьбой держать в тайне) сколь-нибудь связно ход кампании. Случайная выборка, представленная в книге Д. А. Сдвижкова «Письма с Прусской войны», подтверждает, что россиянам было несвойственно эпистолярно подниматься выше своих личных переживаний, которым движения армий служат лишь фоном.
В-третьих, в России было категорически запрещено (об этом можно утверждать точно, хотя и без опоры на письменный источник) использовать что-либо из иностранных газет при обращении к теме наших военных усилий в Европе. Про лай англичан мы упоминали, но можно также предположить, что в газетах Данцига и Варшавы за время пребывания наших войск в Польше накопилось достаточно материала, дающего интересный сторонний взгляд на пришедших издалека людей. К сожалению, использовать их было запрещено. О ценах на хлеб на данцигской бирже пишите, о варшавском сейме – пожалуйста, а вот дать самую невинную заметку типа «в Данциг зашел русский фрегат „Архангел Михаил“» нельзя, не положено. Насколько мне известно, подшивки польских газет эпохи Семилетней войны в плане поиска в них «русских» материалов серьезным образом у нас не обработаны.
Качество и полноту информирования российского обывателя «Журналом военных действий» мы рассматривать не будем, это отдельный законченный труд, причем более ведомственный отчет, а не журналистская работа. Тем не менее в газете, в основном ее блоке, порой проскальзывали некоторые материалы, имеющие отношение к армии. Так, любопытно сообщение от 23 января (4 февраля): «Прусская артиллерия, захваченная при одержанной победе 19 августа прошлого года близ деревни Гросс-Егерсдорф, ныне доставлена сюда и провезена с полагающейся церемонией мимо Зимнего дома в арсенал. Оная артиллерия состоит из трех пушек 24-фунтовых, пяти 12-фунтовых, семнадцати 3-фунтовых и трех гаубиц калибра 30 фунтов». Здесь примечательно то, что все цифры абсолютно совпадают как с отчетом Левальда о потерях в артиллерии, так и с перечислением взятых трофеев в реляции Апраксина, вот какова была щепетильность. Могла быть провезена и мемельская крепостная артиллерия, да только судно с ней потерпело в октябре 1757 г. крушение у побережья острова Даго, орудия не успели поднять и доставить в Петербург к церемониальному провозу трофеев. Любопытен материал от 6 (17) февраля, начинающийся словами «Недавно опубликованным печатным указом было всем наикрепчайше запрещено по нынешним военным обстоятельствам дерзать что-либо вымышлять, пускаться в рассуждения и разглашать разные безосновательные сведения о не касающихся их политических и военных делах…». Материал достаточно объемный и касается того, что слухам о том, что «полки Обсервационного корпуса ничем не снабжены, недостает великого числа людей, нет лошадей, амуниции, и более всего не хватает ружей», верить не следует, и далее оным претензиям по пунктам дается опровержение[776]. В оценке вышеприведенной статьи (давайте пока называть сей текст так) я приглашаю читателя занять понимающую позицию. Корпус был создан с нуля, получил не только новую артиллерию и штаты, но и во множество вещей и предметов солдатского быта П. И. Шуваловым в порядке эксперимента были внесены большие и малые изменения. Все новоинвентованные артикулы приходилось делать с нуля, а не просто заказывать доставку с армейских складов. Соответственно, с осени 1756 и до начала 1758 г. люди ходили кто в чем, а то и вовсе без некоторых вещей, а между тем корпус уже двигался на войну. Закрывающая поставки ручного оружия шеститысячная партия мушкетов была отправлена в полки только в январе 1758 г. Так что все утверждения сей статьи в принципе верны: да, корпус титаническими усилиями удалось быстро создать и снабдить всем потребным, но также был и некоторый период времени (больше года), когда слухи о нехватке тех или иных статей снабжения имели под собой реальную почву.
Число российских мемуаристов Семилетней войны крайне невелико. Тем более удивительно, что один из них в 1758 г. поимел тройное счастье, связанное с газетой. «11 мая по представлению генерал-фельдцейхмейстера кавалера графа Петра Ивановича Шувалова ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО всемилостивейше пожаловать изволила Матвея Муравьева в подполковники из майоров». Более того, в «Журнале армии» как раз в эти майские дни Матвей Артамонович тоже был помянут, единственный раз за свои две кампании: «13 мая возвратился к армии инженер-майор Муравьев, ездивший от местечка Хойницы до померанской границы для осмотра местности и выбора лагеря». Вот было радости родне, иные офицеры вообще себя ни в каких списках так и не увидели. А избежать попадания в некоторые реестры и стало третьей удачей подполковника Муравьева. Мы подходим к самому страшному и тяжелому, что только мог прочитать российский обыватель за этот год. В 1757 г. было решено собрать с участвовавших в Гросс-Егерсдорфской баталии полков сведения об убитых и раненых офицерах. В столице решили, что сей список можно напечатать в Прибавлении к газете, благо убитых немного, а большинство ранены легко. Точно так же решили поступать и далее, и вот 25 сентября 1758 г. в «Ведомостях» появилось рекламное объявление:
В академической книжной лавке продается именной список генералитета и офицеров, которые в бывшую 14 августа при Фюрстенфельде баталию убиты, безвестно пропали и ранены. На немецком и русском языках, стоимость десять копеек.
Все, кто имел родственников и друзей в Заграничной армии, конечно, побежали в лавку, и можно только представить, как падало сердце, когда вместо прошлогодних четырех листочков приказчик выдавал в руки пухлую тетрадь, набитую одними только именами!
Следует предупредить читателя, что список хоть и велик, но далеко не полон: отсутствуют, например, попавший в плен польский волонтер князь Антоний Сулковский, нет будущего генерал-майора Александра Торсукова, нет в ведомости Шлиссельбургского полка пропавшего без вести (плененного) поручика Александра Анненкова (в будущем предводитель сумского дворянства, он сообщал о плене в письме родителям), не показан раненым Петр Ртищев – а мы знаем об этом из частного письма («в правый бок насквозь ранен и отправлен в Марианвердер»). Совершенно непонятно, почему пропущены взятые в плен полковник Фуллертон из Невского и Ганзер из Новгородского пехотных полков, фигуры-то не маленькие. И наоборот, совершенно понятна ситуация с тяжелораненым секунд-майором князем Александром Прозоровским: он был не при своем полку, а в штабе дивизии Голицына и, получив первую помощь, уехал в тыл, его сразу во 2‐м Московском полку (в баталии не участвовавшем) никто не хватился. Аналогичен случай полковника Вологодского полка фон Егерсдорфа, обнаруженного вышеупомянутым Прозоровским лежащим тяжелораненым в коляске, куда последний забрался согреться. Вологодцы не были на баталии, и рапорта, соответственно, с этого полка не затребовали. А вот про Степана Ржевского в его родном Пятом мушкетерском вспомнили и внесли, с припиской «…бывший при генерал-лейтенанте Чернышеве». Оригинально поступил Иван Неронов, при всеармейской переписи не сказавшийся контуженым ради непопадания в печатные списки, чтобы родители дома не волновались, «а то б вы опечалились и думали, что рана смертельная». Есть еще несколько фамилий пропавших без вести офицеров, помянутых в первичной реляции, но отсутствующих в поименном списке; хочется надеяться, что они вернулись к своим полкам. Также в выявлении недостающих имен хорошо помогают офицерские «сказки». Так, премьер-майор сибирского Олонецкого полка Василий Арбеков пишет, что в молодые годы «был ранен пулей в бок при Цорндорфе» – а в списках никаких Арбековых нет.
Можно только попытаться представить шок в Петербурге, затем распространившийся волнами по всей России, при опубликовании имен почти тысячи близких, родных или знакомых людей. Да, конечно, год назад также был опубликован поименный перечень, но там было всего 273 фамилии, а не 931. Учитывая вскрытые лакуны, это число надо смело увеличивать на 10−20 процентов. Первую цифру можно заложить на пропавшие по недосмотру фамилии, а вторую с учетом того факта, что ни один гусарский и казачий полк не подал именные реестры, хотя легкие войска в сражении участвовали и несли потери.