Команда минеров, руководимая гардемарином Майером, провозилась с закладкой минного заряда до 12 января. К шести часам утра в понедельник все подразделения были на местах, но матросы все еще продолжали работать в минной галерее в полной темноте, поскольку огонь зажигать было нельзя. В семь часов началась артиллерийская подготовка: одни орудия расширяли брешь в стене, другие бомбардировали внутреннее пространство крепости гранатами. Наконец в 10 часов 30 минут полковник Рутковский доложил командующему о завершении минных работ. Взрыв, а с ним и начало штурма были назначены на 11 часов 20 минут.
Части были выведены на исходные позиции совсем близко от крепости. Существовал риск, что куски стены в момент взрыва могли упасть в траншею, где находились штурмующие, но иначе нельзя – необходимо было воспользоваться замешательством противника после взрыва, которое должно продлиться недолго; несколько минут промедления могли оказаться решающими.
Напряжение нарастает. Скобелев сидит в походном кресле перед траншеей. Его просят уйти, не рисковать; он не слышит. Офицеры смотрят на часы. Поручик Черняк, бледный от волнения, держит в руках концы проводов. Раздается негромкая команда: «Поручик Черняк, приготовьтесь. 30 секунд осталось.» На стенах крепости никого нет – текинцы, видимо, взрыва не ждут. И вот: «Взрывайте!»
Земля дрогнула. глухой подземный гул. Черная густая масса камней, земли и пыли высоко поднялась над стеной. и с грохотом рухнула на землю.
Как и предполагалось, многих солдат штурмового отряда засыпало и контузило, но те, что остались невредимы, с нарастающим «Ура!» ринулись в огромный пролом. Одновременно в артиллерийскую брешь бросились солдаты Апшеронского батальона, того самого, который две недели назад лишился знамени. Текинцы довольно быстро оправились от первого потрясения. Слово участнику штурма А.Н. Маслову: «Кучка удальцов, текинцев, теснясь во внутреннем рву, бросились очертя голову отбивать обвал, и между обеими сторонами завязалась перестрелка в упор и рубка шашками… В это время охотники Воропанова уже взобрались за правый парапет и, то перестреливаясь, то схватываясь холодным оружием, наступали по стене. На позиции музыка играла марш и стройно, с барабанным боем подступали резервы… В толпе солдат и офицеров, теснившихся на вершине и по скату обвала, раздалось громкое, бешеное «Ура!», сверкали штыки и сабли, в облаке дыма и пыли развевалось ширванское (Ширванского батальона. – Е. Г.) знамя. Раздавались крики «Туров[297] сюда подавай! Орудие, орудие сюда!» – и саперы с лихорадочной быстротой, бросая в толпу землей, расчищали лопатами въезд и площадку для орудия. Поднесли туры и мешки. Артиллеристы, перетащив на руках горные пушки через высокую плотину, тянули их к обвалу..
Во рву располагался перевязочный пункт. Наконец-то войска увидали внутренность Денгиль-Тепе!»[298]
Поскольку все защитники Денгиль-Тепе бросились к двум брешам, колонна подполковника Гайдарова взобралась в крепость по штурмовым лестницам, не встретив никакого сопротивления. Эти свежие силы напали на текинцев с тыла. «Подавленные наступлением со всех сторон, – продолжает Маслов, – не зная, куда идти на помощь, текинцы наконец дрогнули, и массы их бросились бежать, увлекая за собой храбрых..
Главное направление бегущего неприятеля было на север, но многие бросались и в другие стороны, через все выходы, куда попало… Видно было только, как эти могучие, широкоплечие фигуры повернулись почти разом, и по спинам в разноцветных халатах с самого близкого расстояния была открыта учащенная пальба на выбор, от которой они целыми кучами, как скошенные, падали между кибитками. Это была победная, торжествующая пальба, и что-то сухое, не допускающее пощады слышалось в этих перекатных залпах»[299].
Скобелев внимательно следил за боем, и был момент, когда он собрался сам вести резерв на помощь колонне полковника Козелкова, встретившей сильное сопротивление возле артиллерийской бреши – в этом месте текинцы ожидали штурмующих. Его удержали, чуть ли не силой, адъютант Баранок и командир колонны Козелков.
Победа была полная, хотя солдатам до самой темноты пришлось заниматься так называемой зачисткой крепости. Не все защитники ее убежали, часть спряталась в ямах и кибитках, откуда то и дело раздавались выстрелы. Найденных в тайниках уничтожали. В одной из кибиток было обнаружено и знамя Апшеронского батальона. Вся боевая операция заняла два часа.
Вслед за убежавшими Скобелев послал казаков и драгун, которые преследовали беглецов верст пятнадцать, расстреливали их и рубили шашками. Женщин и детей вернули в Денгиль-Тепе.
Потери текинцев были огромны. Из 30–35 тысяч человек, находившихся в крепости в начале осады, погибло, по данным Скобелева, около 8 тысяч. Среди погибших немало было женщин и детей. Русские потеряли убитыми 4 офицеров и 55 солдат и унтер-офицеров. Среди погибших был и молодой гардемарин Майер, превосходно выполнивший минирование стены и доказавший Скобелеву надежность этого способа взятия крепостей. Всего, включая раненых, выбыло из строя 398 человек.
Желая как можно чувствительнее наказать непокорный народ, Скобелев разрешил своим солдатам три дня брать в кибитках все, что им понравится, за исключением продовольствия и фуража. Веря в несокрушимость своей крепости, за стенами которой они уже однажды отбились от русских, текинцы собрали здесь жен, детей, часть скота, весь свой домашний скарб и большие богатства, награбленные в Персии и Бухаре. Самой большой популярностью у солдат пользовались ковры превосходной ручной работы.
Через три дня Скобелев отправил отряд Куропаткина в сторону Ашхабада и других кишлаков оазиса, чтобы привести их к покорности, использовав в полной мере деморализующий эффект падения такой неприступной крепости, какой казалась туркменам их Денгиль-Тепе. Кроме того, в населенные пункты Ахал-Текинского оазиса было послано воззвание: «Объявляю всему ахалтекинскому населению, что силою войск великого моего Государя крепость ваша Геок-Тепе взята и защитники ее перебиты… Войска могущественного белого Царя пришли сюда не разорять жителей Ахал-Текинского оазиса, а, напротив, умирить и водворить в них полное спокойствие с пожеланием добра и богатства»[300].
Вместо двух лет, предусмотренных планом, экспедиция продлилась девять месяцев; было выпущено 5604 снаряда, 224 ракеты, использовано около 300 тысяч патронов; территория империи увеличилась на 28 тысяч квадратных верст.
На следующий день после штурма на самом высоком месте, на холме в центре крепости, была отслужена панихида по погибшим в двух штурмах и во время осады.
В день штурма начальник штаба Кавказской армии генерал Павлов высадился в Красноводске – не зря Скобелев так торопил своих инженеров и минеров.
16 января из Тифлиса пришла депеша от Великого князя Михаила Николаевича с текстом телеграммы Государя: «Благодарю Бога за дарованную нам полную победу. Ты поймешь мою радость. Спасибо тебе за все твои распоряжения, увенчавшиеся столь важным для нас результатом. Передай мое сердечное спасибо всем нашим молодцам. Генерал-адъютанта Скобелева произвожу в полные генералы и даю Георгия 2-й степени. Прикажи поспешить предоставлением к наградам. Алегссандр»[301].
Не ошибся император в своем Мише. А Миша торопился со взятием туркменской крепости, будто знал, как мало времени оставалось жить его Государю.
Покончив с Геок-Тепе, Скобелев направил свои мысли в сторону Герата и Мерва, но 20 января получил предписание от военного министра Д.А. Милютина: «Необходимо строго держаться двух условий: 1) не допускать ни под каким предлогом движения войск к востоку за пределы Текинского оазиса и 2) отнюдь не нарушать неприкосновенности персидской территории»[302]. Для Скобелева это был неприятный сюрприз. Следующий сюрприз преподнес генерал Павлов, сообщивший 2 февраля о расформировании скобелевского отряда. Тут уже чувствовалась рука Великого князя Михаила, не любившего молодого генерала от инфантерии. Больше в кавказских владениях его терпеть не хотели. А дальше была трагедия 1 марта, и уже 28 марта Скобелев сдал командование войсками новому начальнику Закаспийской области генералу Рербергу.
Часть втораяУстроение края
Организация завоеванного пространства
После массированного продвижения русских в глубь Средней Азии в 1860-х гг. перед правительством России возникла проблема административного устроения огромной завоеванной территории. Если в начале 1860-х гг. граница Российской империи проходила по северной кромке казахской степи, то теперь она сдвинулась более чем на 3 тысячи километров (верст) к югу.
В 1865 г. по повелению Императора была сформирована Степная комиссия, которая должна была тщательно и всесторонне обследовать вновь завоеванные земли с точки зрения демографии, этнического состава населения, его экономического, а также административно-политического состояния. Предварительные данные работы комиссии, возглавленной статским советником Ф.К. Гирсом, были опубликованы уже через два года. На основе собранной информации предполагалось разработать Положения по управлению Степного края и Туркестана, то есть собственно Средней Азии[303].
В марте 1867 г. Император Александр II повелел создать Особый комитет для рассмотрения предложений Степной комиссии и выработки решения по организации управления новыми российскими землями. Комитет возглавил военный министр Д.А. Милютин, кроме него членами комитета были назначены лица, хорошо знакомые со среднеазиатскими делами, в том числе оренбургский генерал-губернатор Н.А. Крыжановский, начальник Главного штаба Ф.Л. Гейден, директор Азиатского департамента МИДа П.С. Стремоухов, генерал-майоры М.Г. Черняев и Д.И. Романовский. Уже в апреле того же года комитет доложил Государю о своих решениях. Предлагалось: 1) выделить Туркестанскую область из Оренбургского генерал-губернаторства; 2) учредить новую самостоятельную административную единицу – Туркестанское генерал-губернаторство в составе дву