Де Голль говорит, что Сталин, вероятно, иногда обижает Черчилля.
Сталин говорит, что иногда он обижает Черчилля, а иногда Черчилль его обижает. Когда-нибудь будет опубликована переписка между Черчиллем и им, Сталиным, тогда де Голль увидит, какими посланиями они иногда обменивались».
После этого, по-видимому, возникло неловкое молчание, а затем Сталин внезапно задал де Голлю вопрос, когда тот намеревается вернуться во Францию. Де Голль ответил, что рассчитывает уехать через два дня.
После не совсем относящегося к делу разговора об авиационном заводе, который посетили французские гости, де Голль заметил, что он очень сожалеет, что не имеет возможности заключить двусторонний франко-советский договор и что придется начинать переговоры о тройственном пакте. Он понимает политику Сталина в польском вопросе, но ему совершенно неясно, что представляет собой Польский комитет национального освобождения.
Атмосфера, в которой закончилась встреча, была весьма прохладной.
Позднее в тот же день Бидо нанес визит Молотову и сказал, что с Польским комитетом национального освобождения, по-видимому, произошло некоторое «недоразумение». Так или иначе, де Голль намечает встретиться на следующий день с руководителями этого комитета. Молотов выразил надежду, что такая встреча изменит положение, и сказал, что тем временем он вместе с Бидо поработает над проектом франко-советского пакта.
Берут, Осубка-Моравский и Роля-Жимерский были приняты де Голлем и имели с ним беседу. В результате де Голль перед отъездом из Москвы согласился лишь послать в Люблин «неофициального» французского представителя, «вне всякой зависимости» от подписания франко-советского пакта.
На приеме в Кремле в последний вечер пребывания де Голля в Москве поведение Сталина характеризовалось некоей смесью грубости и добродушия («У него был такой вид, будто он очень мало считается с нами», – заметил позднее один из французских гостей), и лишь после того, как охваченный гневом де Голль демонстративно покинул прием, русские наконец решили подписать франко-советский пакт без компенсационного польского «условия».
Для де Голля франко-советский пакт имел важное значение как часть той «независимой» французской политики – политики «между Востоком и Западом», – которую он и Бидо после его ухода в январе 1946 г. пытались (безуспешно) проводить в течение двух лет после войны.
Глава XIIНекоторые новые проблемы, возникшие в конце войны
Раненые красноармейцы слушают патефон во время лечения в госпитале
Последние три месяца 1944 г. ознаменовались рядом военных операций советских войск, готовившихся к окончательному наступлению на фашистскую Германию, которое развернулось в январе – мае 1945 г.
На севере Красная Армия вступила на территорию Прибалтийских республик. К концу октября все три Прибалтийские республики были освобождены от немцев, за исключением территории Курляндского полуострова (находившиеся там 30 немецких дивизий оставались в мешке до конца войны). К этому времени Красная Армия заняла территорию площадью более 500 кв. км в Восточной Пруссии. Началось великое бегство немецкого населения из Восточной Пруссии. Многие бежали в Кенигсберг, другие – дальше на запад.
Бои за эти небольшие куски немецкой территории были исключительно упорными. Русские сталкивались с очень сильным сопротивлением немцев также в Словакии и Венгрии, где Красная Армия продвигалась гораздо медленнее, чем в Румынии. Будапешт пал только 13 февраля 1945 г.
В Польше в сентябре фронт более или менее стабилизировался, но все ожидали, что завершающий удар по фашистской Германии будет нанесен именно с рубежа реки Вислы.
На Сандомирском плацдарме к югу от Варшавы продолжались тяжелые бои. Немцы атаковали здесь с большим упорством. Солдаты Красной Армии начали проявлять нетерпение, и у них стали зарождаться подозрения. В ноябре 1944 г. мне показали письмо одного солдата, воевавшего «где-то в Польше», по-видимому на Сандомирском плацдарме. В своем письме этот солдат писал:
«Как и раньше, идем на Берлин. Правда, мы можем не попасть туда вовремя, но Берлин – это именно то место, куда мы должны прийти. Мы достаточно вынесли, и мы заслужили право войти в Берлин. Наше «военное звание» дает нам на это право, а союзники такого права не имеют. Они, вероятно, этого не понимают, но фриц прекрасно понимает. Отсюда то отчаянное сопротивление, с которым мы сталкиваемся. Они обстреливают нас утром, днем и ночью и, наверное, притащили сюда все, что имели на Западе. Они явно предпочитают, чтобы их побили союзники, а не мы. Если так случится, это будет для нас по-настоящему обидно. Я, однако, верю, что вы скоро услышите от нас хорошие вести. Гнев и жажда возмездия у наших ребят после всего виденного сейчас сильны, как никогда. Даже в дни отступления у них не было такого настроения…»
Однако вопрос о том, кто первым войдет в Берлин, превратившийся в навязчивую идею у многих советских солдат, теперь уже считался не военным, а дипломатическим вопросом, который следовало решить в пользу русских.
Пожалуй, можно утверждать, что Красная Армия в целом была готова скорее потерять тысячи солдат в битве за Берлин, чем допустить, чтобы англичане и американцы вошли туда раньше и с минимальными людскими потерями. По-видимому, русские считали важным с политической точки зрения, чтобы каждый немец помнил о том, что Берлин не был сдан добровольно западным союзникам, а был взят русскими в кровопролитном бою.
Во второй половине 1944 г., когда война шла к концу, возникло много новых вопросов, касающихся внешней и внутренней политики страны, а также ее культуры и идеологии. Особенность обстановки в СССР того периода заключалась в том, что колоссальные людские потери и страшные разрушения, произведенные отступающими немецкими войсками, а также тяжелые лишения и нужда, которые испытывало население как города, так и деревни, сочетались со всенародным чувством гордости и огромного удовлетворения достигнутой победой.
Перед Советским Союзом вставала колоссальная проблема восстановления хозяйства и не менее серьезная задача обеспечения роста народонаселения. По нынешним оценкам, Советский Союз к концу войны потерял в общей сложности примерно 20 млн. человек, в том числе не менее 7 млн. военнослужащих. Хотя точных данных не имеется, можно полагать, что в число этих 7 млн. входят примерно 3 млн. погибших в немецком плену. Кроме того, еще несколько миллионов человек гражданского населения погибло на оккупированной немцами территории, в том числе примерно 2 млн. уничтоженных евреев, не считая жертв немецких антипартизанских карательных операций. Только в Ленинграде умерло около 1 млн. человек. Сотни тысяч человек умерли во время эвакуации 1941 и 1942 гг. и в результате налетов немецкой авиации на беженцев и на города. Лишь в Сталинграде было убито примерно 60 тыс. человек гражданского населения.
Одним из характерных для 1944 г. явлений были новые положения в семейном праве, установленные Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1944 г. Эти нововведения преследовали две основные цели: воспрепятствовать «свободному сожительству» в послевоенный период и способствовать повышению рождаемости. Указом учреждался орден «Мать-героиня», которым награждались матери, родившие и воспитавшие десять и более детей, орден (трех степеней) «Материнская слава», которым награждали женщин, родивших и воспитавших девять, восемь или семь детей, и «Медаль материнства» (двух степеней), которой удостаивали матерей, родивших и воспитавших шесть или пять детей. Была установлена прогрессивная система выплаты денежных пособий.
Тем же указом вводилась гораздо более сложная, хлопотливая и дорогостоящая процедура развода. Самым спорным положением указа было положение о матерях-одиночках. Выплата алиментов им отменялась, хотя обратной силы это положение не имело. Для матерей-одиночек устанавливались денежные пособия, и они могли по желанию передать своего ребенка или нескольких детей на воспитание в соответствующее государственное учреждение, сохраняя право в любое время взять их к себе. Эти меры отчасти были продиктованы обстановкой военного времени, в условиях которой, особенно в зоне военных действий и на только что освобожденных территориях, установление отцовства было делом трудным и щекотливым. Кроме того, учитывая, что к концу войны женщин в СССР стало больше, чем мужчин, закон фактически поощрял женщин производить на свет внебрачных детей, полностью или в основном освобождая незамужних матерей от материальных расходов по их воспитанию. Указ от 8 июля 1944 г. не только устанавливал материальные льготы для беременных женщин и кормящих матерей, но вместе с тем вводил значительный налог на холостяков в возрасте старше 25 лет и сниженный налог на супругов, имеющих менее трех детей. Закон 1936 г., запрещавший аборты, оставался в силе и был отменен лишь через много лет после окончания войны.
Такой же важной, как рост народонаселения, стала в послевоенный период проблема восстановления экономики страны. Сотни больших и малых городов, тысячи деревень были целиком или частично уничтожены немцами, которые вывезли большое количество скота и сельскохозяйственной техники, и важнейшим вопросом, который стал обсуждаться в высших сферах СССР уже с 1943 г., был вопрос о том, каким образом обеспечить финансирование восстановления экономики. В принципе имелось три возможных источника такого финансирования: собственные, истощенные, как это было признано, ресурсы Советского Союза; большой иностранный заем – неизбежно у США; и, наконец, значительные по объему немецкие репарации товарами и такие же, но в меньшем объеме репарации союзников Германии (идеальным вариантом было бы сочетание всех трех источников).
Условия перемирия, заключенного с Финляндией и Румынией в 1944 г., представляли собой первый образец соглашения об ограниченных репарациях. Финляндия, например, обязалась выплатить репарации в сумме 300 млн. долларов в течение шести лет – позже срок выплаты был увеличен до восьми лет. На Ялтинской конференции Сталин предложил, чтобы Германия выплатила Советскому Союзу репараций товарами на сумму 10 млрд. долларов. Против этой цифры особенно сильно возражал Черчилль.